Золотые цикады сбрасывают кожу - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Стрикунов cтр.№ 33

Абрикосов достал коробку, чиркнул, и пламя осветило лестницу, ведущую вниз в темноту.

– Давай руку. Или нет, идите за мной. – Юрий зажег новую спичку и первым храбро устремился по ступенькам, усыпанным огромными кленовыми листьями.

Альдона молча двинулась следом.

Лестница кончилась, радушный хозяин зажег очередную спичку. Девушка увидела перед собой железную дверь. Огонек замигал и погас.

В темноте раздалось металлическое позвякивание ключа, открывающего замок.

Абрикосов опять чиркнул спичкой, широко распахнул дверь:

– Прошу.

Альдона обратила внимание, как совершенно бесшумно открылась массивная дверь, и сделала несколько неуверенных шагов, шурша листвой.

– Здесь осторожнее. Это надо переступить, – раздался голос Юрия, и снова вспыхнула спичка.

Девушка увидела справа и слева от себя на уровне глаз черные деревянные лавы-ряды. Она протянула руку, и пальцы ощутили гладкую полированную поверхность.

– Это надо переступить, – повторил проводник и, держа спичку в правой руке, подал левую Альдоне.

Прямо в проходе, возвышаясь над полом сантиметров на пятнадцать, чернел прямоугольный помост 3×4 метра, а на нем в беспорядке лежали: пишущая машинка, блюдце, колода порнографических карт, стакан, тарелки и еще какие-то вещи.

Снова воцарилась темнота, но Альдона, опираясь на руку Юрия, без труда перешагнула через реквизит.

– Вот мы и на месте, – облегченно вздохнул Абрикосов, усадив зрителя на первый ряд.

Он чувствовал тревогу девушки, доверившейся незнакомцу, и потому старался вести себя как можно более деликатно.

Именно эта деликатность и пугала Альдону.

– Курить здесь можно? – нервно поинтересовалась «Домино».

– Конечно, – Юрий протянул сигареты. – Сейчас придут артисты и начнем.

– А сколько их?

Темнота не позволяла видеть лица, но голос девушки выдавал крайнюю степень волнения.

– Двое, – подчеркнуто сухо отозвался Абрикосов, досадуя, что сам начинает заражаться беспокойством гостьи.

На миг спичка выхватила бледное лицо Альдоны, и тут вспыхнул яркий свет.

От неожиданности оба вздрогнули и стали нервно смеяться.

– Наконец-то, – непроизвольно вырвалось у Юрия.

Теперь, когда стало светло, Альдона смогла по-настоящему рассмотреть оформление: желтые, золотистые, медные, цвета каштана, огромные и поменьше листья устилали площадку. Искусственные, догадалась девушка.

Стены театрика черного, с почти неуловимым оттенком зеленого цвета.

Осветительная аппаратура и небольшое плексигласовое сооружение, напоминающее фрагмент скамейки, вот и все оформление.

– Пульт осветителей за стеной, сейчас там, кто-то из актеров, – объяснил Альдоне причину появления света Абрикосов.

– Добрый вечер, – в дверях появился Нугман. Уже без куртки, в свитере грубой вязки с холщовой сумкой через плечо. Неторопливо прошел к скамейке, стоявшей посередине площадки, сел.

– Знакомьтесь, Альдона. Молодой человек является обладателем благозвучного имени – Нугман. Кроме прочих достоинств, молодой человек – исполнитель роли американского парня по имени Джерри.

Актер широко улыбнулся и, подойдя к девушке, поцеловал ей руку.

– Очень приятно, Нугман.

– Альдона, – щеки девушки изменили цвет, и до Абрикосова вдруг дошел смысл выражения «морковка». Если еще собрать волосы в пучок, точь-в-точь морковка.

Неожиданно для себя, Юрий, зачем-то произнес:

– Девушка из Прибалтики.

На лестнице раздались звуки шагов бегущего человека, и в дверях возникла фигура плотного коренастого мужчины в светло зеленом плаще, велюровой шляпе и очках.

– Дайте отдышаться.

– Альдона, это – Илья, замечательный актер, – представил Юрий вошедшего.

– Альдона, гостья из Прибалтики, – Нугман пародировал Абрикосова.

– Очень приятно, – отозвался Илья, слегка поклонившись.

– Кофе? – Юрий хотел, чтобы единственный зритель чувствовал себя комфортно.

– С удовольствием. – Ей начинало нравиться свалившееся на голову приключение.

Абрикосов вышел из зала, открыл дверь осветительской, набрал из крана воды в стакан-кипятильник, воткнул штепсель в розетку и, вернувшись в зал, поставил перед Альдоной пепельницу. Девушка поблагодарила, стряхнула пепел на чистую полированную поверхность.

– Кофе вот-вот будет готов, не скучайте.

– Все в порядке, – заверила девушка.

Абрикосов услышал, как булькает вода, и вышел из зала.

В осветительской Юрий засыпал растворимый кофе в чашки, залил кипятком.

Подошел к окошку в стене, через которое инженер по свету следит за ходом спектакля. В зале стояла напряженная тишина.

Илья уселся на скамью, раскрыл книгу, а Нугман расхаживал рядом.

Юрий взял чашки и внес в зал. Одну поставил перед Альдоной.

– Спасибо.

Потом сам глотнул кофе, раскурил потухшую сигарету, прошелся по площадке, выключил «пистолеты», освещавшие зрительские места.

Актеры молча сидели на ярко освещенной скамейке, а Юрий взобрался на самый верхний, последний ряд. В своем плаще на фоне черной стены он стал практически не виден.

Нугман отошел в глубину площадки, с минуту постоял, повернулся и побрел по шуршащей листве. Спектакль начался.

Монолог Джерри о собаке решал – быть или не быть успеху.

Обычно, когда дело доходило до этого момента, Юрий начинал волноваться, но сегодня после первых же фраз Нугмана понял – случилось.

Уже каким-то чужим, посторонним взглядом Абрикосов отметил, как стало мертвенно-бледным лицо Ильи, когда Нугман произнес:

– История о Джерри и собаке.

И тревога Юрия сменилась печальным блаженством, которое Абрикосов испытывал каждый раз, прощаясь со спектаклем. Ведь в тот миг, когда спектакль приходит к кому-то: зрителю, актерам – в это же самое мгновение он и уходит от кого-то.

И только один человек на свете знает, от кого уходит живое существо под названием «спектакль». Знает, так как сам его создал.

Юрий глядел на взволнованное лицо Нугмана, объяснявшего что-то Илье, и понимал что все кончено.

Юрий прикрыл глаза. Чтобы знать, как идет спектакль, необязательно видеть актеров. Достаточно слышать тон роли…

Абрикосов открыл глаза, в наступившей тишине слышались с трудом сдерживаемые всхлипывания.

Плакала Альдона. Юрий не мог видеть лица, но вздрагивавшие плечи девушки говорили лучше всяких слов.