Осиновый крест урядника Жигина - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Щукин cтр.№ 44

— Ты вожжи-то придержи и гонор свой подальше засунь. Встану и уйду, не привязанный.

— Чем же я вас рассердила, Наум Капитонович? Просьба у меня понятная, исполнить ее прошу за свои деньги, если не можете исполнить — скажите, я не обижусь. Пойду к другим людям, они не такие сердитые.

— И к кому ты пойдешь?

— А это уж, извините, мое дело.

Крякнул Капитоныч и еще раз подивился — это надо же, будто переродилась бабенка! Просто так не схватишь. Хочешь не хочешь, а придется идти на попятную, но он негордый, попятится и своей минуты еще дождется. Разжал сухонькие кулачки, сказал:

— Нашелся твой Азаров. Чего теперь делать с ним?

— Вот и хорошо, что нашелся, — Марфуша не обрадовалась, не удивилась, восприняла известие как должное, — а делать с ним ничего не надо. Привезите его ко мне, на один час.

— Это больших денег стоить будет, сам-то он, по доброй воле, не пожелает ехать.

— За деньги не беспокойтесь, я своему слову хозяйка, сколько скажете, столько и заплачу. Задаток уже приготовила. А поехать ко мне господин Азаров обязательно согласится, ему только сказать надо, что бумагу я сохранила, не сожгла.

— Какую такую бумагу? — сразу насторожился Капитоныч.

— Он знает, ему растолковывать не потребуется. Скажете, что сохранила, и поедет, как миленький. Когда вас ждать?

— Курочка в гнезде, а яичко — сама знаешь, где… Если осечки не случится, завтра привезу, когда стемнеет. Не верится мне, что он по доброй воле поедет.

— Значит, завтра вечером буду ждать. Там на столике деньги лежат, заберите, — и Марфа улыбнулась, как она это умела делать — ласково и весело одновременно.

Вышел Капитоныч из уютного домика с таким чувством, будто его, тертого калача, обманули, как простодырого. Купить купили, а нужного ему слова так и не сказали. Постукивал костылем по деревянному настилу, направляясь к калитке, что-то ворчал себе под нос неразборчивое и не знал, что вслед ему, чуть приоткрыв занавеску, смотрит Марфа и шепчет сухим, срывающимся голосом:

— Погодите, дайте срок, все мои слезы отольются… Кровью будете харкать, на коленях ползать!

Остаток этого дня, ночь и следующий день провела она в нетерпеливом и тревожном ожидании. За какое дело ни бралась, все валилось из рук. Сама того не замечая, часто подбегала к окну — все чудилось ей, что стукнула калитка. Измучившись, прилегла на кушетке, накрывшись шалью, и не заметила, как внезапно сморил ее крепкий сон. Разбудил звук колокольчика, тренькал и тренькал, без всякого перерыва. Вскочила, привычно оправила волосы и на ощупь принялась искать спички — в доме было темно, а за окнами стоял глухой зимний вечер.

Звонок продолжал тренькать.

Наконец нашла спички, засветила лампу и пошла открывать дверь.

— Крепко спать изволите, Марфа Ивановна, — укорил Капитоныч, первым входя в дом. — Мы уж хотели оглобли заворачивать и в другую сторону ехать.

Марфа, не отвечая и не глядя на него, подалась вперед, держа в вытянутой руке лампу, — она торопилась увидеть иного человека.

И увидела.

Вошел следом за Капитонычем в ее дом рыжеватый мужчина, еще нестарый, но уже крепко лысоватый и какой-то блеклый, словно застиранная тряпка; под глазами у него красовались обвислые мешки, и сразу почувствовался крутой дух перегара. Но держаться он старался горделиво, выпячивал грудь, прямил плечи и смотрел с высоты своего невысокого роста, будто стоял на макушке постамента. Одет был не по погоде, в темную рубаху, на манжетах которой поблескивали запонки, и в бархатную жилетку с оторванными пуговицами — видно, прав оказался Капитоныч, по своей доброй воле Азаров ехать отказывался.

