– А давно он с Унеладой обручен? – Она снова подняла глаза на Радома.
– Да порядком. Уж лет шесть или семь.
– Они виделись после того?
– Нет, где им? Он к нам не ездил с тех пор. Ждал, пока девку привезут, не дождался, сам поехал, а князь Бранята, вишь, вперед успел. Стар, да удал!
Верно, Хорт сам говорил ей, что они обручились семь лет назад… Они? Уж не… не принял ли он ее за Унеладу, свою невесту? Младина пыталась вспомнить, слышала ли хоть раз свое имя из уст Хортеслава… нет, ни разу. Он называл ее «лада моя», и даже сейчас при воспоминании об этом у нее потеплело на сердце. Они с сестрой похожи. А свою невесту он видел семь лет назад, еще девочкой. Родичи, которые часто видели Унеладу, перепутать их могли только в шутку, но Хортеслав мог и на самом деле.
Теперь все разъяснилось. Ну, почти. Оставался только один вопрос.
Каким образом и зачем судьба сводила ее с Хортеславом, если он не ее жених, а Унелады?
* * *
Когда рассвело, один из братьев – старший, Велезор, – проводил Младину в Ратиславль. Сейчас он принадлежал к «волчьей стае», заходить в город ему не позволялось; он только указал ей ворота и пронзительно свистнул, призывая находящихся внутри открыть. В эти дни, когда на острове собиралось множество чужих «волков», жители держали ворота запертыми и несли дозор круглосуточно.
Младину проводили в дом ее родителей, где обитало много поколений угренских князей: с тех пор как их пращур, Ратислав Старый, явился сюда с верховий Днепра. Он состоял в родстве с предками смолянских князей, но смоляне являлись старшим родом по отношению к угрянам, которые выделились как самостоятельное племя уже здесь, осев на реке, заселенной в то время голядью.
Княгиня уже не спала и ждала ее.
– Ну что, понравился тебе жених? Он ведь уже нашелся?
– Нашелся… – Младина вздохнула.
– И что ты невеселая такая? – Мать взяла ее за руку. – Не понравился? Так это он же в лесу три года безвылазно жил. Как в люди выйдет, помоется, приоденется, будет молодец хоть куда.
– Он не хочет жениться. Говорит, в лесу ему лучше.
– А что он видел-то, кроме леса? Многие отроки так говорят, пока домой не вернутся, на девок не поглядят. В лесу им все ясно, а человеческая жизнь – она сложная, просто так не дается. Или ты… потому что он оборотень? – осторожно добавила княгиня. – Но это тоже не навсегда. После женитьбы он уж не будет оборачиваться. Ну, не должен. Вот посмотри! – Она вскочила с места. – Я тебе покажу кое-что.
Она ушла к укладке, сняла с нее шелковую покрышку, порылась и извлекла почти с самого дня другую укладку, маленькую. Принесла ее на стол и поставила перед Младиной.
– Когда князь Бранята семь лет назад приезжал невесту сыну искать, он подарки привез. Знал ведь, что за оборотня сватает, а за такого жениха не всякий отец отдаст. Потому и подарки приготовил для невесты особенные.
Она подняла крышку, потом шелковый платок, прикрывавший содержимое укладки.
– Вот смотри, – с благоговением произнесла княгиня, положив руку на плечо Младине.
Та увидела три предмета. Серебряное блюдо размером с две сложенные ладони, золотую палочку и золотую же иглу, вколотую в клочок красного шелка.
– Что это?
– Блюдо, веретено и игла золотая. Это вещи из Ладиного подземелья. В разные времена дешнянские князья своим женам подарки подносили, то есть через них – самой Ладе. И дешнянские Лады, пока всю зиму под землей сидели, в это блюдо глядели, на это веретено пряли, этой иглой шили. Сама Лада этими вещами работала, поэтому и имеют они силу великую. И Бранемер их привез в дар своей будущей невестке, той, что согласится за его сына выйти и его из зверей в люди вернуть. Он хотел дочь самой Лютавы высватать, да Улада уже была сговорена для полоцкого княжича. Тогда Лютава ему тебя предложила, племянницу свою. Дары сюда к нам привезли, и отец их принял, хоть тебя самой и не было тогда у нас. Но Лютава обещала: как срок придет, ты вернешься. Вот я это все и хранила для тебя. Теперь это твое.
