Лабиринт фараона - читать онлайн книгу. Автор: Серж Брюссоло cтр.№ 42

Панахемеб поднял руку, чтобы остановить ритуальные причитания Мене-Птаха, и в нескольких словах обрисовал ситуацию.

— Я только что обнаружил их лежащими на полу, — сказал он. — В луже вина. Либо они слишком много выпили, либо их отравили. Нужно заставить собаку полакать эту жидкость и понаблюдать за ее поведением. Один из них мертв, другой — в агонии… но я не знаю который! По этой причине я и вызвал вас: я не могу их различить.

Врач приблизился к ложу и принялся раздевать обоих мужчин. Лицо его выражало крайнее смущение.

— Клянусь богами, — выдохнул он через какое-то время, — я знаю не больше вашего. Уже давно Анахотеп не подпускал меня к себе. Он никому не позволял прикасаться к его телу или смотреть в глаза. Несколько лет я не осматривал его. Он утверждал, что здоров и все его внутренние органы состоят из чистого золота, как и полагается фараонам…

— Но раны, — настаивал визирь. — Шрамы от ударов ножом после покушения на его жизнь…

— Тебе известно, что, как только Томак заполучил их, Анахотеп заставил продырявить себя в тех же местах, чтобы ничем не отличаться от него, — возразил врач. — Да и было это так давно, что я уже точно и не помню, как они выглядят. Повторяю: больше шести лет я не видел номарха обнаженным. Когда же ему нужен был мой совет, он говорил лишь о навязчивых запахах и ароматах… ко всему прочему, он находил, что от меня неприятно пахнет, и заставлял меня стоять на коленях в двадцати локтях от трона.

— Панахемеб, — пробормотал верховный жрец, — твоя просьба невыполнима. Вспомни, большую часть времени мы даже не знали, с кем имеем дело: с номархом или его двойником. Я всегда подозревал, что Анахотеп дурачил нас. Ну а Томак бесподобно его изображал.

— Верно, — подтвердил врач. — Что-то демоническое было в Анахотепе. Мне часто казалось, что он старался подражать Томаку, чтобы заставить нас поверить в то, что он не был Анахотепом. Они оба были как два ярмарочных близнеца. Сам-то ты можешь похвастаться близостью к номарху в последние годы? Я хочу сказать: приближался ли ты к нему настолько, чтобы касаться его?

Визирь уныло покачал головой.

— Нет, — прошептал он. — И все из-за запаха. Сколько уж я ни купался в духах, он уверял, что от меня пахнет немытым телом, и заставлял разговаривать с ним с другого конца зала.

— Это делалось нарочно, — проворчал жрец, — чтобы держать нас на расстоянии. Никогда я не верил в эти истории о тонком обонянии…

— Ладно… Сейчас вопрос не об этом, — оборвал его Панахемеб. — Кто из них жив, а кто мертв?

Врач снова склонился над телами, ощупал их и в отчаянии пожал плечами.

— Я не знаю, — произнес он. — Того, в агонии, еще можно спасти, если отпоить молоком верблюдицы и вызвать у него рвоту. Яд, похоже, не так сильно подействовал на него, потому что он выпил меньше вина. Должен ли я начать действовать, чтобы вернуть его к жизни?

Панахемеб колебался. Момент был решающий.

— Но если это Томак? — произнес Мене-Птах. — Тогда мы возведем на трон самозванца.

— А он и так уже правит тридцать пять лет, — усмехнулся Панахемеб, — правда, с перерывами, но мы уже привыкли к нему.

— Это не одно и то же, — запротестовал врач. — За ним стоял Анахотеп и дергал за ниточки. Томак был куклой, ученой обезьяной. Если он выживет, он будет неспособен управлять государством.

— Я помогу ему, — сказал визирь, глядя на обоих мужчин. — До настоящего времени ни вам, ни мне не приходилось жаловаться на «правление» Анахотепа. Мы процветали, разбогатели. Приход нового номарха может нарушить это прекрасное равновесие.

— Значит, ты думаешь, что я должен его спасти? — недоверчиво спросил врач.

— Попытайся, — проворчал Панахемеб. — В любом случае ничто не указывает на то, что он выживет. Похоже, он отходит.

