Лизаветина загадка (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей и Дина Волсини cтр.№ 42

Оформлены они были с большим вкусом. Плотные паспарту бледно-василькового цвета подчеркивали пронзительную свежесть неба, а строгие золоченые рамы вторили сияющей теплоте красок и придавали рисункам серьезность и вес. Такие пейзажи можно встретить в Италии где угодно, особенно в Тоскане, но что-то подсказывало мне, что в них есть нечто очень знакомое. Посмотрев еще раз на очертания домов и крыш, распластанных в долине, на кусок старинной лестницы с каменными перилами и стоящие на переднем плане деревья, постриженные шарами, я вдруг узнал эти места – ну конечно! Это было Фьезоле.

Среди пассажиров бизнес класса она была как белая ворона. Видно было, до чего ей не по себе – как будто человека с маленькой зарплатой завели в дорогой магазин, где ему все не по карману. Наверно, гостила у богатых друзей, и они купили ей обратный билет, решил я про себя. И от нечего делать принялся перебирать в голове фразы, какими можно было бы обрисовать такой персонаж в романе. Какие ее черты сразу дают понять, что она чувствует себя не в своей тарелке? Трясущиеся руки? Напряженная поза? Испуганный, моргающий взгляд, каким она смотрела на нас, преспокойно развалившихся в креслах в ожидании посадки? Но это может говорить о том, что человек попросту боится летать. Может, одежда? Тоже не то. Одежда ее, конечно, не отличалась ни качеством, ни вкусом (черная юбка до пят волочится по полу, на шее шарф цвета вареной колбасы), но и это еще ни о чем не говорит. Пожалуй, все дело было в том, как она держалась. Своим видом она словно хотела показать, что попала сюда по случайности и сама понимает, как это глупо; была б ее воля, она бы летела эконом классом, рядом с такими же, как она, и ни за что не стала бы беспокоить уважаемых людей своим присутствием. Именно эти слова читались в ее лице, когда она с неловкой улыбкой протягивала свой билет работникам аэропорта и когда сидела в вип-зале и смотрела на всех жалостливыми, просящими прощения глазами, и именно от этого вид у нее становился совсем уж простенький и неуместный. Я знал, что такого рода люди, несмотря на покорность и признание превосходства других над собой, внутри своего мирка бывают на удивление требовательны и даже жестоки; смиренность их обманчива, и я уже пустился фантазировать о том, на кого могла бы распространяться деспотичность этой женщины, как вдруг она повернулась и посмотрела прямо на меня. Извиняющееся выражение на мгновенье исчезло с ее лица, она смотрела пристально, будто хотела что-то выяснить на мой счет, и, не успел я понять, что бы значил этот взгляд, как она отвела глаза и принялась перекладывать вещи, словно бы говоря мне, что разговор окончен. Я бродил среди магазинов, разглядывая всякую всячину, когда она снова попалась мне на глаза. Моей первой мыслью было отойти подальше и выбросить ее из головы, и я бы так и поступил, если бы она не опередила меня, метнувшись в сторону, словно застигнутая на месте преступления. Похоже, она избегает встречи со мной, с чего бы это? Я посмотрел ей вслед. Она шла, оглядываясь; ей-богу, что за странная женщина, можно подумать, что я преследую ее! Вполне может оказаться, что она не в себе, решил я и переключился на покупки – никогда не брал хамон в аэропорту, а тут подумал, почему бы не побаловать своих и не привезти немного лакомства к сегодняшнему ужину. Скоро нас пригласили на посадку.