Младина осторожно взяла из ларца золотой стрежень. Вот оно, то самое веретено удельниц, на которое наматывалась причудливая нить ее судьбы. Чудится ей или оно и впрямь кривовато? Оно было не из цельного золота: основой служило обычное деревянное веретено, одетое в тончайший золотой лист. Видимо, заморская работа. Ибо столько золота сразу Младина не видела никогда и ни у кого. Не отпускало впечатление, что она держит в руках кусочек застывшего солнечного луча.
– Серебряное донце, золотое веретенце… – пробормотала она.
В памяти всплыли обрывки из давным-давно слышанного сказания…
– Ну, что? – Семислава заглянула ей в лицо, улыбаясь. – За такие подарки можно взять жениха, что под медвежьей шкурой ходил?
Младина вздохнула и положила золотое веретенце назад на серебряное блюдо в ларец.
– Это не мой жених! – объявила она, подняв глаза к лицу матери. – Значит, и подарки не мои.
– Как – не твои? – Княгиня снова села напротив, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Кто-то наше прядево все перепутал. Я, когда ждала вчера в избе, думала, ко мне другой жених придет.
– Какой – другой?
– Тот, который с Унеладой обручен. Хортеслав, сын князя Зимобора.
И она рассказала матери всю свою повесть. Начиная с Купалы, когда ее собирались отдать замуж в род Леденичей, а она повстречала Хорта – сама не зная где, не то во сне, не то в Нави. Если можно и нужно хоть одной душе доверить все это, то именно ей – матери, княгине, волхве. Семислава молча слушала, не сводя с нее глаз: о том, как Младина еще раз виделась с женихом во сне, о встрече с Велебором, который поразил ее сходством с Хортеславом – его родным старшим братом.
– И вот теперь мне братец Радом рассказал, что жених-то есть, да не про меня. А сестры моей это жених. Что же мне теперь делать?
Семислава не сразу ответила, а довольно долго сидела, задумавшись.
– Уж не перехитрила ли Лютава сама себя… – пробормотала она через какое-то время. – Ты ей не рассказывала все это?
– Нет. Я пока с ней ехала, то думала, что Хорт со мной и обручен и я его-то здесь и увижу. Он ведь волчью шкуру носит, даже летом у него поясок волчий – вот я и не удивилась, когда отец сказал, что он должен быть среди волчьих вожаков.
– Он шкуру-то не поэтому носит! Лютава не рассказывала тебе о Младине?
– О какой?
– Вещей виле. В честь которой тебе дали имя. И почему тебе его дали.
– Рассказывала, но я не очень уразумела…
– Может, в том-то и корень всего. Много лет назад, еще до женитьбы, Лютомер получил от князя Зимобора венок вещей вилы – Девы Будущего, Младины. Тому, у кого ее венок, она обещала удачу и победу во всем, но запрещала любить других женщин. Она уже показала, какой неумолимой и мстительной может быть. Зимобор тогда хотел жениться на Дивине и боялся, что вещая вила погубит и ее, и их потомство. Лютомер забрал у него венок. Ему тогда победа была нужна больше, чем любовь, и он верил, что сумеет себя обезопасить. Ведь он – сын Велеса, не то что Зимобор. А Зимобору и Дивине посоветовал, чтобы их дети получили «волчьи» имена и носили с собой хотя бы клочок волчьей шкуры – ведь вилы боятся волков. Поэтому их старший сын был назван Хортеславом и всегда носит часть волчьей шкуры. Но Лютомер и сам не хотел всю жизнь прожить во власти вещей вилы – он был наследником своего отца, угренским князем, ему нужно было самому жениться и оставить потомство. Когда пришла весна, он вызвал вилу Младину и ушел вместе с ней на Велесовы Луга. После этого начался новый круг: прежняя Дева стала Матерью, прежняя Мать – Старухой, а прежняя Старуха возродилась в облике Девы. И эта новая дева была дочерью Велеса, но и дочерью Лютомера. Так получилось, что все три вещие вилы стали расположены к нему, а младшая из них приходится сводной сестрой всем его детям. В том числе и тебе. Но еще было проклятие Чернавы, наложенное на меня и мое потомство. Чтобы спасти тебя от него, Лютава дала тебе имя Младины. Ты сестра и тезка Девы Будущего, которую не одолеть никому, потому что она любого врага переживет. Это защитило тебя. Но вместе с тем Лютава, похоже, наделила тебя и Хортеслава такой судьбой, о которой сама и не думала. Его родители боялись, что на него заявит права та, другая Младина – младшая из Рожаниц. Но этот зарок с нее перешел на тебя. Кто-то еще этому помог…