Римская цивилизация - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Виппер cтр.№ 83

Таким образом, военная громада, помогавшая состроить единоличную власть, становилась все более неподатливой и грозной для самого вождя. Он выдал солдатам после Талса из добычи, взятой с побежденных римских граждан, совершенно небывалые донативы: простым солдатам по 5 и 6 тысяч денариев (20 000 и 24 000 сестерциев), центурионам вдвое больше, военным трибунам и префектам вчетверо. Он раздал и продолжал раздавать военным, почти вплоть до нижних чинов, всевозможные должности. Число понтификов, преторов, квесторов было увеличено, и все эти должности заполнялись людьми недавней военной карьеры; бывшие командиры отрядов, под названием префектов в количестве 8, были назначены полицейскими приставами городских частей Рима, – явление совершенно небывалое и резко нарушавшее традиции, в силу которых в пределах столицы могли распоряжаться только выборные гражданские власти. Множество центурионов, т. е. унтер-офицеров, было посажено в сенат. Цезарь вообще трактовая сенат не как политическое учреждение: сенат стал местом пенсионирования, а звание сенатора превратилось в знак отличия, которого добивались с успехом подозрительные лица, в свое время изгнанные оттуда, или мелкие карьеристы вроде, например, профессиональных гадателей.

Наконец, обозначились признаки самого обидного и тяжелого для гражданского общества проявления торжества военных; открылась экспроприация владельцев в пользу награждаемых солдат, и начался тот самый переворот, которого так боялись в Италии со времени Суллы. Цезарь несколько раз торжественно повторял принципы аграрного наделения, положенные в основу закона 59 г., уверяя, что нигде не будут ни малейше затронуты интересы землевладельцев, что наделы ветеранам будут или выдаваться из казенной земли или покупаться у частных лиц при справедливом и полном их вознаграждении. Вначале он даже, по-видимому, старался селить военных колонистов разрозненно, чтобы устранить их корпоративность и не пугать окружающее население. Но потом он отказался от всех этих ограничений. Наделения военными ленами пошли тем же ходом, как при Сулле. Частных владельцев начали сгонять и отбирать у них участки без вознаграждения. Колонистов помещали сплоченными группами, чтобы держать в страхе окружающее, экспроприированное в их пользу населения. В стране их звали гвардией тирана, севшего в центре.

На все легла печать дерзкого торжества завоевателей. В первый раз в 46 г. император со своими солдатами держал триумф над гражданами, побежденными в междоусобии. Правда, официально значились торжества побед над галлами, Египтом, Понтом и нумидийцами. Но последний, африканский, триумф был явным торжеством над помпеянцами: Цезарь велел сделать для процессии карикатурные изображения погибших в Африке Метелла Сципиона и Катона. В 45 г., когда Цезарь триумфировал над последними врагами, разбитыми в Испании при Мунде, торжество над согражданами уже ничем не было прикрыто. В Риме народ был оскорблен этими сценами, но Цезарь больше считался с настроением своей ближайшей свиты.

Военные чувствовали себя господами положения. Когда Цезарь выбрасывал какую-нибудь блестящую подачку массе граждан, устраивал, например, общественный обед, среди солдат поднимался шум, и они негодовали, зачем добытые при их помощи суммы тратятся не на них. По всей вероятности во внимание к ревнивой жадности солдат Цезарь сократил главную выдачу римской бедноте: число получателей хлебного пайка сведено было с 320 000 до 150 000, и таким образом трата казны уменьшилась более чем вдвое. Среди всяких льстивых титулов и чрезмерных почестей, поднесенных Цезарю терроризованным сенатом, выдается возведение его в сан наследственного императора: это было выражением чисто милитаристских понятий, совершенно чуждых традициям гражданской республики; военные как будто бы хотели увенчать и упрочить этим титулом свое собственное господство в Риме и Италии.

Ввиду всего этого правительство Цезаря в 46-м и 45 г. никоим образом нельзя признать сильным. Номинально в Риме повелевал абсолютный монарх, которому предложили ходить в царской одежде и царских сапожках, носить венец, именоваться полубогом, сидеть на золотом табурете, возить в процессиях собственную статую, сделанную из слоновой кости; он мог обходиться в важнейших случаях государственной жизни без одобрения сената и народа, мог назначать почти на все должности. В действительности же он зависел и от тех беспокойных корпораций, в которые превратились легионы, и от штаба своих военных фаворитов; между ними он вынужден был распределять должности, и они составляли по большей части его тесный совет. На вершине своего успеха Цезарь был в странном положении: у него не осталось никакой опоры против того самого элемента, который дал ему победу.

Все более и более отклонялся он от своих старых союзников, демократов. В последний раз он сделал уступку римским, пролетариям в 47 г. Но затем пошли репрессии. Новый полицейский режим, с его городскими префектами, заимствованными из Александрии, был несовместим с существованием независимых политических клубов и союзов, и Цезарь повторил меру, принятую в 63 г. консервативным сенатом: он закрыл большую часть коллегий, оказавших ему неоценимые услуги в 50-х годах и еще раз игравших такую важную роль в социальных волнениях 48-го и 47 г. В то же время, как мы видели, сокращена была также раздача хлеба столичному населению. Крестьянству, сельской демократии, также нечего было ждать от цезарианства после его перехода к экспроприации Италии для устройства военных ленов.

От старой программы партии популяров остались только слабые воспоминания. Они, может быть, отразились в двух epistolae ad Caesarem senem de republica, приписывавшихся обыкновенно историку Саллюстию. Есть мнение, что это вовсе не проекты или советы, действительно поданные Цезарю во время его диктатуры, а только литературные упражнения на тему о социальных реформах в монархии, написанные, пожалуй, даже в более позднее время. Знатоки Саллюстиева стиля и историко-моралистической манеры, может быть, согласятся признать «Письма к Цезарю» подлинными произведениями автора Югуртинской войны и заговора Катилины: между прочим, в них повторяется знакомая нам из исторических его работ враждебная оценка износившейся и политически негодной римской аристократии. Пельман в своей «Истории античного коммунизма» идет гораздо дальше: он находит в «Письмах» отзвуки классовой борьбы, объявленной в свое время демократической партией, и вместе с тем предложения социального переустройства в духе демократии. Но, кажется, что это одна из самых неудачных попыток современного историка констатировать существование социалистической программы в Риме. В «Письмах к Цезарю» повторяется лишь несколько раз с однообразием, свойственным моралистическим прописям, фраза: «Отними у денег силу и почет, которыми они окружены в обществе» Встречаются и вариации. Например: «Пусть исчезнут роскошь, виллы, картины, блестящая обстановка, кутежи, пусть погибнет все это зло вместе с тем значением, которым пользуются деньги». Или: «Надо устранить на будущее время ростовщика, чтобы всякий из нас был независим в своем имущественном положении. Простейший путь к этому состоит в том, чтобы общественная власть служила не кредитору, а народу». Или автор предостерегает Рим от участи государств, погибших от жадности и роскоши и т. п. Трудно понять, что предложил бы он на практике для «сокращения силы денег», да это и не интересно; так бедна его социальная мысль, если только можно назвать ее социальной.