Тут уж мы неизбежно столкнулись бы нос к носу со странной пассажиркой, и я не без любопытства гадал, что она выкинет на этот раз – теперь, когда она сама обратила на себя внимание, невольно и я поглядывал за ней. Она сидела у самого выхода и делала вид, что занята обычными делами, открывала и закрывала сумочку, крутила в руках посадочный талон, но я заметил, что при моем приближении она занервничала еще сильнее. Чем больше она пыталась показать, что ей нет до меня никакого дела, тем хуже у нее это получалось. С посадкой задерживали, и все мы нависли над стеклянными дверьми, ожидая, когда же нас впустят. Напряжение росло. И вот, в эти несколько минут до подъема в самолет, я вдруг вспомнил ее. Мне и раньше чувствовалось что-то знакомое в ее лице, как будто она должна была кого-то мне напоминать, но я не мог понять кого. И только сейчас понял: мы с ней были не просто знакомы, мы были родня. Не виделись мы очень давно, по меньшей мере с десяток лет, и она сильно изменилась, немудрено, что я не узнал ее. В последний раз я видел ее на выставке, которую устроил ее тогдашний муж, Тимофеев; в тот год она была только что вышедшей замуж девицей, что называется, в самом соку, теперь же производила совсем иное впечатление, видно, жизнь у нее не сахар. Так значит, она меня узнала? Как многие мужчины, я тешу себя мыслью, что не слишком меняюсь с годами, во всяком случае, не до такой степени, чтобы меня было не узнать. Я невольно оглядел ее заново, как бывает, когда вдруг понимаешь, что перед тобой не тот человек, что ты думал. Она поймала мой взгляд, теперь я не сомневался, что мы оба узнали друг друга, и я уже растянул губы в приветственной улыбке и подался вперед, но тут она отвернулась и уставилась на табло. Нельзя было не понять: она не хотела быть узнана. Сначала я, признаться, опешил. Мы никогда не были по-родственному близки, но и врагами тоже не были, так почему бы нам не перекинуться парой слов при встрече? Неужели она затаила на меня обиду из-за Тимофеева? Когда между ними разразился скандал, я не защищал его открыто, но негласно, все это знали, был на его стороне. Даже если ей стало об этом известно, вряд ли она обиделась настолько, что видеть меня не хочет, спустя столько лет. Возможно, она не хочет попадаться мне на глаза в таком виде? Судя по всему, она сейчас не в лучшей форме. Да и мало ли у женщины причин не желать неожиданной встречи, подумал я. И в следующую минуту у меня камень с души упал – какое облегчение! В такую игру я с радостью подыграю: я не любитель искусственно поддерживать отношения с родней, и меньше всего мне хотелось провести полет за расспросами, удовлетворяя любопытство, по сути, чужого мне человека. Когда мы поднимались по трапу, она оказалась за мной, и я спиной ощущал ее беспокойное дыхание. Я посторонился и пропустил ее, учтиво, но безучастно, как чужой. Она шмыгнула, опустив глаза, и пробормотала «спасибо». Тем самым мы словно бы договорились, что оба сделаем вид, будто не заметили и не узнали друг друга.

Мы летели домой из Барселоны. Стоял конец августа, бизнес класс в это время года всегда бывает полон, и место рядом со мной было единственным, оставшимся не занятым после того, как все pacceлись. Я люблю на обратном пути покрутить в голове мысли, для которых до сих пор не находилось времени, и, если повезет, покидать в блокнот новые сюжеты. Перед глазами еще стояли рыжие шары апельсиновых деревьев, городская набережная и жаркий песок бесконечных пляжей, я сортировал картинки недавних дней и прикидывал, стоят ли мои впечатления того, чтобы достать компьютер и набросать заметки. Меня то и дело отвлекали. На первом ряду расположилась мамаша с двумя детьми, мальчик сидел рядом с ней, старшая девочка отдельно, через проход от них; в эконом салоне летела их нянька. Она поминутно прибегала к своим подопечным, в основном к мальчонке, ползавшим между нашими креслами и норовившим обдать кого-нибудь кашей, которой безуспешно пыталась накормить его мать с начала полета. Из-за няньки шторки нашего салона поминутно распахивались, выставляя нас на всеобщее обозрение, и хотя стюардесса спешила поскорее исправить оплошность, в нашу тихую гавань успевали ворваться неприветливые запахи и взгляды соседей по рейсу. Мамаша, тонконогая, на каблучищах с красной как кровь подошвой, относилась к той категории пассажиров, о которых каждый раз перед полетом молишься, чтобы их не оказалось поблизости. Она громко поучала детей и всячески демонстрировала досаду от того, что дети ее не слушаются. Когда мальчонка тянулся за чужой вещью, она, нет чтобы переключить его внимание на что-нибудь еще, принималась грозить ему пальцем и издалека, через весь салон объяснять, что «это дядино» и «это нельзя». Она упрямо повторяла две эти фразы, пока ребенок не начинал орать, оттаскиваемый няней, а все мы не становились вынужденными участниками очередной такой сцены. И как я ни старался не обращать на это внимания, боковым зрением я все время видел страусиные ноги-жерди, мельтешащие туда-сюда вдогонку за непоседливым чадом. Что тут скажешь, я давно пришел к выводу: каким бы утомительным ни был процесс воспитания и сколько бы ни ворчал по этому поводу родитель, ему все равно хочется, чтобы ребенок занимал его, и чем дольше, тем лучше, а вернее всего – до конца жизни.