Но Розмари думала иначе. Она не собиралась подводить черту.
И тоже была настроена решительно. А она, Ирис, ничего об этом не знала! Даже не
догадывалась! Считалось само собой разумеющимся, что Розмари счастлива,
удовлетворена, что она и Джордж довольны друг другом. Слепота! Нужно было быть
слепым, чтобы не видеть, что творилось с ее сестрой.
Но кто же этот человек?
Мысль устремилась в прошлое. Столько мужчин окружало
Розмари, угождавших, приглашавших, звонивших. Некого выделить. Но был же такой,
а остальные — лишь прикрытие тому единственному, главному.
Ирис запуталась, пытаясь разобраться в своих воспоминаниях.
Всплыли два имени… Возможно, да, вполне вероятно, либо один,
либо другой. Стефан Фаррадей? Может быть, Стефан. Что нашла в нем Розмари?
Надменный, напыщенный — и совсем не такой уж молодой. Хотя его признают
выдающимся. Восходящая политическая звезда, в ближайшем будущем, поговаривают,
заместитель министра, к тому же имеющий поддержку влиятельного
министра-координатора. Возможно, будущий премьер-министр! Не ослепило ли
Розмари это сверкание? Вне сомнения, она не полюбила бы столь неистово его
самого — это холодное и непроницаемое существо. Но, говорят, его собственная
жена безумно в него влюблена и вышла за него вопреки желаниям своей
могущественной семьи — дело тут не в политическом тщеславии! А если он
возбуждает такую страсть в одной женщине, то и в другой может ее возбудить. Да,
это, должно быть, Стефан Фаррадей.
Потому что если не Стефан, тогда остается Антони Браун.
А Ирис не хотела видеть в этой роли Антони Брауна. Он, чего
скрывать, находился в рабской зависимости у Розмари, постоянно был у нее на
побегушках, и его смуглое, красивое лицо выражало забавную безнадежность. Но,
разумеется, преданность не демонстрируется столь открыто и свободно, когда
отношения пересекают границы дозволенного.
Странно, после смерти Розмари он куда-то пропал. Никто с тех
пор его больше не видел.
Впрочем, не так уж это и странно — ведь он много
путешествовал. Рассказывал про Аргентину, Канаду, Уганду и США. Говорил он с
едва заметным акцентом, и Ирис могла лишь догадываться, был ли он американцем
или канадцем. В его исчезновении не было ничего непонятного.
Розмари была ему другом. С какой стати ему продолжать
встречаться с ее домочадцами? Он друг Розмари. Но не ее любовник! Ирис не
хотела, чтобы он был любовником Розмари. Это было бы ужасно — нет, чудовищно.
Она бросила взгляд на письмо, которое держала в руках. Смяла
его. Надо его уничтожить, сжечь…
Но какое-то внутреннее чутье не позволило ей это сделать.
Когда-нибудь это письмо приобретет особую ценность…
Она разгладила его, сложила и замкнула в коробку для
драгоценностей.
Когда-нибудь оно сделается особенно ценным, ведь в нем
скрыта тайна, приведшая Розмари к роковому решению.
III
«Что вам еще угодно?»
Эта странная фраза, крутившаяся в голове Ирис, заставила ее
улыбнуться. Бойкий вопрос, с которым владельцы магазинов обращаются к своим
покупателям, как нельзя точно выражал ее душевное состояние.
Не то же ли самое ощущала она, всякий раз обращаясь к прошлому?
Сперва удивительное открытие в мансарде. А теперь — «Что вам еще угодно?» Каков
будет следующий сюрприз?
Поведение Джорджа делалось все более и более странным.
Началось это давно. После неожиданного разговора прошлой ночью она стала
по-другому воспринимать те мелочи, которые прежде приводили ее в
замешательство. Отдельные слова и поступки заняли свои места в общем потоке
событий.
И, наконец, появление Антони Брауна. Впрочем, может быть,
этого и следовало ожидать, он появился спустя неделю после того, как ей
попалось письмо. Прошлое видится как на ладони… Розмари умерла в ноябре. На
следующий год, в мае, Ирис под крылышком Люциллы Дрейк начала выезжать в
общество. Она посещала ленчи, чаепития, танцы, впрочем, все это не приносило ей
большого удовольствия. Хандра и апатия не покидали ее. На каких-то скучнейших
танцах, кажется, на исходе июня она услышала позади себя голос:
— Неужели это Ирис Марло?
Она повернулась, вспыхнула, увидев лицо Антони — загорелое,
улыбающееся лицо.
Он сказал:
— Я не уверен, помните ли вы меня, но…
Она перебила:
— Очень хорошо помню. Разумеется!
— Чудесно. А я боялся, что вы позабыли меня. Мы так давно не
встречались.
— Да. После дня рождения Розмари…
Она осеклась. Слова слетели с языка с беззаботной непринужденностью.
Румянец исчез с ее лица, щеки побледнели, словно обескровились. Губы
затряслись. В расширившихся глазах отразился испуг.
Антони Браун поспешно сказал:
— Простите мне мою грубость. Мне не следовало вам
напоминать.
Ирис овладела собой. Сказала:
— Ничего.
(Не после дня рождения Розмари, а после ее самоубийства. Она
об этом не подумала. Можно ли было об этом не подумать!)
Антони повторил:
— Тысячу извинений. Пожалуйста, простите меня. Не хотите
потанцевать?
Она кивнула. И хотя танец, который только что начался, она
обещала другому партнеру, подала ему руку, и они поплыли по зале. От нее не
скрылось смущение неопытного юнца, не сводившего с нее глаз, а воротничок у
него казался слишком большим.
Такой партнер, презрительно подумала она, устроил бы
желторотых пташек, впервые сюда залетевших. Нет, такой мужчина не мог быть
любовником Розмари.
Острая боль пронзила ее. Розмари. Письмо. Может быть, оно
было написано человеку, с которым она сейчас танцевала? Его движения напоминали
кошачьи, им вполне могло соответствовать прозвище «Леопард». Он и Розмари…
Она сказала неприязненно:
— Где вы были все это время?
Он чуть отстранился от нее, глянул ей в лицо. Не улыбнулся,
холодно произнес:
— Ездил — по делам.
— Ясно. — Недружелюбно спросила:
— А зачем вернулись?
Он улыбнулся. Добродушно сказал:
— Допустим, увидеться с вами, Ирис.
И вдруг притянул ее к себе, весело оглядел танцующих, в
движениях появилась неожиданная ловкость.
Страх и наслаждение овладели Ирис: