Смерть пиявкам! - читать онлайн книгу. Автор: Иоанна Хмелевская cтр.№ 64

Меня бросило в жар. А соседка продолжала:

— Я же вам говорю — страшный скупердяй! Да и проиграл он не пару кружек, потому что орал с такой силой — у меня аж шифоньеры подпрыгивали. Он ведь только представляется, что живет в достатке, ни в чем не нуждается. Верно, себе-то он ни в чем не отказывает, но за грош удавится. «Из-за этого жлоба сра…» Нет, не буду я выражаться. В общем, мне прямо страшно стало от его криков. Такой-сякой-разэтакий, околпачил меня, обмишулил, да чтоб света белого ему не видать! И матюги потоком сплошным. Но что конкретно произошло, я не поняла. Может, еще поорет, тогда и узнаю. А что с Эвой? Вы говорили, вроде бы отыскалась. Ну и как она?

Пани Вишневская за свои бесценные сведения, пусть и отрывочные, безусловно, заслужила информацию.

— Она живет во Франции. Уже несколько лет. Да я вам об этом, кажется, уже сообщала. А вот что не сказала — не верьте, что Эва со Ступеньским какими-то делишками занималась, неправда это. Ступеньский нарочно возводил на нее напраслину, чтобы отомстить. Она ведь его как пса шелудивого прогнала, видеть его не желала. Эва его раскусила. А теперь вот и папочка вроде бы понял, какой это негодяй.

Подумав, я подбросила еще новость для соседки, чего там, не стану скупиться.

— Теперь у Эвы другой мужчина есть, не чета Ступеньскому. Человек солидный, культурный и на хорошей должности — адвокат, скоро поженятся, а уж как он Эву любит! Как вернутся из Франции, так и поженятся, хотят свою фирму открыть. Но учтите, это пока тайна, я только вам по секрету говорю. Пожалуйста, никому ни слова, а уж тем более ее родителям.

— Да неужто я не понимаю! — возмутилась пани Вишневская. — И кому я могу разболтать? Не этому же, который отцом прозывается, а сам дочь родную чуть не в могилу свел! А уж как я за Эвочку рада, вы не представляете! Она заслужила, бедняжка. Так, говорите, сейчас у нее все хорошо?

— Все хорошо, даже снова стала писать. И наверняка добьется успеха.

Соседка удовлетворенно кивала и неожиданно спросила:

— Так вы говорите, драгоценный Флорианчик околпачил этого ревуна?

Вот те на! Неужели это я ей сказала? Холера! Но вроде бы она сама из его воплей это поняла.

А соседка, не дожидаясь моего подтверждения, уже понеслась:

— Так ему и надо, медведю проклятому! Заслужил. Да, еще вспомнила! За что-то он клял жену, она ему отвечала, но я не расслышала, она женщина тихая. А он гавкал: «Дура ты последняя, и чего встреваешь, все одно не твоего ума дело, дубина стоеросовая». И еще как-то странно ее обзывал, Кассандрой и пифией какой-то. И велел язык за зубами держать, а уж это лишнее. Она и без того не пикнет, все молчит. Говорю вам, крику-то, крику, весь дом трясется, а толком ничего не понять. Так вы считаете, он с курорта сюда приезжал?

Тут я поспешила свернуть наш разговор, что-то слишком много эта баба знает. Надеюсь, все же не я проболталась, а она из подслушанного сама выводы делает. Хорошо все-таки, что я не наслала на нее Гурского, представляю, сколько неприятных слов потом услышала бы от него. Он бы и базу юридическую подвел, например, обвинив меня в подсовывании свидетелю ложных показаний.

Домой я возвращалась не спеша, пытаясь упорядочить хаос, царящий в голове.

Папочка Эвы метал в адрес Ступеньского громы и молнии. Это хорошо. Ступеньский его объегорил. Это и вовсе замечательно! И отсюда следовал вывод, который напрашивался с самого начала, — товарищество Ступеньский — Яворчик, сеющее слухи и поливающее грязью честных людей. Я тоже стала их жертвой, с той только разницей, что мне не надо было бежать на край свет от жуткого папочки.

