Глава 8
На следующее утро Вероника нашла Эйдана на площади Святого Марка, где он потягивал эспрессо в своем излюбленном кафе. Издалека заметив ее, он помахал рукой, она села рядом, и он заказал эспрессо для нее. Некоторое время они мирно болтали, сидя на солнце, потом Эйдан попросил показать ему снимок Беллини. Вероника достала фотографию. Эйдан разглядывал ее молча, сосредоточившись на деталях.
– Красивая, – восхищенно произнес он. – Мне кажется, что настоящая.
Так казалось и Веронике, картина выглядела даже слишком настоящей, потому и вызвала подозрения с самого начала. Она объяснила это, пока они пили кофе.
– Если картина выглядит идеальной – значит, с ней что-то не так. Лишь очень немногие полотна отличает такая безупречная точность, однако все они последние два десятилетия пробыли в музеях. Возможно, речь идет всего-навсего о школе Беллини, то есть о картине, написанной кем-нибудь из его учеников, а не самим мастером. Монахи наверняка захотят увидеть и оригинал, но по крайней мере, с фотографией они смогут начать исследовать историю картины и ее местонахождение за последние шесть веков.
Полотно было явно создано в XV веке, оставалось лишь определить, кем именно – неизвестным учеником или прославленным мастером.
– Будет очень интересно, – заключил Эйдан, увлеченный ее рассказом. По-видимому, он заразился страстью к искусству от Вероники.
Они допили кофе, и Вероника достала адрес монастыря, расположенного в той части Венеции, куда они еще не заходили. Речь шла о монастыре Сан-Грегорио-де-ла-Луче, идти до него предстояло минут двадцать, конечно, если они не заплутают. Этот григорианский монастырь построили еще в XV веке, как и многие другие здания Венеции. Вероника не предупредила о своем приезде заранее и надеялась на удачу, а также на то, что среди монахов найдется кто-нибудь, говорящий по-французски или по-английски. Изложить суть дела она могла и по-итальянски, но недостаточно хорошо, чтобы описать все важные детали картины.
Эйдан вернул ей фотографию, и Вероника вдруг почувствовала себя так, словно ей достался Святой Грааль. Конечно, ей хотелось, чтобы картина оказалась подлинной и стала прекрасным наследством для ее дочерей. Но в целом она была готова услышать окончательный вердикт «подделка». Вероника с Полом купили эту картину в антикварной лавке, которая с тех пор давным-давно закрылась. Хозяин лавки вынес картину откуда-то из дальней комнаты и продал им почти за бесценок. Эту лавку Вероника попыталась разыскать в первый же день своего пребывания в Венеции, и обнаружила, что ее больше нет.
Пока они шагали в направлении монастыря, оба заметили, как трудно удержаться и не заглядывать в попадающиеся им живописные часовни, и пообещали себе сделать это на обратном пути к площади. Разговор не прерывался всю дорогу. Эйдан рассказал, что вчера вечером еще долго гулял по городу и обнаружил несколько интересных мест неподалеку от своего отеля, в том числе ресторанчик, где он поужинал. Он уверял, что еда была бесподобна, но они уже договорились этим вечером побывать в ресторане «Бар Гарри», который Вероника особенно любила и давно мечтала о тамошнем ризотто по-милански – по ее мнению, лучшем во всем мире. Эйдан сказал, что не бывал в этом заведении, но ему не терпится попробовать ризотто, которое так нравится ей. Ресторан был одним из самых известных не только в Венеции, но и во всем мире. Он породил множество одноименных заведений, но все они не дотягивали до оригинала, и Вероника обещала, что Эйдану там понравится.
Идти до монастыря понадобилось чуть дольше, чем они рассчитывали, а когда они приблизились к тяжелым бронзовым воротам, то увидели, что они распахнуты. За воротами находился просторный двор, где беседовало несколько монахов. Вероника подошла к ним и спросила, как пройти в библиотеку или в приемную, где можно проконсультироваться насчет истории картины. О ее подлинности она пока не упоминала – объяснение могло показаться слишком сложным. Один из монахов сразу понял, о чем речь, подвел Веронику с Эйданом к маленькой запертой двери и позвонил в нее. Ждать пришлось несколько минут, но наконец дверь открыл монах в темных одеждах и вопросительно взглянул на посетителей. Вероника снова объяснила, в чем дело. Монах попросил их следовать за ним. В это время в часовне зазвонили колокола, и Вероника с Эйданом увидели, что все монахи, находившиеся во дворе, зашли в церковь.
Посетителей провели в маленькую приемную, похожую на келью, а через несколько минут молодой монах в облачении и сандалиях, полагающихся по уставу этого ордена, вышел поприветствовать их и проводить во внутренние помещения монастыря. Вероника к тому времени успела достать фотографию и держала ее в руке.
По длинному узкому коридору с каменными стенами они вышли в просторный зал. Это была библиотека с каменными полами, панелями из дерева на стенах и полками, сплошь заставленными толстыми древними фолиантами. Книги с верхних полок доставали при помощи двух высоких стремянок, несколько монахов бережно смахивали с книг пыль, за письменным столом сидел еще один старый монах. Он взглянул на вошедших и улыбнулся, Вероника и Эйдан приблизились к нему. В атмосфере этого зала чувствовалось что-то сакральное, здесь чудесно пахло старым пергаментом и кожей книжных переплетов.
Приветствуя их, старый монах встал. Он был невысокий, полный, с выбритой по уставу ордена головой и белоснежной бородой. Если бы не ряса, он был бы похож на Санта-Клауса. Он предложил посетителям занять два стула с прямыми спинками и ободряюще улыбнулся им, снова садясь за стол.
– Что привело вас сюда? – спросил он по-английски, услышав, как Вероника и Эйдан переговариваются между собой на этом языке. Несмотря на акцент, говорил он бегло, поглядывая то на одного, то на другого собеседника. Вероника негромко объяснила, как у нее появилась картина и откровенно высказала сомнения в ее подлинности, но добавила, что хотела бы узнать подробности, поэтому наконец выбрала время и приехала в Венецию. И протянула ему снимок.
Монах надел очки без оправы, поднес фотографию поближе к глазам и нахмурился. Потом медленно перевернул ее и долго разглядывал, держа вверх ногами. Вероника описала внешний вид и качество поверхности краски, упомянула о нескольких изъянах, вероятно, возникших со временем, поскольку она была почти уверена, что картина относится именно к той эпохе, к которой ее приписывали. Вопрос заключался в том, кто написал ее, а не в том, была ли она действительно создана во времена Ренессанса. Вскоре стало ясно, что Вероника разбирается и в искусстве XV века, и в живописи в целом. Она подробно рассказала о технических деталях картины, и Эйдан, слушая ее, вновь был поражен, как при первом разговоре о картине. Вероника явно знала толк в искусстве, и монах, который представился братом Томмазо, по-видимому, тоже так считал. Долгое время он изучал фотографию, потом положил на стол и повернул к Веронике.
– Нетрудно понять, почему она так заинтриговала вас. Очень интересное полотно. Тот же сюжет он писал несколько раз, но именно таким образом – никогда.
На картине была изображена Дева Мария с младенцем-сыном на руках, в окружении ангелов, казалось, заслоняющих собой небеса. Для религиозного сюжета детали были выписаны с поразительной тщательностью, лицо Девы Марии изумляло живой красотой, а ангелы парили в рассветном небе над Венецией.