Признаться, не ожидал я такого эффекта. Надеялся глаз уроду обварить, а получилось вон чего.
Яд уже достиг плеча мутанта, когда тот поднял на меня взгляд, полный жгучей ненависти.
– Т-ты! – взвыл он, замахиваясь на меня паяльной лампой.
Но скорость у него уже была не та. Он, конечно, ударил, метя мне по голове, но я встретил его ударом обеих ног в грудь. Непростое это дело – драться вися на цепи, но жить захочешь и не такое изобразишь.
Удар получился слабым, скорее не Охтыжу какой-то ущерб нанес, сколько меня назад отбросил. Но все, что не делается, как известно, к лучшему. Паяльная лампа просвистела мимо моего лица, не причинив мне никакого вреда. А мутанта занесло в сторону. Он покачнулся, сделал два шага назад и неловко завалился на разделочный стол, на котором, видимо, расчленил немало людей. Но сегодня его карьера повара-каннибала закончилась навсегда. Сейчас мутант вяло извивался, скреб длинными ногтями пропитанную кровью древесину, пытаясь подняться, в то время как яд Рудика разделывал его неторопливо и обстоятельно.
Я смотрел, как с костей Охтыжа стекает размякшая плоть… Как из его ужасного рта выпадают зубы… Как из-под передника вываливаются и шлепаются на пол кишки… Можно было уже пытаться освободиться, но я смотрел, невзирая на режущую боль в запястьях – и почти видел, как бесплотный, но вполне себе живой Рудик убивает эту тварь, которой просто не должно было быть на этом свете…
Через несколько минут все было кончено. Вместо одноглазого мутанта на разделочном столе лежал скелет, облаченный в мятую, сырую одежду, насквозь пропитанную дурно пахнущей слизью – жуткая вонь от заживо разложившегося трупа медленно, но верно распространялась по кухне.
Что ж, теперь было пора подумать о том, как сняться с крюка. Я попытался закинуть ноги на цепь… Не получилось. Слабоват я оказался для таких экспериментов после череды утомительных и болезненных приключений.
Тогда я просто начал раскачиваться, шипя от боли в запястьях – с каждым движением кожаные ремни всё глубже врезались в кожу. Но я не оставлял попыток, и наконец зацепился ногами за разделочный стол… И тут же сорвался. И попытался снова, серьезно опасаясь, что от боли в кистях сейчас вырублюсь на фиг.
С четвертой попытки мне удалось встать на край стола обеими ногами, имея опору под ними, рвануться вверх – и, снявшись со злополучного крюка, но не удержав равновесия, со всего маху спиной грохнуться на кафельный пол.
Рефлекторно я прижал подбородок к груди, и потому избежал удара затылком об кафель. А вот лопатками и позвоночником, естественно, нет.
Жесткое приземление… На секунду аж хрестоматийные звезды в глазах появились, да отбитые легкие забыли как сокращаться, чтоб всасывать в себя воздух. Пришлось им напомнить, перекатившись на бок и с хрипом, с усилием втянув в себя удушливую вонь грязной кухни людоеда.
Наверно, с пару минут лежал я так, дыша словно подыхающий крысопес. Наконец звезды исчезли, спину и грудь стало ломить немного меньше, и я поднялся на ноги.
Дальше, как говорится, дело техники. Подняв сжатыми вместе ладонями с пола нож Охтыжа, я, изловчившись, перерезал путы на запястьях, даже умудрившись при этом не полоснуть себя, хотя руки онемели порядочно и тряслись не на шутку.
Наконец перерезанные ремни упали на загаженный пол, после чего я отправился к тому самому шкафу, откуда Охтыж достал паяльную лампу. Мне нужно было срочно перевязать запястья – кожа в нескольких местах была повреждена путами и кровила.
На полках шкафчика лежало много чего, в том числе пара консервов и аптечка. И то, и то пригодилось. Случись на кухне зритель, картину бы он увидел потрясающую: стоит себе тип в плаще посреди развешенных на крюках человеческих останков, перевязывает себе руки и одновременно цепляет вилкой из банки куски тушенки. И, заметьте, жрет. Обычный нормальный человек с Большой земли от окружающего натюрморта и соответствующих запахов блевал бы дальше, чем видел. А этот хавает аж за ушами трещит, и хоть бы хны ему. Не иначе мутант, подумал бы тот зритель. И, по ходу, не особо ошибся бы.
Покончив с трапезой и перевязкой, я напился из-под крана воды с привкусом ржавчины, после чего направился к автомату мутанта, висевшему на стене.
АК Охтыжа был таким же грязным, как и его кухня. И таким же функциональным. То есть, почистить бы его как следует, но и без этого стрелять можно. Автомат Калашникова вообще аппарат в этом смысле уникальный. Там где, скажем, американская М-16 уйдет в глухой отказ, наш «калаш» будет работать не смотря ни на что. Такое вот оружие с истинно русским характером.
Увы, но чистить оружие все равно времени не было. По моим соображениям, с минуты на минуту в кухню должны были ввалиться гетман и те, кто был вместе с ним. Если гарнизон крепости наверняка уже поужинал, то мои конвоиры жрать хотели сто процентов. Но в нормальном подразделении, находящемся в зоне боевых действий, сначала чистят стволы, потом приводят в порядок себя, и лишь после этого отправляются на заправку желудков. А «Воля» была вполне себе боеспособной и дисциплинированной группировкой, что бы там про нее не говорили. Иначе б «вольные» просто не выжили в Зоне и не выстояли в состоянии крайне натянутых отношений с грозными «боргами».
Поэтому я проверил лишь наличие патронов в магазине, после чего направился к тому, что осталось от Охтыжа. Вернее, к скелету мутанта, одежде, в которую он был завернут, и вонючей жиже под всем этим безобразием. Но мне нужен был ключ от кухни, поэтому хочешь не хочешь, а пришлось ворошить эту неаппетитную кучу.
В результате ворошения я получил руки, измазанные в разложившейся плоти, вожделенный ключ, а также один из метательных ножей, изъятых у меня при обыске – остальные, видимо, распределили между собой конвоиры. Хороший нож, качественный. Только вонючий. Но на фоне моих точно так же пахнущих рук и фиг бы с ним.
Руки и нож я ополоснул под краном с ржавой водой. Пакость смыл, а запах остался. Видимо, не скоро выветрится, ибо очень качественно разложил яд Рудика вражью плоть. Ну и ладно. Любой сталкер привычен что к вони, что к грязи, что к крови и боли – как к чужой, так и к своей. А кто не привычен, тому что в Зоне, что на войне делать нечего.
Засунув нож за отворот своего плаща, я направился к выходу. Отпер тяжелую дверь ключом, прошелся коридором… и замер, прислушиваясь.
Снаружи было неспокойно. Я рассчитывал, что там царит ночная тишина – и не угадал.
На базе «вольных» что-то происходило. По асфальту топали тяжелые подошвы, бряцало оружие, и то и дело раздавались команды:
– Прокоп, какого хрена ты тут? Мухой на сектор три!
– Есть мухой!
– Бут, тащи пулемет к воротам! Черный, Затвор, помогите ему напротив них точку организовать, мешки с песком там есть.
– На кой там точка?
– Баран! Если ворота вскроют, ты их своим пузом остановишь?..
М-да… Похоже, у «Воли» проблемы. И у меня, кстати, тоже. Когда база спит, а часовые позевывают, свалить по-тихому всяко проще. Сейчас же, похоже, по-тихому не получится. Ладно, будем действовать по обстоятельствам.