Внезапно я сообразила, что до сих пор не принимала во внимание один очень важный момент. Драгоценный папочка полностью зациклился на дочери. Дочь принадлежит ему, она его собственность, она не имеет права жить своей жизнью, должна слепо подчиняться ему, как жена. И по какому праву она проявляет такую самостоятельность, убегает от него и живет как вздумается, занимается чем хочет и даже осмеливается добиваться каких-то там успехов? Без него?!

Похоже, он ждал сына, чтобы вырастить свою копию. А родилась дочь, так мало того, она еще совсем на него не походила, да и строптивицей оказалась.

Тут появляется Ступеньский, мигом понимает, с кем имеет дело, и успокаивает папочку: взбунтовавшаяся дочка не сама добилась успехов, она ноль без палочки, тут родитель прав. Ей помогли всякие прохиндеи на ТВ, которые ловят таких простаков и используют в своих целях. Они и последнюю дурочку способны вознести на невиданные высоты, у них связи и возможности, любое дерьмо так преподнесут почтеннейшей публике, словно это бесценные сокровища, им из идиотки звезду сделать — раз плюнуть. Нет, для этого вовсе не обязательно затаскивать в постель, у них другие цели — заработать на своей кукле. Вот и из Эвы они делают такую куклу, источник денег. Разрекламируют, растрезвонят, глупая публика послушно проглотит все, что ей преподнесут. Реклама, как известно, — двигатель торговли.

И папаша верил всему, что плел лучший друг Флорианчик. Нет, так он этого дела не оставит, он покажет негодяйке, где ее место, и растолкует, что она сама по себе — ничтожество. Только надо устранить всех этих липовых покровителей. Ишь, и ей голову задурили, а главное, ему от этого — ни гроша медного.

Мог ли Ступеньский убедить кретина в том, что к вознесению Эвы причастен и Вайхенманн? А почему нет? Ведь ему нужна была знаменитость, небось сколько раз трепал эту фамилию, распаляя папочку. А Држончек? И его приплел. А Заморский и вовсе лапу наложил на Эву, полностью подчинил себе, она его как собачонка слушается. Вот не представляю, каким чудом можно заставить человека поверить в такие бредни… Впрочем, ослепленный ненавистью болван во что угодно охотно поверит.

До сих пор вроде бы логично. Но следующий на очереди — Ступеньский… С ним как?

Дышинский и Язьгелло! Совместными усилиями они развенчали бред, который наворотил Ступеньский. Они понимали и другим разъяснили, что так называемые великие режиссеры-постановщики — бездарные пиявки, за душой ни капли таланта, а лишь безумная жажда обогащения. И они не помогают писателям, напротив, они их губят. Разрушают творческую атмосферу, загоняют писателя в угол и, если он слабый и одинокий, затопчут, загрызут, убедят, что это он — ничтожество, а без них и вовсе пропадет. Вот папаша и кумекает: выходит, драгоценный Флорианчик всю дорогу врал про Эву, наплел с три короба насчет помощи могущественных воротил, чужими руками устранял конкурентов. Папаша пришел в ярость и решил отомстить.

Вроде бы все складывается логично, но ведет к однозначному выводу: Ступеньского пришил папочка.

К выводу я пришла, остановившись на красный у очень сложного перекрестка — аллеи Неподлеглости и Вилановской.

Стоп, скомандовала я и машине, и себе. Машина послушно замерла, а я, наоборот, помчалась в своих рассуждениях дальше. Невозможно! Не мог он убить! Убийство врага всегда предполагает выплеск ненависти и последующее освобождение. Убив, можно радоваться победе над поверженным противником, наслаждаться тем, как ты сумел собственной рукой уничтожить ненавистного подлеца. После убийства злоба и ненависть исчезают, сменяясь торжеством и радостью. А тут…