Война за океан - читать онлайн книгу. Автор: Николай Задорнов cтр.№ 125

Бошняк в форме. Лицо его возбуждено.

— Ваше превосходительство! Простите. Я пришел сказать, что передумал. Я не поеду с вами…

— Почему?

— Вчера, когда мы говорили, я совсем забыл… о главном…

— О чем?

— О Самарге, ваше превосходительство!

— Что такое Самарга?

— Это небольшая река, к югу от залива Императора Николая. К югу от нее гавани еще более удобные. Я дал слово Геннадию Ивановичу…

— Это не имеет значения, я отменяю экспедицию на Самаргу.

— Вы так думаете, ваше превосходительство? — подозрительно спросил Бошняк.

— Вы герой, Николай Константинович. Я представлю вас к повышению и ордену! Но мне кажется, что виной всему ошибки Невельского. Он нелогично действует, он увлечен и вас увлекает на ложный путь.

Муравьев продолжал засыпать Бошняка похвалами и обещаниями. Бошняк стоял понурив голову, высокий, стройный и как бы застенчивый. Лицо его рдело все сильнее. Наконец он поднял взор. В нем были боль и горький упрек и даже насмешка.

— Нет, ваше превосходительство, — сказал он горько. — Виноват майор Буссэ…

— Майор Буссэ только мой адъютант.

— Адъютант? О нет! Он трус и негодяй! И я готов его вызвать на дуэль.

— Не шутите дуэлями, Николай Константинович, — ласково ответил Муравьев. — Мне кажется, что Николай Васильевич не-ви-но-вен!

Бошняк вспыхнул. Разговор, казалось, потерял для него всякий смысл. Но вдруг гнев охватил его.

— Если вы считаете, что Буссэ невиновен, оставив нас на голодную смерть… Впрочем, кровь не только на нем, ваше превосходительство.

— Но на ком же?!

— На мне! И… есть еще один человек…

«Он сумасшедший», — подумал Муравьев.

— Я умоляю вас, послушайте, ваше превосходительство, надо идти на Самаргу.

Когда Муравьев отпустил Бошняка, тот съехал на берег и, словно пьяный, спотыкаясь, пошел вверх по горе, потом сел на пень на краю росчисти и закрыл лицо руками.

Муравьев вызвал Сычевского и велел послать офицера с вестовым, чтобы помочь Бошняку собраться и немедленно доставить его на судно. В это время к Николаю Константиновичу, сидевшему на пне, подошли двое казаков с сундучками и с чемоданами. Видимо, они уже собрали и свои вещи и его и шли на судно. Они стали разговаривать с лейтенантом.

Муравьев поднялся на палубу. Команда фрегата была выстроена слитными рядами, сверкающими оружием. Сияли парадные мундиры многочисленных офицеров и трубы оркестра.

Путятин торжественно объявил о спуске по Амуру русской флотилии и поздравил генерал-губернатора. Иеромонах отслужил благодарственный молебен в ознаменование благополучного сплава.

Матросы разбежались по реям. Грянули салюты. «Паллада» приветствовала и поздравляла генерал-губернатора с величайшим событием. Гремел оркестр.

Клинковстрем оказался за столом вблизи генерала. За обедом, после речей и официальных разговоров, Муравьев попросил его рассказать о личном знакомстве с известными арктическими путешественниками. Клинковстрем не ожидал, что это может быть известно генералу, и был весьма польщен. Вчера он сильно переволновался, но сегодня начал понемногу отходить. Он охотно, коротко и ясно рассказал о знакомстве с полярными исследователями и заметил, что здешняя зимовка по праву должна быть более знаменита, чем подвиги Росса и Франклина, не говоря уж о его знакомом докторе Андерсене.

«Чем знаменита? — подумал Муравьев. — Что людей переморили?»

Через некоторое время губернатор обратился к Гончарову и сказал, что ему, право, стоит посетить Иркутск и задержаться там.

— Город прекрасный. Правда, дворянства нет в Сибири, да есть купцы образованные, имеют библиотеки, ведут обширнейшую торговлю, запросто ездят за многие тысячи верст, ворочают миллионами. Типы характернейшие! Есть у нас театр и институт благородных девиц, гимназия. А какая река! Вы не видели и не увидите нигде ничего подобного нашей Ангаре! Может быть, есть что-то такое в Южной Америке. Чистейший родник величиной с Волгу. Ни одна европейская река не идет в сравнение. Могучее течение, пятнадцать верст в час! А Байкал! Куда там Женевское озеро! В России не знают и не представляют, какими драгоценностями владеем мы в Сибири. А как радовалось бы сибирское общество вашему приезду!

Гончаров весьма занимал Муравьева. Деятельных, чем-либо отличавшихся людей он переманивал к себе всеми способами. Завойко оставил службу в Компании, преосвященный Иннокентий улыбнулся Аляске… А в Иркутске — Струве, бурят с высшим образованием Банзаров ^[86]! А Миша Корсаков, а камер-юнкер Бибиков! Декабристы были советниками генерала. Петрашевскому он давал возможность проявлять свои таланты по службе, да тот не стал. Личность с норовом, и Николай Николаевич зол, терпеть его не может. Но и без него сила могущественная, нет ничего подобного ни в одной губернии!

— Все руды для будущей промышленности, скот, земли, леса, какое население отважное, прилежное и практическое, не знающее помещичьего угнетения! Вас, российского человека, поразит Сибирь! Поэтому, господа, мы с вами и трудимся здесь, открывая путь России через Сибирь к Тихому океану!

Генерал стал прощаться, энергично пожимая руки.

Вельбот подан. Адмирал шел провожать.

«Настоящий янки!» — подумал Гончаров, глядя, как быстро сбежал по трапу Муравьев.

«Теперь, кажется, не страшно оставлять Гончарова, — думал Муравьев. — Однако боже упаси подпускать его одного к устью Амура! Там Невельской со своей братией! Могут начинить его порохом! Нет, уж я сам буду его проводником! Так понадежней!»

Гончаров смотрел с борта «Паллады», как на шхуне подымали якорь. «Я рад буду видеть вас в Иркутске», — звучали в его ушах последние слова Муравьева.

Когда «Паллада» впервые вошла в Императорскую гавань и тихо двигалась вдоль ее крутых лесистых берегов, все были поражены таким чудесным открытием. Но вдруг представилась страшная картина — кладбище умерших за зиму. Дорого заплачено.

Гончаров был вне себя от гнева и ужаса. После двухлетнего путешествия пришли на русский пост и увидели все то же — тут злодейски морили людей. Вспоминались ужасы русской жизни, от которых отвыкли, подобных, кажется, нигде нет, даже в Африке.

Никогда бы так ясно Гончаров не представлял себе замысла своего «Обломова», если бы не объехал вокруг света. Верен замысел! Даже еще ужасней должен быть изображен Обломов. Ты, русский барин, — размазня, сущий в каждом чиновнике и помещике, живущий трудом крепостных, из-за тебя здесь гибнут герои, из-за твоей лени. У нас государственными делами ворочают карьеристы-иностранцы! Молчать нельзя!