– Нужен! Они хотели знать мое мнение по вопросу…
– Все, не трынди по сотовой связи, не миллионер же. Бегом за стол!
Раздались короткие гудки. Это его «бегом за стол» прозвучало грозно, как в детстве, и у меня екнуло сердце. Я быстро понял отчего. Я не врал своему отцу столько, сколько себя помню. Точнее, первое мое полноценное воспоминание в жизни как раз о том, как я соврал отцу. И вот только теперь это повторилось…
* * *
В восьмидесятые годы почти в каждом доме, где был маленький мальчик, можно было встретить солдатиков из наборов, которые выпускали в промышленных масштабах. Были наборы солдатиков Советской Армии, Военно-морского флота, конница Чапаева. Мой любимый набор «Солдаты на учениях» от Брянского автомобильного завода почему-то был у меня представлен не полностью.
В один из дней мы гостили под Хабаровском, в частном доме папиного коллеги по работе на станкостроительном заводе. Среди игрушек сына папиного друга был солдатик из этого самого набора. Он стоял на одном колене и придерживал собаку, сидящую перед ним, – это был солдатик-разведчик. Наверное, он и нравился мне из-за этой собаки. О собаке я мечтал еще больше.
Я попытался договориться с малолетним владельцем разведчика об обмене, но он не соглашался, хотя и не испытывал к металлическому солдатику особой привязанности. Тогда в первый и последний в жизни раз я решился на грабеж. И маленький разведчик инкогнито переехал к нам домой.
Но вскоре начались страдания другого порядка – солдатика нельзя было публично выставить рядом со всеми остальными. Я прятал его под матрасом, а ночью он переезжал «на этаж выше», на матрас, но под подушку.
План кражи был слишком прост и строился на том, что хозяин не заметит пропажи. Но через несколько дней, когда в моей комнате уже погасили свет, со смены вернулся отец и, не снимая одежды, прошагал в детскую.
– Ты забрал у Елгиных солдатика?!
– Нет.
– Не ври мне! – Отец скинул с меня одеяло, коротким движением достал ремень и сложил его вдвое. Он ударил меня по заднице. – Признавайся! Брал?!
– Не брал! – выкрикнул я. – Не брал!
Он ударил еще раз.
– Петя! – вскрикнула появившаяся в дверях мама.
Под подушкой в кулачке я сжимал солдатика.
– Не ври мне! Ты просил поменяться, а потом его не стало. Брал?!
– Не брал! Не брал!!!
– Петя! Может, и не он, остановись! – Мама пыталась заступиться за меня, отчего мне становилось только хуже.
Я мечтал, чтобы солдатик просто испарился. Отец размахивал ремнем, а я нелепо прижимался к подушке, пытаясь все замаскировать. Отец выкинул из-под меня подушку, но солдатик успел остаться подо мной.
– Не брал, не брал!!! – Мне казалось, что обратного пути уже просто нет, и я продолжал зарываться.
Он дернул меня за руку так, что я буквально телепортировался и оказался перед ним. Солдатик остался на кровати. Отец посмотрел мне в глаза и тихо сказал:
– Хорошо. Скажи мне в глаза, что не врешь.
Я молчал. Отец заметил сиротливо лежащего на кровати солдатика. Мама вышла из комнаты…
Через полгода на день рождения мне подарили этот самый набор. Объяснили, что это за мои успехи в учебе и примерное поведение. Объясняли, что все нужно зарабатывать самому, и, конечно, припомнили ту кражу. Но тех солдатиков я уже не хотел и даже не думал начинать в них играть. Это было чувство самонаказания и некое проявление справедливости перед самим собой. Так что мой собственный разведчик так и пролежал несколько лет в коробке, пока не был кому-то передарен.
С тех самых пор я не врал отцу. Правда часто возмущала и злила его, но я гнул свою линию.
И вот теперь… Смешно, что это случилось, когда тема снова коснулась разведчиков… Или грустно? Я не знал, что ждет меня впереди.
* * *
…Дома у родителей были вкусные пироги. По телевизору шла передача «Моя семья», ее ведущий Валерий Комиссаров расспрашивал гостя, чье лицо было скрыто за «Маской откровения».
За окном тучи, собиравшиеся с духом весь день, наконец разразились ливнем. Мама налила мне горячего чая, я подошел к окну. Поправил закрутившийся крест, погладив пальцем его гладкие камушки. Сквозь дождь я посмотрел на детскую площадку. Дождь настойчиво размывал землю на ней. Я громко отхлебнул чай и обжег небо. В этот момент я четко осознал: с этого самого дня ничего и никогда не будет так, как прежде…
Глава последняя
Время: 2011 год
Место: неизвестно
На этот раз меня притащили в камеру, в центре которой на бетонном полу, пристегнутый цепями, лежал человек. Его голова, вся в блевотине, не двигалась. Надрывно дыша, он стонал. Его грудь то вздымалась, то опускалась. Периодически он сплевывал кровавую жижу. Рядом с ним стояли два здоровенных мужика.
Меня посадили на стул в метре от него и туго привязали, зафиксировав голову так, чтобы я не мог отвернуться от страдающего человека. Рядом поставили квадратную сетку с небольшими крысами, которые активно бегали из угла в угол. Чжэн – человек, который руководил моими пытками, – резко крикнул: «Начинай!» Один из китайцев, стоявший рядом, быстро присел на корточки, схватил бедолагу одной рукой за голову, а другой за нижнюю челюсть и сильным, резким движением широко раскрыл ему рот. Второй, выхватив из-за пояса рукавицу и надев ее на огромную руку, сунул в клетку с крысами, достав одну. Дикий крысиный писк и крик жертвы делали зрелище жутким.
Тот, что схватил крысу, направил ее мордой в рот бьющемуся в безумных конвульсиях человеку. Крыса на мгновение замешкалась и юркнула в горло. Тело, в которое она вбежала, напряглось каждым мускулом, и по нему проносились все новые и новые волны агонии. Через секунду туда же отправили еще двух крыс. Тело не унималось, из чрева слышался глухой писк. Человек безумно орал. Затем тот, что держал открытым рот жертвы, закрыл его, плотно сомкнув нижнюю челюсть с черепом, и замотал скотчем. Тело безумно орало через нос, из которого вперемешку вырывались тупые крики, писк и блевотина с кровью. Закрыв узнику рот, китаец встал и стал несильно давить ногой то на грудную клетку, то на живот скованного цепями.
Тело изошло еще более неистовым носовым криком и конвульсиями. Я смотрел на эту пытку сквозь щели заплывших глаз, а на меня неотрывно смотрел Чжэн, человек, которому было поручено сломать меня пытками. Я также чувствовал на себе взгляд «доброго», но ничего не добившегося Мина, допрашивавшего меня в первые семь дней после 30-дневного карцера.
Вены на голове узника вздулись до возможного предела. Китаец, давивший ногой на живот мученику, стал это делать агрессивнее, а еще через минуту он достал пистолет и выстрелил жертве точно в кадык. Звук от выстрела в маленькой комнате прозвучал как пушечный залп. Крик прекратился. В возникшую тишину из горла убитого фонтаном брызнула кровь. За несколько секунд вокруг тела застреленного образовалось густое темно-красное пятно крови. Стрелявший продолжал пульсирующими движениями давить на живот.