Созидательный реванш - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 45

— Вот ты сколько уже людей перечислил — а я никого не знаю.

— Это и плохо!

— Тут беда еще и в том, что имена такие — Козлов, Поляков, Алексеев… Слишком просто. Не запоминается. Вот Распутин — это звучит!

— А Белов? Вот уж редкая фамилия!

— Однако Распутин не пишет давно прозу. Только публицистику. Я ему говорил: «Валентин Григорьич, дорогой, заметок и без вас насочиняют! А вот романов за вас не напишет никто!» Он отвечал: «Не могу сочинять романы, глядя на страдания народа, надо бороться…»

— Да, пишет Распутин гораздо меньше, чем хотелось бы. Кстати, много было разговоров о том, почему Шолохов после «Тихого Дона» ничего такого не написал? Но мало кто знает, что писатель во время войны попал в авиационную катастрофу, у него была травма черепа, по своим последствиям сравнимая с тяжким инсультом. Ну может ли человек с тяжелой травмой головного мозга активно работать как писатель?

— Ну, Шолохов заслуженный человек, но он давно умер. А ты сам — не потянешь на лидера патриотического крыла?

— Я — нет.

— Да ты просто не пробовал.

— Не получится! И я объясню почему. Хотя я по своим корням русский, и отцовская, и материнская ветви из Рязанской губернии…

— Да, корни корнями, но сам ты — московский, городской, а это действительно не катит для лидера почвенников…

— Ну, я мог бы нажимать на то, что я из есенинских мест…

— Да, и тоже кудрявый такой… Эту тему вполне можно развивать.

— Но я по менталитету — советский человек. Понимаешь? Когда идет речь о национально-патриотическом направлении в рамках многонационального государства — я горячо «за». Но когда начинают вычленять национальную проблему, в смысле: «а вот если бы кругом были одни русские, то было б лучше» — тут я против. Российская государственность изначально строилась на многоэтнической субстрате. А славяне стали государствообразующей нацией потому, что в основе их социума испокон лежала соседская община, легко вбиравшая в себя иноплеменников. В этом секрет нашей русской уживчивости. Именно поэтому президентом Российской академии художеств может быть грузин, а русский в Грузии не станет даже автоинспектором.

Другое дело, что русскому большинству России нужна какая-то своя национальная форма представительства. Вот, скажем, татары или чеченцы могут обсуждать свои культурные и демографические проблемы в национальном парламенте, правительстве. А русские? Нам надо ждать, пока в Кремле почешутся и спросят: «Что это у нас русских все меньше становится? А русских с высшим образованием как-то и совсем уж мало? Что-то не то…» А если не зачешутся?

— Но не могли же тебя не выдвигать в патриотические лидеры!

— Ну да, не могли… Я помню, на съезде Союза писателей России — патриотического, которым Ганичев командует, — меня хотели секретарем выдвинуть. Но при обсуждении из зала вдруг стали выкрикивать: «Что ты нам тут про государственность рассказываешь? Ты же печатаешься в либерально-еврейских изданиях — в „МК“ и в „Комсомолке“!» Я ответил: «Какое вам дело, где я печатаюсь? Где хочу, там и буду!» И вышел из этого союза. Есть и еще одно обстоятельство. Я писатель с сатирическим взглядом на жизнь.

— Да, это с патриотизмом трудно сочетать, патриотизм — это же пафос…

— Да, почему-то считается, чувство юмора и ирония — признаки нерусского ума. Почему? Непонятно. Ведь гигантами сатиры в нашей литературе были Гоголь, Щедрин и Булгаков…

— Думаю, это связано с тем, что русские — молодой этнос, он думает, что надо делать серьезное лицо. А у древних народов — иначе.

— Во-первых, русские гораздо древнее, чем думают. В последние годы появилось много исследований на эту тему. Кстати, пропагандистом этих идей на страницах «ЛГ» выступает один из самых остроумных нынешних людей М. Задорнов. А во-вторых, взять, например, армян… Древний этнос, но чрезмерной иронии я у них не вижу… Твоя гипотеза хромает…

— «Армянское радио» и «Наша Раша», пожалуйста, вот тебе навскидку два примера замечательной иронии.

— Не уверен… «Армянское радио» придумывали всем миром… Так вот про иронию. В девяносто третьем году я выпустил повесть «Демгородок».

— А, это где олигархов ссылали в Сибирь?

— Вроде того… Мне за эту книжку навешали прилично. Сейчас, кстати, в театре имени Рубена Симонова поставили инсценировку «Демгородок», о том, как в современной России царь появился. Роскошный спектакль! Я вскоре после выхода повести дал ее почитать Распутину, это было в Переделкине, в Доме творчества. Он выходит на следующий день к ужину хмурый такой. «Не удалось полистать мою книжечку?» — спрашиваю. «Я прочитал, — говорит… — Сейчас народ так тяжело живет, такая колоссальная драма в стране — а вы в этой книжке смеетесь. Ну как можно смеяться в такое время?» Я говорю: «Валентин Григорьич, а как же Гоголь смеялся? А время его было тоже не самое лучезарное». «Но, Юра, вы же не Гоголь!» — ответил он. И на это мне возразить было нечего.

— И он тебе, значит, лиру не передал…

— Нет, не передал. А с либералами у меня получилось так: печататься я начинал в либеральной «Юности» у Андрея Дементьева. Он пробивал мои первые повести…

— «Сто дней до приказа» и про комсомол еще! Да, да, ты же был практически диссидент! Что тоже не к лицу патриотическому писателю.

— Мне этого потом долго не могли простить. Я помню, Аксенов захлебывался на «Голосе Америки», хвалил мои вещи… И я был в Российский Пен-клуб принят, как только его основали. И все это гавкнулось в один прекрасный момент. В девяносто первом обсуждали события в Вильнюсе. И был проект письма от Пен-клуба, где осуждались имперские амбиции. Я сказал: «Ребята, то, что вы говорите про свободу Литвы, это ваше право. Но там же есть и русское население, судьбу которого мы должны оговорить, а то для него эта литовская свобода может боком выйти! Кроме того, есть законные варианты выхода из СССР, надо проговорить все условия. Вас разве не заботит судьба Клайпеды, которая оказалась в составе Литвы только в результате победы в Великой Отечественной войне? Если мы лишимся этого порта, будут гигантские потери! Нельзя так — мол, сначала свобода, а потом разберемся!» Я говорил про то, что потом стало понятно всем. Но тогда, едва я это все высказал, на меня все посмотрели как на ненормального. Отшатнулись… Я тоже отшатнулся, поняв, что эти люди озабочены абсолютной виртуальной и мифологической идеей демократии и прав человека. А что такое демократия, где ее границы? Я убежден, что каждый народ пользуется лишь той степенью свободы, которую может себе позволить, — в зависимости от экономического, политического, геополитического, нравственного, культурного развития страны… Вот Европа себе позволила прав человека больше, чем реально могла переварить — и что получилось? Белые там становятся меньшинством. Позволили косоварам больше, чем допустимо, — и теперь мы имеем самопровозглашенное суверенное Косово. Тито тем сербам, которые бежали из Косовского края от немцев, запретил возвращаться домой, а албанцев, которые сражались за фашистов, не тронул, оставил в покое, ради баланса. Результат: косовары отделяются от Сербии с землями, на которых зародилась сербская государственность! Это как если бы гастарбайтеры из Средней Азии облюбовали Можайский район Московской области и отделились бы от нас вместе с Бородинским полем и местными русскими крестьянами. Бред!