– Еще и целоваться придется… – сказал он и сам испугался.
– Ради нашей дружбы! – подбодрила его Настя, смеясь.
«Не очень хорошо мы, конечно, поступаем с девушкой, но хоть сходит в театр и ресторан. А Митя умный, придумает, как сделать так, чтобы она сама его бросила, – подумала Настя, глядя вслед уезжающей машине. – Боже мой, что же я буду делать, когда мои друзья разъедутся, оставят меня? Митя прав, главное для человека – крепкая семья, и я жутко захотела её создать… И буду за нее бороться, чего бы мне это ни стоило!»
Настя перевела взгляд на добротный сталинский дом, где уже во многих окнах горели лампочки елок и украшений на стекле. Мысленно перекрестившись, Настя набрала код подъезда и поднялась на третий этаж. В руках у неё было два пакета с продуктами, что передала ей через Митю девушка-соцработник, и своя сумка, неизвестно с чем.
Настя собралась с мыслями и позвонила в дверь. Она прокручивала в голове десятки вариантов, что будет говорить и как уламывать хозяйку дома, чтобы та открыла дверь. Но и здесь Настю ждал сюрприз, так как дверь отворилась сразу же – быстро и настежь. Настя так и осталась стоять с открытым ртом. На нее смотрела пожилая женщина, довольно высокая и не полная, только явно скрюченная какой-то болезнью, – вдова, сильно согнувшись крючком, опиралась на палку. Волосы у нее были покрашены, завиты и уложены, на губах помада и даже подведены глаза. И это при том, что дама не выходила из дома. Правда, на бледном и уже сильно морщинистом лице такой макияж выглядел несколько пугающе, словно привидение Каспер порылось в косметичке у старшей сестры и решило выйти куда-то в свет.
Хозяйка была одета в длинную, укрывающую наверняка кривые, изуродованные болезнью и старостью ноги юбку, всю расшитую какими-то восточными мотивами. Причем во многих местах узор с аппликациями изрядно поистрепался и висел бахромой по подолу, будто юбку драла стая собак. А вот кофточка сверху была очень даже ничего. Приятного кофейного цвета, с большими медными пуговицами под античность. Тонкая морщинистая шея была полностью закрыта десятью рядами декоративных бус, а на руке, сжимающей набалдашник трости, сиял в перстне большой красный рубин. А вот взгляд у женщины был настороженный и очень пытливый, какой часто бывает у пожилых, недоверчивых людей. Ни дать ни взять, этакая облагороженная, одомашненная Баба-яга.
– Здравствуйте… – Настя сглотнула, расплываясь в улыбке. – Я вместо… Вам звонили… – У Насти мгновенно вспотела спина, так как она забыла имя девушки, вместо которой пришла в этот дом. А ведь по легенде она была ее сестрой.
– Так вот ты какая… – протянула старушка и вытащила из-за спины огромный черный пистолет, направив его прямо в грудь Насти. – Ну, что ж, заходи. И дверь за собой плотнее закрывай. Шуметь будешь, тебе же хуже. Поняла?
Настя кивнула, так как что-либо сказать она была не в состоянии. Такой огромный черный монстр она видела только в черно-белом кино. Именно к нему, наверное, и обращался поэт со словами: «Ваше слово, товарищ маузер!» Потому что такая конструкция вызывала ужас и почтение. Откуда сей музейный экспонат мог взяться у вдовы профессора, Настя и предположить не могла, но впечатление он производил ужасающее. Из него можно, наверное, и танк подбить, и медведя завалить, да и просто довести человека до инфаркта одним только его видом.
– Прямо по коридору в кабинет и в кресло! – скомандовала бабка.
Настя подчинилась, мысленно благодаря Петра за починенную ногу, иначе бы ее разбил паралич на нервной почве еще в дверях, и она бы точно не смогла сделать ни шагу. А уж отвечать за адекватную реакцию на слова и действия бабки никто бы не взялся.
– Вы меня не так поняли… Успокойтесь, я из социальной службы, я заменяю Марину, – бормотала Настя себе под нос, со страха все-таки вспомнив имя «сестры», проходя по широкому коридору, по обе стороны которого располагались комнаты.
Коридор был просторный, представительный, а вот двери, ведущие в комнаты, обшарпанные и старые. Похоже, что квартира-то коммунальная… Спина Насти от почти упирающегося в нее здоровенного ствола уже стала совершенно мокрой от страха. Сильно рискуя, Настя кинулась к одной из дверей и забарабанила в створку руками, истошно закричав:
– Помогите! Откройте! Мне угрожают оружием! Спасите!
– Молчать! – перекрыл ее крики голос вдовы. – Иди прямо в торцевую комнату! Глупая, что ли? Здесь, кроме нас с тобой, никого нет. Никто, кроме меня, здесь больше не живет! Вся квартира принадлежит мне!
Настя замолчала и пошла дальше, понуро опустив плечи, радуясь уже тому, что ее пока не расстреляли без суда и следствия.
«Вот ведь нелепость какая… – думала она. – По моим наблюдениям и по тому, что разузнал Митя, я должна была с трудом попасть в эту квартиру, а получается совсем наоборот: меня тут просто ждали. Бабка решила порезвиться на старости лет!»
Комната с единственной открытой дверью и светом, распространяющимся оттуда, куда гнала Настю Зоя Федоровна, по виду являлась когда-то рабочим кабинетом ученого – массивный антикварный стол с зеленым сукном на поверхности; под потолком большая лампа с желтым абажуром с кисточками; по стенам сплошные стеллажи, в них толстые, запыленные, все как на подбор, корешки книг с золотыми буквами; своеобразный запах библиотеки и старой кожи; большое черное кожаное кресло с потертыми подлокотниками; маленький топчанчик, укрытый пледом и… Настя закричала нечеловеческим голосом. В углу рабочего кабинета стоял расчлененный труп человека. Несколько секунд понадобилось для того, чтобы понять: перед нею очень хороший муляж. Такой добротный, старый муляж по анатомии человека.
– Да что же ты кричишь, как резаная? – поморщилась Зоя Федоровна. – Стены хорошие, звукоизолированные, так как моему мужу за работой мешал каждый шорох, так что ори не ори – никто не придет к тебе на помощь. А потом, кто из нас еще и жертва? Ты ворвалась в мой дом, и явно не с мирной целью, – прищурилась бабка. И скомандовала: – Садись в кресло! Руки на стол, чтобы я видела! Вот так вот.
– Ничего я к вам и не врывалась, вы сами затащили меня в свою квартиру под дулом пистолета!
– Эти сказки ты будешь рассказывать кому угодно, только не мне, старому работнику уголовного розыска, – с пафосом заявила Зоя Федоровна, тоже усаживаясь, вытягивая ноги и поигрывая своей «игрушкой».
– Работника чего? – икнула Настя, явно не ожидавшая такого расклада.
– Разрешите представиться: ныне – почетный пенсионер, а в прошлом старший следователь по особо важным делам. Правда, проработала я всего двадцать лет, а потом пришлось уйти на вынужденную пенсию по ранению, но зато с наградами. А потом я была всего лишь домохозяйкой при своем гениальном муже, но без дела никогда не сидела – всегда помогала людям юридическим советом и своей смекалкой.
«А у бабки-то мания величия, кажется», – подумала Настя.
– Я очень рада за вас, – выдавила она из себя. И если бы у Насти был кадык на шее, то он точно бы трогательно дернулся. Но его не было, поэтому на ее худой длинной шее выделялась только пульсирующая жилка.