— Но если он умрет, — простонал верховный жрец Амона, — кого похороним мы в обители вечности? Невозможно похоронить крестьянина с почестями, полагающимися князю Египта. Это было бы немыслимым кощунством. В гробнице надлежит лежать Анахотепу, и только ему. Если мы ошибемся с трупом, боги разгневаются и на нас падет страшное проклятие. Об этом вы подумали?

Панахемеб понурился, ему было не по себе.

— А нельзя ли похоронить их рядом? — предложил он. — Как… братьев?

— Может быть, — сквозь зубы произнес Мене-Птах. — Такое решение приемлемо… Но при условии, что умерли они одновременно.

— Если тот, который в агонии, победит смерть, — заметил врач, — он скажет нам, кто он такой, и тогда будем решать, что делать.

Панахемеб сжал зубы и ничем не выдал своих мыслей.

Как наивен этот врач!

«На месте Томака, преодолев смерть, — подумал он, — я бы поспешил заверить всех, что я Анахотеп. Умело используя помешательство, я бы спокойно окончил свою жизнь на троне. Да, несомненно, я бы во всеуслышание заявил, что Томак мертв».

Он приблизился к ложу, на котором покоились два тела с такими похожими профилями. Внешние отличия были столь незначительными, что ими можно было пренебречь. Возраст постепенно уравнял стариков, придав им поразительное сходство. Черты их лица чем-то неуловимо разнились, но сейчас этого совсем не было заметно, поскольку лежали они рядом. В повседневной жизни тот, кто встречал их одного после другого, не мог бы предположить, что имел дело с двумя различными людьми.

«Потому-то он и запрещал нам поднимать на него глаза, — повторил себе визирь. — А все для того, чтобы черты его лица не отпечатались в нашей памяти».

Его внимание перекинулось на агонизирующего, чье хриплое дыхание становилось все тяжелее.

«Как можно ему доверять? — гневно подумал он. — Как ему поверить, если завтра он откроет глаза и скажет мне: „Да, я Анахотеп, номарх Сетеп-Абу“? Никогда я не смогу избавиться от мысли, что меня, возможно, дурачит проходимец-крестьянин».

Плечи его поникли. Нужно было принимать решение.

— Так и быть, — сказал он, поворачиваясь к врачу, — делай все возможное, чтобы спасти его.

Под строжайшим секретом жрецам было велено подготовить мертвого и опустить в ванну с натроном. Подготовка эта вконец испортила настроение верховному жрецу бога Амона; в глубине души его ужасала мысль о том, что ему придется читать отходную молитву, положенную принцам, над простым рыбаком с Нила.

Умирающего под усиленной охраной поместили в покои номарха. Два дня и две ночи боролся он со смертью. Дворцовый врач не отходил от его изголовья. Диагноз был неутешителен. И тем не менее на рассвете третьего дня человек, возможно бывший Анахотепом, открыл глаза. Он казался смертельно испуганным и явно был не в своем уме. Все сразу заметили, что он не знает, кто он. Он потерял память.

— Такое случается, — объяснил врач визирю. — Я часто наблюдал подобные душевные расстройства у раненных в голову солдат… или у тех, кто долго оставался между жизнью и смертью. Память уходит. Человек, похоже, барахтается в своем прошлом, словно готовясь к некоему возрождению. Я полагаю, это оттого, что он слишком близко приблизился к небесному саду и сорока двум судьям Аменти. Тебе известна ритуальная фраза, которую мертвый должен произнести в этот момент: «Взгляни на мои деяния, лежащие рядом со мной». Я думаю, что мозг усопшего в каком-то смысле освобождается от груза этих деяний, примерно как из мешка вываливают на стол его содержимое… отсюда и потеря памяти. Агонизирующий, к несчастью, не восстановится, прежде чем полностью не пройдет испытания для перехода в мир иной. Тело его возвращается, но его память остается там, у подножия весов, на которых будут взвешивать его сердце. Вот почему человек, находящийся в этой комнате, ничего не помнит. Наши усилия, направленные на его лечение, лишили его прошлого. Может быть, не стоит вмешиваться в ход суда, где он, как кажется, пребывает. Медицина не должна мешать божественным замыслам.