Так… Спокойно… День длинный, разберемся, теперь главное здоровье. По карманам шарить, да и вообще про деньги сегодня и думать нечего, значит надо кому-то позвонить.
А в такую рань кому позвонишь? Только кому из своих работяг, у которых тоже отпуск. День-то будний, вряд ли кто компанию составит, так что надо и тут чего такого придумать, мол, до завтра, срочно ну просто позарез…
И видно я уже совсем весь проснулся, потому что слышу, совесть заговорила: «Звонить звони, но прямо так и скажи, вчера перебрал, сейчас х…во!» Некультурно? Так ведь совесть то моя! Чтоб нам между собой договориться, так и разговариваем с ней одинаково.
А мне-то и в самом деле. нехорошо, тут не до нее сейчас. Я ей:
– Ты уж… не в обиду… в клетке чуток посиди…Слышу, возмущается:
– Опять? Я ей:
– Что значит опять? Можно подумать я тебя каждый день сажаю Она мне с обидой:
– Не каждый. Но бывало иногда, вообще про меня забывал. А теперь вот второй день подряд! – Что значит второй день? – думаю. – Я тебя что, вчера закрывал?
– А то нет! Днем закрывал, под вечер спорить начал, а под конец на меня с братцем плюнул и как раз таки вообще и забыл! – Стоп, стоп, стоп! Значит, ты все помнишь? Это хорошо! Потом поговорим! А пока в клетку! Потом уж помягче:
– Ну, так надо… извини…
С совестью разобрался, закурил, думать стал, перебирать, кому позвонить? Сгреб с отведенной мне полочки, всякие там старые, пробитые талончики, обрывки сигаретных пачек, пустой коробок, на котором тоже какой-то номер наслюнявленной спичкой нацарапан и стал перебирать.
Таааак… Этот на весь отпуск в деревню уехал. В сторону.
Этот дома, но и баба его тоже отпуск взяла, а значит, тоже не поможет. В сторону. Этот. сразу в сторону. С ним свяжись, сначала одолжит, потом догонит и на хвост сядет. Он так любит. И его напои, и потом все деньги ему верни.
Хотя куда я его тут положил? Сюда переложим. Это уж на самый крайний случай. Таак. А вот этот, вот этот… Напивается исключительно по праздникам. Мать у него была училкой, батя офицером стройбата. Потому сам он у них не очень удачно получился. Теперь как тот пес-полукровка, и сам мучается и родителям огорченье. Говорят, пьет только по праздникам, как интелигент, но нажирается, как строитель. И по цеху ходит, как генерал на параде. И ежели видишь, что где-то, что делает не так, подсказать не смей! Все-то он сам лучше других знает!
И откуда у меня его телефон? Сто лет он мне нужен. Ааа! Его почерком писано, значит, он мне его, когда-то сам всунул. Зачем не помню, но хрен с ним, раз он сам всунул, то это даже и хорошо! То есть в другой бы день, конечно, встретил бы где, отвернулся б. Но сегодня день особый, похмельный, а значит, про его гонор на сегодня и забыть можно. А уж про свой и подавну!
Похмелье-то оно пострашней радикулиту. Разница только, что радикулит человека крутит да нагибает, а в похмелье вроде как добровольно нагибаешься; А у кого затяжное, так тот и ползать готов и малознакомому радоваться, как другу самому уважаемому: «Привет! Не узнешь? Ну как не помнишь!? Ну, ты в какой школе учился? Ну! И я в той же! В один ДК на танцы ходили! (не врет, потому что ДК у нас только один) С детства тебя уважал, ты ж это… короче слушай, тут такое дело… выручи по старой дружбе!»
Вот теперь и мне надо чего похожее. Только что? И вот оно еще одно чудо-свойство похмелья! Если уж сам не в силах, так оно за тебя иной раз мозги так подстегнёт, что в секунду, как говорят, перед смертью бывает, всё и сразу! Промелькнуло, дальше и думать не надо!
Что только что про гонор говорил? Что про свой забыть это верно! А вот ему про его и напомнить! Телефон схватил, номер накрутил, жду…Только б дома, только б дома! Поднял!!! А это считай уже пол-дела!
– Привет! Не разбудил? (ишь, насторожился) – Слушай… тут у меня такое дело… Посоветоваться надо… Сразу думал тебе позвонить, но думаю, еще спишь. Одному позвонил, другому, да только сам знаешь, ума то у них… Ты то, ясно, в курсе… (клюнул, раз спрашивает об чем речь. А я знаю? Потом придумаю, ты главное поглубже заглоти). – Да это не по телефону, я тут еще попробую позвонить (и называю имя его главного вражины, которого я и номера-то не знаю), если чего я тебе потом перезвоню, добре? Аж через трубку чувствую, как заерзал и уже сам мне, но тоном пока еще меня не устраивающим:
– Да чего там ему звонить, заходи.
Ага, щас я вот так и сразу, я ж к тебе не за советом. То есть, конечно, щас и сразу и даже быстрее, но только после того как убедюсь, что все! – ты у меня уже не сорвешься! А вслух продолжаю:
– Ну, раз ты дома, то сегодня зайду. Он:
– Во сколько? Я:
– Ну точно не знаю, тут вчера такое дельце подвернулось, чего я и посоветоваться хочу, что даже вчера чуток перебрал. Сейчас вот схожу в (и опять называю магазин, возле которого его вражина живет), здоровье поправлю, а потом и перезвоню.
Ну, теперь-то, думаю, подсек? Правильно подумал.
Какое бывает на утро здоровье он и сам знает. И если допустить, что б я здоровье свое у его вражины поправлял, он запросто мог то, то что советоваться с вражиной буду! Это по гонору удар! И он мне тут сам:
– Да чего ты будешь ноги бить, если здоровье никакое? Есть у меня в баре, поправишься. Вот, думаю, и порядок:
– Ну, если так… Диктуй адрес, записываю.
Не телефонный разговор
Давно заметил, хочешь встретиться с тем, кто тебя избегает, позвони, заинтригуй, а в конце произнеси таинственно так волшебную фразу, типа НЕ ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР! Иной сам к тебе прибежит. Вот произнёс человек эту фразу и сразу придал себе некой значимости.
Обыкновенный таксист. Звонит ему приятель, интересуется: «Чего это ты вчера весь день трубку не поднимал?» А в ответ: «Клиент, понимаешь, попался ещё тот! Так что денёк был, не поверишь! Но это не телефонный разговор… При встрече расскажу…»
Женщина звонит подруге, мол, едет на неделькую отдыхать, а вот куда и с кем, это после, это не по телефону. Конечно не по телефону. Едет ведь не какая-то, а гардиробщица из кукольного театра! А таких прослушивают в первую очередь! Та, что на другом конце провода понимает… Проходила…
Если ты живёшь в полумиллионном городе, то и ты должен понимать, что ещё тыщ под сто живёт и работает в засекреченных подвалах, туннелях, бункерах и все они слушают, слушают и слушают!
Прям видится подземный корридор с длинной такой лавкой, а на лавке той те, кто ищет хоть какую-то работу. Сидят эти временно безработные, теребят нервно заполненные бланки, на дверь металическую толстенную и явно тяжеленную испуганно поглядывыют. Терзаются мыслью, пройдут собеседование, внушат ли доверие?
И ведь об чём там спрашивают ни кто не знает и не у кого не спросишь. Потому как ни один кто порог двери той переступил, назад не вышел. Вот зачем тогда было говорить, что в слухачи берут далеко не каждого. И что с теми сталось, кого забраковали?