Утром я проснулась на диване в холле. Вокруг меня теснились бутылки, валялись набитые окурками пепельницы, но я чувствовала себя совершенно нормально. Может, дело в том, что в баре Дюваля не водилось дешевого пойла? Собирая по комнате все эти чудесные емкости, содержимое которых стоило как знаменитые французские духи, вытряхивая пепельницы, открывая окна для проветривания, принимая ванну в чудовищном по размерам джакузи Дюваля, я старалась не думать ни о чем серьезном. Серж приедет завтра, я встречу его, потом повезу пообедать, потом — не знаю что. Надо позвонить маме. Надо позвонить Мишель. Надо позвонить Полю. Хоть он и отдалился от меня с тех пор, как я стала невестой Дюваля. Его, то есть Поля, мне действительно не хватало. Я бы рассказала ему все. Он надежный, верный, порядочный. Он скажет, что делать.
Рассказать все Сержу Дювалю мне и в голову не пришло. Не могла же я, в самом деле, признаться, что согласилась выйти за него замуж только чтобы вернуться в Париж и искать Мира! Вполне логично было промолчать! Но, как показала жизнь, логичное и правильное — не всегда одно и то же.
Разговор с Полем пришлось отложить, потому что он отдыхал с Сюзанной где-то в Африке и собирался вернуться в Париж не раньше, чем через две недели. Мишель была занята новой работой в каком-то рекламном агентстве и новым романом с известным французским автогонщиком. Она считала, что я в жизни обустроена, пора и собой заняться.
Пометавшись в поисках хоть какой-нибудь опоры, хоть кого-нибудь, с кем можно было бы все обсудить, я решила, что обречена на одиночество и неприкаянность. Это было тяжело. Дюваль должен был вернуться завтра, а у меня было такое настроение, что хоть в петлю лезь! По телефону мы общались до пяти раз за день, но по телефону он меня не видит и легче изобразить счастливую невесту. Что же я буду делать завтра? А что я буду делать всю оставшуюся жизнь?
За сутки ничего не изменилось и не решилось. Я стояла в здании аэропорта перед огромным стеклом, за которым взлетали и садились самолеты, сновали автобусы, перевозящие пассажиров к самолетам, и машины технических служб. Самолет Дюваля уже приземлился, и пассажиры начали спускаться по трапу. Эффектную фигуру моего жениха не заметить было невозможно. На нем было элегантное пальто оливкового цвета и мягкая серая шляпа. В руках он нес кожаную папку с документами. Его прекрасная осанка свидетельствовала о самоуважении и хорошем воспитании в частном элитном учебном заведении, где деток учат соответствовать своему будущему положению. Ребенком Дюваль всегда знал, кем будет, когда вырастет. Что же, разумный подход к жизни. Боже мой, да мы же с разных планет! Мы никогда не сможем быть вместе. Неужели Серж действительно так любит меня, что забыл прописные истины своего круга?
В машине он взял мою руку и огорчился, не увидев на пальце своего подарка.
— У меня нет привычки к дорогим вещам, — ляпнула я.
Он явно не понял меня.
— Но оно красиво, не так ли?
— Серж, я не могу надеть бриллиант размером с куриное яйцо к джинсам.
— Тогда надень что-нибудь подходящее! — Он искренне хотел помочь. — Давай проедем по магазинам, купим тебе то, что ты хочешь.
— Серж, милый, я хочу джинсы. У нас в России, в детстве, джинсы были пределом мечтаний. И теперь я ношу их все время, воплощая детскую мечту.
Это хоть что-то объясняло. Не говорить же Дювалю, что без Мира мне дышать не хочется, не то что одеваться!
