Смерть пиявкам! - читать онлайн книгу. Автор: Иоанна Хмелевская cтр.№ 53

Я кивала столь энергично, что голова чуть не отвалилась.

— И она права! Поймите же, Эва как писательница самодостаточна. Любое сотрудничество с кем-то, любое партнерство ей только мешает. Заставляет вносить изменения, которые она не предвидела, и инициатива партнера никак не укладывается в ее литературный замысел, а ее идеи вызывают критику партнера. Он бесцеремонно корректирует ее текст, вносит поправки, в корне искажающие первоначальный замысел. Поверьте, это не работа, а мука! И если она все же настоит на своем, никакой гарантии, что это останется в конечном варианте. Чаще получается все наоборот, и у автора опускаются руки. Кому пожаловаться, как доказать? Неужели вам самому, пан адвокат, никогда не приходилось иметь дело с режиссером, который по-своему претворяет созданный автором образ?

— Лично никогда.

— А интервью? Неужели не выпадало такое счастье? Вот вы даете интервью, что-то там говорите, а журналист переделывает все на собственный лад, как ему нравится.

— Я не даю интервью.

— Так закажите благодарственный молебен, — мрачно посоветовала я. — Это как раз тот случай. Тактичность, деликатность, нюансы — все оборачивается примитивом. Вот, скажем, автор пишет, что героиня сидела рядом и изредка несмело касалась его локтем. Режиссер же бросает героиню ему на колени и крутит смачную порнографию. И как вы объясните суду, что имели в виду нежные чувства, а не сексуальное пособие для распалившихся подростков? Какой суд в состоянии понять ваши претензии?

Вежбицкий внимательно слушал.

— Разумеется, мне приходилось сталкиваться с таким подходом, — признался он. — И не только у Хемингуэя. Допускаю, что некто, доведенный до отчаяния такими искажениями, мог решиться на месть…

Но я уже понеслась:

— И не только автор художественного произведения, страдает и сценарист. Режиссер берет его сценарий, выхватывает сюжет, а все остальное перекраивает как пожелает. Ведь режиссер — первый после Бога, больше никто не смеет и слова сказать, приструнить разошедшегося режиссера можно лишь деньгами, тогда он согласен отказаться от своих идиотских затей, но от этого бывает еще хуже, потому как обнажается дно — его полная творческая импотенция. Нет, у нас есть, конечно, и хорошие режиссеры, есть и просто замечательные. Я же говорю о паразитах-пиявках. О «великих художниках» с пустой головой, кровопийцах, разжиревших на высосанных жертвах!

— Очень образно. Вы, пани Иоанна, весьма доходчиво формулируете. Признаюсь, и Эва говорила нечто подобное, только другими словами. А мне удалось выяснить, что упомянутый вами Флориан Ступеньский очень ловко и умело вредил ей и при каждой встрече преподносил какую-нибудь неприятность, старательно эти встречи организовывая…

Я не выдержала:

— Хватит, давайте уж говорить прямо, к черту дипломатию! Ведь он давно жил в одном доме с ней, вы не могли не знать об этом. Как такое случилось? Он подружился с ее родителями?

Мне очень хотелось услышать, что Вежбицкий знает об этом. А тот как-то заговорщически осмотрелся, убедился, что нас никто не подслушивает, жестом попросил у официанта еще чашку кофе и наклонился ко мне:

— Да, я хотел обратить на это ваше внимание…

— Нет необходимости, — опять невежливо перебила я. — Я охотно беседую с любопытными бабами. Знала ли семья Эвы ее адрес — вот что интересно, ведь Ступеньский мог и скрыть его от папочки…

— Из вашего вопроса следует, что в агрессивной кампании против Эвы вы чувствуете и руку ее отца?

— О, и вы тоже?

— Да, и безо всякого сомнения.

— Но о том, где она живет, он узнал, кажется, лишь совсем недавно?

Пан адвокат, поколебавшись, решил, что все же может выдать мне эту тайну. С проживанием Эвы после ее бегства от родителей все не так просто. Сначала она жила в квартире мужа — после того, как они развелись и он уехал из страны. И тут совпали во времени знакомство с Флорианом, экранизация ее книг и проклятый сценарий — в той квартире она жила около двух лет. А затем, воспользовавшись отъездом Ступеньского в Краков, сделала попытку исчезнуть из поля его зрения и перебралась в квартиру на улице Винни-Пуха. А Ступеньский через какое-то время тоже поселился в том доме — совершенно случайно. Эва понятия об этом не имела, прожив бок о бок почти три года, они ни разу не встретились. Фамилия Седляк негодяю ничего не говорила, а чистое везение помогло Эве не пересекаться с соседом по лестничной площадке. Но так длиться вечно, конечно же, не могло. И когда они все же столкнулись, Ступеньский чуть в пляс не пустился, а Эва едва не ударилась в панику.

И не нашла ничего лучшего, как не появляться в собственной квартире, ютилась где придется. Эва боялась, что объявится отец. С Вежбицким она была знакома уже несколько лет, с момента ее развода, познакомились случайно в суде. И сдается мне, адвокат влюбился в нее сразу и навсегда.

Я попыталась с помощью Вежбицкого прояснить кое-какие измышления Ступеньского, которые оставались для меня неясными. В жизни не встречала человека, который слушал бы меня так внимательно, как адвокат Вежбицкий. На месте Эвы я бы отнеслась к этому пану как к великой милости судьбы. Надеюсь, она так и сделала. Когда я закончила рассказывать, он задумчиво заговорил:

— Состояние Эвы было ужасным. Она боялась выходить на улицу, не спала ночами, вздрагивала от каждого звонка в дверь. Это было не просто нервное расстройство, боюсь, нечто более серьезное. И тогда она стала искать спасения в работе. Принялась писать, но публиковать свои произведения не собиралась. Я был единственным ее читателем. И знаете, на мой взгляд, они прекрасны. Думаю, любое издательство, любой журнал обеими руками ухватился бы за предложение сотрудничать с Эвой. Да она и сама это понимала и как-то призналась мне, что боится успеха. Даже собиралась сменить псевдоним. Было в ней и упорство, и какая-то непонятная мне сила. То есть физически она совсем ослабела, и сил в ней не осталось ни на грош, но творчески она стала лишь сильнее. И вот так сама себя загнала в замкнутый круг. И если бы мне пришлось кого-то убивать — хотя нет у меня таких склонностей, — то только этого Флориана Ступеньского.

— На вашем месте я бы нашла и вторую цель, — выпалила я, не успев удержать язык за зубами. — Нет, нет, я ничего не говорю, меня всегда считали малость ненормальной, пусть так и остается.

— Вы — прелесть, пани Иоанна, — произнес торжественно Эвин поклонник.

А я никак не могла забыть слова пани Вишневской и рассказ Ляльки. И вдруг пожалела, что не могу раздвоиться, тогда вторая «я» смогла бы пообщаться с Гурским, тут уж наверняка мы бы пригодились друг другу и достигли грандиозных успехов.

А вслух я убежденно заверила пана адвоката, что самым великим и мудрым его деянием была отправка Эвы за пределы Польши, к чертям собачьим. Ничего не поделаешь, у меня нет другого выхода, как ознакомить со всеми этими нашими тонкостями одного мента, и вам придется с этим согласиться. Да, а как сейчас обстоит дело с Эвиным папочкой? Он вроде бы отбыл на лечение в санаторий, ревматизм у него. Вы знаете, в какой санаторий?