О, сколько счастья, сколько муки… - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Туманова cтр.№ 55

— Стой! — шепотом приказал он.

Но Дашка уже и сама взяла себя в руки, вздохнула, слабо улыбнулась и осторожно шагнула вперед — кланяться. Илья пошел за ней, и правильно сделал: в следующий миг Дашку чуть не сбил с ног кругленький, тяжело пыхтящий купец Вавилов, размахивающий, как штандартом, пачкой ассигнаций. За Вавиловым налетел Толчанинов с букетом лилий, его оттеснил Веретенников, орущий на весь ресторан бледному Заволоцкому: «И после этого вы мне будете говорить, что цыганская песня умерла?!» А затем все трое поспешили освободить дорогу порывисто подошедшей прямо к хору актрисе Несветовой. Та величавым жестом отстранила поклонников, обратила на миг к залу взволнованное по всем правилам лицо с блестящими от слез глазами и своим знаменитым хрипловатым контральто произнесла:

— Как странно, что ты понимаешь, о чем поешь. Ты еще слишком молода… Впрочем, это быстро пройдет. — Она тонко улыбнулась залу, пожала руку недоумевающе молчащей Дашке и эффектным движением сняла с пальцев все кольца. — Прими эту пыль из моих рук. И пой всегда так, как сегодня.

«Пыль» Дашка сунула отцу, и Илья поспешил поскорее спрятать мерцающую пригоршню в карман, опасаясь, как бы актриса не передумала. А за Несветовой с воплями «Браво! Брависсимо! Бесподобно!» ворвалась толпа студентов, которые тут же подняли Дашку на руки. Но тут дебютантка перепугалась по-настоящему и закричала в голос. Илье пришлось бесцеремонно растолкать учащуюся братию, схватить всхлипывающую Дашку в охапку и унести из зала.

Но зато что началось в уборной! Первым на Илью налетел, крича и размахивая руками, Кузьма, за ним накинулся Ванька Конаков, следом навалилась всеми семью пудами Стешка, и Илья чудом удержался на ногах. Дашку окружили молодые цыганки, которые смеялись, целовали ее наперебой, и, к своему изумлению, Илья не заметил ни одной завистливо прикушенной губы, ни одного презрительного взгляда. Тут же откуда-то появилось шампанское. Едва успели выпить — распахнулась дверь, и в уборную повалили друзья во главе с Толчаниновым. Крошечная комната мгновенно наполнилась цветами, приторный запах лилий стоял в воздухе, тяжелые красные розы покрыли стол. В сотый раз отвечая на поздравления, Илья вдруг услышал, как возле двери паршивец Яшка важно спрашивает у кого-то:

— Господа, вам моя невеста нужна?

Разозлившись, Илья тронулся было к двери с намерением выяснить, кто там кому невеста, но вдруг застыл на полушаге. Только сейчас он заметил, что Маргитки нет в уборной — только ее шаль с кистями свешивалась со спинки стула. Илья взглянул на Дашку — та утонула в толпе поздравляющих. Отвернувшись, он быстро вышел.

Конечно, Маргитка была на заднем дворе. Конечно, с Паровозом. Вор облапил ее, словно девку с Грачевки, прижал к стене. До Ильи донесся сердитый шепот:

— Ошалел? Пусти… Чего тебе надо еще? Пошел вон, крик подыму, ей-богу!

Сенька что-то отвечал ей, но что, Илья не мог разобрать. Но и без этого потемнело в глазах. Он подошел к Паровозу и молча оттеснил его от Маргитки. Сенька проворчал: «Какого черта?..» — и оглянулся.

— А, ты… — без всякого удивления протянул он. — Что тебе, мора ^[42], заняться нечем?

— Оставь девочку, парень, — сдавленно проговорил Илья.

— А ежели не оставлю? — растягивая слова, спросил Сенька.

— Семен! Илья! Христа ради, люди кругом! — заволновалась Маргитка.

Повернувшись к ней, Илья зашипел по-цыгански:

— Ты что же, потаскуха, последнюю совесть потеряла? Как сука! Под забором! И с кем?! Да что он тебе пообещал, этот кобель? Ты же цыганка, погляди на себя! Совсем истаскалась, шваль!

