Но она давно-давно не испытывала этого ощущения сумасшедшей, головокружительной любви, которое вскипает в самом низу живота и опрокидывает мир навзничь.
Глава 5
– Мистер Дессен?
Я вздрагиваю и просыпаюсь.
– Привет. Извините…
Сверху вниз на меня смотрит женщина – невысокая, зеленоглазая, с рыжими волосами и в белом лабораторном халате. В одной руке у нее чашка кофе, в другой – планшет.
Сажусь.
За окном, которое рядом с моей кроватью, день, и первые пять секунд я совершенно не представляю, где нахожусь.
Низкие тучи окутали город, отрезав его профиль на высоте в тысячу футов. Глядя через стекло, я вижу озеро и две мили чикагских кварталов, заполняющих пространство между больницей и озером, – под мрачной, среднезападной серостью все выглядит приглушенным и размытым.
– Мистер Дессен, вы знаете, где находитесь?
– В больнице «Чикаго-Мёрси».
– Верно. Прошлой ночью вы, будучи в состоянии дезориентации, обратились в службу экстренной медицинской помощи. Вас принял один из моих коллег, доктор Рэндольф. Уходя сегодня утром по окончании смены, он передал мне вашу карту. Я – Джулианна Спрингер.
Из моего запястья к пластиковому мешочку, подвешенному к металлической стойке, тянется тонкая трубка.
– Что вы мне даете? – интересуюсь я.
– Всего лишь аш-два-о. У вас было сильное обезвоживание. Как самочувствие сейчас?
Провожу экспресс-самодиагностику.
Тошнота.
Голова раскалывается.
Во рту – как будто ваты наелся.
Показываю пальцем в окно.
– Как там. Хмурое похмелье.
За физическим дискомфортом таится сокрушительное ощущение пустоты, которая будто низвергается прямо на мою душу.
Меня словно выпотрошили.
– Готовы результаты магнитно-резонансной томографии, – говорит врач, включая планшет. – Показатели нормальные. Был неглубокий кровоподтек, но ничего серьезного. А вот токсикологический скрининг пролил некоторый свет. Мы нашли следы алкоголя, и это вполне соответствует тому, что вы рассказали доктору Рэндольфу, но есть и кое-что еще.
– Что?
– Кетамин.
– Не сталкивался с таким.
– Это анестетик. Применяется при хирургических вмешательствах. Среди побочных эффектов значится краткосрочная амнезия. Вот вам и объяснение дезориентации. Но токсикологический скрининг показал не только кетамин, а еще нечто, чего я никогда прежде не видела. Некое психоактивное соединение. Сказать по правде, необычный коктейль. – Джулианна отпивает кофе. – Должна спросить – вы сами эти средства не принимали?
– Разумеется, нет.
– Прошлой ночью вы назвали доктору Рэндольфу имя вашей жены и пару телефонных номеров.
– Да, номер ее сотового и нашего домашнего.
– Я пыталась дозвониться до нее все утро, но мобильный, номер которого вы назвали, принадлежит некоему парню по имени Рэй, а звонок по наземной линии сразу переводится на голосовую почту.
– Можете прочитать мне ее номер?
Спрингер называет номер сотового Дэниелы.
– Все правильно, – говорю я.
– Уверены?
– На сто процентов.
Врач снова смотрит на планшет, и я, воспользовавшись паузой, спрашиваю:
– Эти вещества, что вы нашли у меня в крови, они могли вызвать длительное измененное состояние?
– Вы имеете в виду бредовые идеи? Галлюцинации?
– Да.
– Буду с вами откровенна, я не знаю, что это за соединение, и, следовательно, не могу с уверенностью сказать, как оно могло подействовать на вашу нервную систему.
– То есть оно может действовать и сейчас?
– Я не знаю, каков период его полураспада и сколько времени может потребоваться организму, чтобы избавиться от него. Но в данный момент вы не кажетесь мне человеком, находящимся под воздействием чего-либо.
Память о событиях прошедшей ночи начинает понемногу восстанавливаться.
Я вижу, как вхожу, голый и под дулом револьвера, в какое-то заброшенное здание.
Вспоминаю укол в шею.
И другой, в ногу.
В памяти всплывают фрагменты странного разговора с человеком, лицо которого скрывала маска гейши.
Помещение со старыми генераторами, наполненное лунным светом.
Мысль о прошлой ночи несет эмоциональный вес реальной памяти, но присутствует в ней и фэнтезийная подкладка сна или кошмара. Что со мной сделали в том старом здании?
Спрингер пододвигает стул поближе к кровати и садится. Теперь я вижу веснушки на ее лице, отчего оно выглядит так, словно его посыпали песком.
– Давайте поговорим о том, что вы сказали доктору Рэндольфу. Он записал… – Она вздыхает. – Извините, у него жуткий почерк. «Пациент говорит: Мой дом – не мой дом». Вы также сказали, объясняя, откуда у вас на лице синяки и царапины, что за вами гнались, но когда вас спросили, почему за вами гнались, ответа дать не смогли. – Женщина поднимает глаза от экрана. – Вы – преподаватель?
– Верно.
– И преподаете в…
– В Лейкмонт-колледже.
– Тут вот какая штука, Джейсон. Пока вы спали и после того, как нам не удалось найти какие-либо следы вашей жены…
– Что значит «не удалось найти»? Что вы хотите этим сказать?
– Ее имя – Дэниела Дессен, так?
– Да.
– Ей тридцать девять лет?
– Да.
– Так вот, мы не нашли никого, кто соответствовал бы этим параметрам, во всем Чикаго.
Новость сражает меня наповал. Я отвожу глаза от доктора Спрингер и смотрю в окно. Там так серо, что даже время дня не определить. Утро, полдень, вечер – сказать невозможно. На другой стороне стекла прилепились капли дождя.
Я даже не уверен, чего стоит бояться – того, что эта реальность может оказаться правдой, или же того, что в голове у меня все распадается на кусочки. Вариант с опухолью мозга, на которую можно было списать происходящее, нравился мне больше. Этот вариант, по крайней мере, что-то объяснял.
– Джейсон, мы позволили себе проверить вас. Ваше имя. Профессию. Все, что смогли найти. Я задам вам вопрос, а вы ответьте. Но будьте очень внимательны. Вы действительно полагаете, что преподаете физику в Лейкмонт-колледже?
– Я не предполагаю. Так оно и есть.
– Мы просмотрели веб-страницы отделений естественных наук всех университетов и колледжей в Чикаго. Включая и Лейкмонт. Ни в одном из них профессора Дессена нет.