Марфа оглядела его с ног до головы, отошла и поставила лампу на стол, пригласила радушным жестом:

— Проходите, Андрей Андреевич, присаживайтесь, угощений не предлагаю, уж не обессудьте, да и разговор у нас будет недолгий. Поговорим накоротке и дальше поедем.

— Куда еще меня собрались везти?

— К Парфенову поедем, к Павлу Лаврентьевичу. Не забыли такого господина? Или позабыли? Наум Капитонович, вы бы нас вдвоем оставили на минутку. Но далеко не уходите, покараульте на крыльце.

Капитоныч пристукнул костылем в пол, поморщился, но ничего не сказал и послушно вышел. Конечно, хотелось ему остаться, хотелось услышать, о чем эта парочка беседовать станет, да он и остался бы, если бы не прозвучала фамилия Парфенова. С такими людьми трактирщик, как старый и хитрый лис, старался лишний раз без особой нужды не пересекаться, знал, что могут они переехать через него, как тележное колесо через палку переезжает, даже и не заметят. Да и кто знает, какие у Марфы дела с Парфеновым, вдруг она по его указке эту кашу заварила?

Едва лишь за Капитонычем закрылась дверь, как Азаров сразу же сел в кресло, закинул ногу на ногу и спросил:

— О чем беседовать будем, уважаемая… Даже не знаю, как вас называть, отчество мне неизвестно, значит, по-старому — Марфа. Если не ошибаюсь, под таким именем мне вас представляли, когда знакомили…

— Да называйте, как хотите, хоть горшком, только в печь не сажайте, я не в претензии буду. Марфа, так Марфа. Теперь слушайте меня, Андрей Андреевич, и на ус мотайте, если вам жить не надоело.

— Я бы попросил…

— Не надо меня просить, я же сказала — слушайте! И нечего тут петушиться, гребнем трясти, упал у вас гребень-то, да и я не курица. Хотя иногда ошибаюсь, вот и в вас ошиблась, думала, вы умнее окажетесь; как про бумагу, которую я не сожгла, услышите, так сразу и побежите ко мне… А вы не пожелали… Силой пришлось увозить, вон, даже пуговицы на жилетке пострадали.

— Чего ты от меня хочешь, девка? Какая бумага? Ты не бредишь?

— И рада бы, что все мне в бреду явилось, да только не получается — наяву было. А было так… Когда старик Парфенов начал головными болями маяться, он велел на Первом прииске тайник сделать, такой, чтобы никто и подобраться не мог. И поручил это секретное дело правой руке своей, господину Азарову, который у него служил. Тайник сделали, и стал в него господин Азаров со всех трех приисков самородки свозить, исполняя хозяйскую волю. Чудилось старику в последнее время, что он вот-вот разориться должен, и видения ему даже были, что кредиторы его в одной рубахе оставили, вот он и решил сделать запас на черный день. Сам мне про это рассказывал. А как его в скорбный дом увезли, он и вспоминать про этот тайник перестал, а господин Азаров наследнику про него не рассказал, утаил от наследника. Сам решил потайным золотом воспользоваться, но тут новый хозяин за какую-то провинность, да под горячую руку, взял и уволил господина Азарова. Стал тот в банке служить, и доступа ему на прииск с этого времени никакого не было. Зато бумага осталась, на которой путь до тайника нарисован, и верил Азаров, что он единственный, кто этот путь знает, да только просчитался. Не удивляйся, Андрей Андреевич, сам знаешь, бумаги-то две было, одна у тебя, другая у хозяина. Вы ее, хозяйскую-то, вытащили из стола, когда Лаврентий Зотович головой маялся, скомкали вместе с другим мусором и велели мне в печи сжечь. А я взяла и сохранила эту бумажку. Вот, сколько я вам забавного нарассказывала, теперь ваша очередь, Андрей Андреевич… Мне знать интересно — что на прииске сейчас делается? Как там ваш знакомец Савочкин поживает, какие у него приятели объявились, и что в банке случилось, почему вместо денег бумага оказалась? Все мне знать интересно, уж такая я любопытная… А если вы мне отвечать откажетесь, отвезут вашу душу прямиком к Парфенову на покаяние. Желаете туда поехать?