– Так что, никто не решится? – Золотая монета маняще сверкала на солнце.
– Я поставлю пенни!
Элфрун обернулась и увидела своего дядю. Глаза его блестели, щеки разрумянились от возбуждения. До этого она не заметила его в толпе.
– Отлично, милорд! – Ингельд высоко подбросил монету, и поводырь медведя свободной рукой поймал ее на лету, после чего она куда-то исчезла вместе с золотым диском.
Дрессировщик снова оглядел толпу.
– Вот что вы должны сделать. Мой медведь встает на задние лапы. – Он еще раз тихонько щелкнул пальцами, и зверь неуклюже подошел к нему, угрюмый и смиренный. – Вы боретесь с ним. Бить кулаком нельзя, выдавливать глаза нельзя. Вы толкаете – он толкает. Кто первый упадет, тот проиграл.
До сих пор никто не вызвался бороться со зверем. Элфрун видела, как молодые парни перешептывались, подначивали друг друга и толкали локтями, но явно считали, что такое развлечение не для них. Все хорошо видели когти, но, в отличие от нее, не знали об отсутствии у зверя зубов. Но и без зубов зверь был опасен – силища в этих челюстях должна была быть громадная. У кого же хватит отваги бросить вызов медведю? Это мог бы сделать Данстен, но он уехал, присоединившись к свите короля, что вызвало зависть и обиду у Атульфа. Тогда, может быть, кузнец Кутред с его недюжинной силой? Однако ни его, ни Винн Элфрун среди зрителей не заметила.
Поводырь радостно присвистнул:
– Так что, я получил от вас деньги, которые даже не должен отработать? – Он хлопнул себя руками по бедрам. – Это самый легкий заработок в моей жизни. – Он опять оглядел толпу. – А скажите-ка мне, кто ваши соседи? Кого люди Донмута не любят больше всего?
– Иллингхэм! – крикнул кто-то из задних рядов, и среди собравшихся прокатился дружный одобрительный ропот.
– Иллингхэм, говорите? – Глаза его хитро прищурились. – А что скажут там, в Иллингхэме, когда я сообщу им, что в Донмуте не нашлось человека…
– Я буду бороться с твоим медведем.
Все повернулись на голос, который прозвучал из дальнего конца площадки, так что Элфрун сначала не могла увидеть того, кто это сказал. Но затем толпа расступилась и вперед вышел пастух Хирел.
– Я буду бороться с твоим медведем, – повторил он.
Мужчины провожали его одобрительными возгласами, похлопывали по широким плечам, но он молчал, а его мрачное лицо было напряжено и сосредоточено. Он вышел на открытое пространство, почему-то не глядя ни на медведя, ни на его поводыря. Элфрун была озадачена, и в какой-то момент ей показалось, что пастух смотрит на нее.
Ингельд улыбался.
Толпа затихла.
Взгляд поводыря метался от одного мужчины к другому; он догадывался, что за поступком Хирела, принявшего вызов, скрывалось нечто большее, чем простое хвастовство, и когда тот наконец повернулся к нему лицом, поводырь кивнул:
– Вот и хорошо, удачи вам обоим. Вы, хозяин, и сам на медведя смахиваете, если уж на то пошло. – Он почесал медведя за ушами, и зверь сел на землю. – Что ж, тогда вперед, дорогие мои. Приступайте.
Хирел осторожно двинулся к медведю, ступая то вправо, то влево, выискивая его уязвимые места. Медведь вертел головой из стороны в сторону, следя за его перемещениями, и уже казалось, что длится это целую вечность. Наконец Хирел бросился вперед, подвел правое плечо под нижнюю челюсть зверя и, налегая всем своим весом, попытался повалить его. Босые ноги его гребли дорожную пыль, ища точку опоры. Медведь сильно отклонился назад, и Элфрун уже показалось, что Хирел победил, – причем так быстро, что никто не получил никакого удовольствия, – и что медведь сейчас упадет на спину, но зверь, пританцовывая и переступая с ноги на ногу, вдруг выпрямился, могучий и неодолимый, как и прежде. Элфрун почувствовала дуновение холодного ветра на своем плече и, обернувшись, поняла, что, пока все были так увлечены медведем, с моря подполз туман, который теперь постепенно окутывал их, словно покрывало. Деревья за женским домом уже начали расплываться, теряя в дымке свои цвета. Восточный ветер летом всегда приносил с моря эту влажную пелену, и Элфрун не могла понять, почему это ее так удивило.
Плечо Хирела по-прежнему находилось под челюстью медведя; теперь он обхватил руками толстую мохнатую шею и тянул ее вбок. Лицо его зарылось в мех, и Элфрун слышала, как он кряхтит от напряжения. Ноги его расползлись, и он упал, не разжимая рук, и зверь свалился на него. Хирел тут же встал на колени, подняв этот колоссальный вес, но теперь уже медведь, похоже, пришел в возбуждение от борьбы: он встал на задние лапы, а передними обхватил Хирела за талию. При виде его ужасных когтей толпа охнула. Медведь попытался схватить пастуха челюстями за голову; Элфрун стало страшно, но она надеялась, что хозяин медведя сказал ей правду насчет его зубов. Хирел молотил руками по морде животного, но Элфрун видела, что зверь все крепче и крепче сжимает его. В ужасе она прижала ладонь к губам; ей самой стало тяжело дышать.
Внезапно Хирел резко нырнул вниз и высвободился из жуткого захвата.
– Что, хватит? – ухмыльнулся поводырь.
Туника Хирела была порвана, потное лицо стало пунцовым от напряжения. Он ничего не ответил, только сердито хмурился и тяжело дышал, а затем вновь бросился на зверя. Все произошло очень быстро. Медведь, уже стоявший вертикально, сделал резкий, танцующий, почти незаметный шаг вбок. Схватив Хирела одной лапой, он навалился на него, а потом легко, словно соломенное чучело, отбросил его в сторону, успев мазнуть когтями второй лапы по лицу. Кто-то испуганно вскрикнул. Хирел упал на спину, а медведь взгромоздился на него, придавив всем своим весом.
– Думаю, он мишке понравился! – попытался развеселить толпу поводырь, но Элфрун не находила в этом ничего смешного.
Хирел был не тем человеком, который пошел бы на это, чтобы развлечься самому или развлечь кого-либо. Он все еще пытался сбросить медведя с себя, когда дрессировщик вдруг свистнул. Зверь тотчас вскочил и поплелся к своему хозяину.
Хирел перевернулся и встал на четвереньки. Он дышал очень тяжело, раскрасневшееся лицо было перекошено от напряжения; теперь Элфрун видела, что разорванная на спине туника испачкана свежей кровью. Сев на корточки, он тыльной стороной кисти убрал со лба волосы и вытер глаза, залитые кровью.
– Дай мне побороться еще.
Поводырь пожал плечами:
– Ну, если ты готов…
– Я готов! – Из рассеченной брови Хирела сочилась кровь, и он снова вытер ее – теперь рукавом.
– Нет. – Это уже произнес Ингельд. Он улыбался, однако голос его был напрочь лишен теплоты. – Ты был молодцом, пастух. Но нужно знать, когда следует остановиться.
Хирел сжал кулаки. Пошатываясь, он поднялся на ноги и сделал несколько шагов вперед. Несмотря на то, что его лицо было искажено и измазано, Элфрун видела, что его глаза налились кровью, и чувствовала запах его пота, смешавшийся с едким мускусным запахом зверя.