Теперь жизнь стала приобретать внешнюю упорядоченность. Дюваль жил в своей квартире, а я в его загородном домике, но, в сущности, мы не расставались. Утром он заезжал за мной по дороге в банк и отвозил в модный тренажерный зал, где я отчаянно халтурила. Заняться спортом мне пришлось по совету личного семейного врача Дювалей. После занятий я встречалась с Сержем за ланчем. Потом отдыхала дома, тоже по совету старого зануды, а к обеду за мной снова приезжал шофер. Вечер мой жених всегда посвящал мне: выгуливал в парке в хорошую погоду, возил в театр, в оперу или просто в кино, когда было холодно. Раз в неделю мы общались с его многочисленной родней. Все это были интеллигентные люди, имеющие возможность заниматься любимым делом, не заботясь о хлебе насущном. Среди них были два художника из «Рассерженных», три поэтессы, скульптор-примитивист и писатель, несомненно, умный человек. Его творения остались для меня за языковым барьером.
Родные Дюваля принимали меня сдержанно, но приветливо. Они понимали, что их безбедная жизнь во многом зависит от их милого маленького Сержа, державшего основной капитал семьи в семейном банке. Зачем же ссориться с его будущей женой? Еще больше я стала уважать его за то, что он не боится ответственности, уверенно распоряжаясь деньгами семьи. И не боится осуждения, решив жениться на мне.
Глава 47
Однажды вечером, обычным, как казалось, после визита к родне, Серж напросился сам к себе в гости в свой загородный коттедж. Отказать ему я не могла по всем причинам. После чашечки кофе он сказал:
— Скажи, милая, как ты ко мне относишься?
— Я восхищаюсь тобой, — ответила я вполне искренне.
— Спасибо. Это важно, Элен, потому что я хочу серьезно поговорить с тобой. Прошло полгода с тех пор, как ты согласилась стать моей женой. Это очень счастливое время для меня. А для тебя? Оправилась ли ты от своей потери?
Я невольно дернулась, он заметил это.
— Вижу, что нет. — Он опустил породистую голову. — Я этого и боялся…
Серж помолчал. Потом продолжил:
— И все же я скажу. Понимаешь, я отказался от всех прежних связей. Человеку с моими наклонностями трудно находить удовлетворение, завязывая романы с порядочными женщинами. То, что я хочу, делают только за деньги. Лишь встретив тебя, я понял, что обрел шанс быть счастливым. Когда мсье Шахов рассказал мне твою историю, то, что ты сделала с человеком, который похитил тебя, я понял, что безумно хочу увидеть эту женщину. Я понял, что ты сильна, агрессивна, сексуальна. В тебе есть воля к жизни и свободе. Такой женщине я мечтал принадлежать всю свою жизнь. А увидев тебя, такую прозрачную, хрупкую, с израненным сердцем, я почувствовал истинное родство наших душ. Ты тоньше, ранимее, ты нуждаешься в заботе и опеке. И все же ты — амазонка моей мечты.
Я сидела, будто громом пораженная: неужели он говорит обо мне? Это я-то «сильна, агрессивна…..амазонка… прозрачная…» Боже! Если бы мне хоть половину этих слов сказал Мир! Как бы я была счастлива!
Дюваль встал, обошел разделявший нас маленький столик с хромированными ножками и сел рядом со мной на диван. После паузы он продолжил дозволенные речи:
— Элен, я схожу с ума рядом с вами. Меня бросает в жар от вашей холодности, от того, как вы обрываете телефонные разговоры, как вы уходите каждый раз, даже не обернувшись. Я вижу, что это не кокетство, и… я люблю вас.
Чем-то знакомым повеяло на меня. Эту сцену я уже играла, но где? С кем? И роль у меня была другая. Да, точно! Это я просила любви. Я просила о ночи любви Мира семь лет назад, в России, сидя за столиком кафе. С этого все и началось. А теперь роскошный мужчина, аристократ, миллионер говорит мне о своей любви. Так вот что чувствовал Мир! Равнодушие и немного любопытства. Правда, Дюваль, как я сама ему сказала об этом, вызывает у меня еще восхищение, а вот дать ему то, о чем он просит, я не в силах. Ну не смогу я больше стегать его плеткой! Это выше моих сил.