Первые мгновения Маргитка молча, изумленно слушала его. Ее глаза казались в темноте огромными и черными. Затем вдруг они сузились, верхняя губа по-собачьи вздернулась над некрасиво оскалившимися зубами, и, прежде чем Илья успел заметить эту перемену, Маргитка набрала воздуху и завизжала на весь переулок:

— Что?! Как ты сказал? Кто я, повтори, собачий сын! Повтори мне в лицо, что ты сказал! Я — сука? Я — потаскуха?! Да кто ты такой, чтобы мне это говорить? Да я тебе сейчас зоб вырву! Кто ты мне — отец? Брат? Или муж, может быть?! — Маргитка хрипло расхохоталась. — Муж ты мне? Да? Муж?! Да чтоб тебе сдохнуть, внуков не дождавшись! Чтоб мать твою из гроба выкинули! Чтоб тебе твоя Настька на навозной куче с золотарем изменила, гад вонючий!

Илья молчал, понимая, что девчонка зашлась и теперь ее не заткнешь. Оставалось лишь молиться, чтобы на задний двор не выглянул кто-нибудь из цыган. Сенька Паровоз стоял, прислонившись к стене, озадаченно слушал поток непонятных для него слов, посматривая то на Илью, то на Маргитку. А та вопила все громче, размахивая руками и скаля зубы. С заворчавшего неба упали первые капли, но Маргитка даже не заметила их.

— Ты мне жизнь разломал! Всю меня по ветру пустил! Ты из меня свою подстилку сделал, и я теперь — сука?! Да как у тебя язык не отсох, старый мерин? Как у тебя глотка не сгорела?! Да чтоб твои глаза полопались и вылезли, чтоб твоя печенка позеленела, чтоб кишки выпали наружу! Тер-петь те-бя не мо-гу!!! — В ярости она сорвала с себя монисто — блестящие монетки брызнули в стороны, посыпались в грязь, одна ударила Илью по лицу. Он невольно зажмурился, а когда открыл глаза, Маргитка уже взлетала на крыльцо. Еще миг — и тяжелая, разбухшая дверь захлопнулась за ней. В наступившей тишине ясно слышался звон гитар из ресторана.

— Ох, огонь-девка… — раздался мечтательный голос, и Илья вздрогнул, сообразив, что Паровоз так и не ушел. — Что, мора, — огреб по полной?

— Замолчи.

— Я-то замолчу. — Паровоз закурил папиросу, розовый свет на миг озарил его лицо, забился огоньком в темных, в упор глядящих на Илью глазах. — Вот что, Илья Григорьич… Отвязался б ты от нее.

— Что? — Илья не поверил своим ушам. Паровоз знает?..

— Отстань от девки, говорю. — Сенька затянулся, выбросил почти целую папиросу в грязь. — Тебе она без надобности, поиграешь — выкинешь. И молода она для тебя, как хошь. А я…

— А с тебя ей какой навар? — взял себя в руки Илья. — Не сегодня завтра по Владимирке пойдешь.

— Это как кривая вывезет, — ухмыльнулся Паровоз. — Но помяни ты мое слово — через неделю в хоре с тридцатью тысячами буду. С Дмитрием Трофимычем у меня давний уговор. Плачу деньги — и забираю девку. В Крым с ей поеду.

— Может, и женишься? — зачем-то спросил Илья.

— Может, и женюсь, — жестко, без улыбки ответил Паровоз. — И запомни, этот разговор у меня с тобой последний. Я долго упрашивать не обученный. И чичас бы с тобой не балакал, да Настасью Яковлевну жалко. Подошвы ее ты не стоишь. Все, прощевай.

— Ну, напугал… — сказал Илья в спину уходящему Семену.

Тот не оглянулся и вскоре исчез в темноте, только чмокнула невидимая грязь, когда вор перепрыгивал через забор. Илья постоял немного на крыльце, слушая, как в черном небе рокочет гром. А когда налетевший ветер затрепал ветки кленов и хлынул ливень, вернулся в ресторан.