Песочные замки Уолл-стрит. История величайшего мошенничества - читать онлайн книгу. Автор: Курт Эйхенвальд cтр.№ 48

Зато сделки с товариществами открытого типа могли разом избавить фирму от этой головной боли. Такие товарищества регистрировались в SEC, после чего по аналогии с ценными бумагами были доступны для продажи широкой публике, т. е. тысячам инвесторов по всей стране. Все, что требовалось от товариществ, — составить проспекты, где раскрывались все возможные риски. После этой несложной процедуры закон в значительной мере перекладывал ответственность за принятие указанных рисков на плечи инвесторов. Если фирма направит свою деятельность в это русло, перед ней откроются захватывающие возможности, поскольку объем средств, которые могли бы привлекать товарищества открытого типа, мог расти в геометрической прогрессии. Более того, к ним не применялись суровые критерии отбора инвесторов, действовавшие в отношении закрытых товариществ.

Левайн с энтузиазмом принялся за дело. Он прорабатывал общедоступную информацию, беседовал с отраслевыми специалистами. Это позволило оценить уровень конкуренции в этом сегменте рынка и выявить набор наиболее востребованных финансовых продуктов. По завершении тщательнейшего анализа Левайн составил огромную таблицу, в которой отражались продажи и эффективность всех, какие только существуют на рынке, товариществ отрытого типа, в основе которых лежат схемы минимизации налогов. Он пришел к выводу, что возможностей для роста в этом сегменте рынка хоть отбавляй и на пути наращивания продаж в нем Bache ожидает грандиозный успех.

Хотя с каждым днем Левайн все больше воодушевлялся перспективами нового направления бизнеса, его радость портила растущая антипатия к Дарру. Чем больше юноша узнавал своего босса, тем сильнее убеждался в ошибочности своего первого впечатления от Дарра. Дарр очень любил публично унижать своих подчиненных, избирая для своих нападок самые их самые больные места. Уж на что Питтман и Проскиа слыли его рьяными приверженцами, Дарр не упускал случая ужалить и их. На совещаниях в отделе он частенько повторял, что эти двое должны благодарить судьбу, что на свете существует он, Дарр, поскольку ни одна фирма на Уолл-стрит не согласится дать им достойной работы. Или другой пример: прежде чем прервать совещание на обеденный перерыв, Дарр иногда принимался паясничать: он трясся, изображая приступ гипогликемии, а потом объявлял, что приходится делать перерыв, потому что такой-то (и он называл имя сотрудника, страдающего диабетом) должен непременно перекусить.

Что касается группы комплексной экспертизы, то над ними Дарр издевался более незаметно и изощренно. Он любил изводить их вопросами насчет какой-нибудь конкретной сделки, причем такими, на которые практически невозможно было ответить, вроде какого-нибудь малозначащего финансового показателя, из тех, что пропечатаны мелким шрифтом в сносках к инвестиционному меморандуму. Если жертва запиналась и нервничала, Дарр набрасывался на нее с градом новых вопросов. Он терзал сотрудника до тех пор, пока не доводил до истерики. Когда же несчастный сотрудник выскакивал за дверь, Дарр заходился в приступе хохота. После какого-то особенно гадкого издевательства он сквозь смех самодовольно проговорил: «А я и впрямь как следует погонял его».

Д’Элиса, искренне симпатизировавший Левайну, не выносил, когда Дарр начинал донимать парня. Как-то раз Д’Элиса разузнал, какие вопросы заготовил для Левайна Дарр, и прежде, чем тот вызвал Левайна в свой кабинет, отвел его в сторонку и подсунул написанные на бумажке ответы. Вряд ли это подорвет процесс обучения парня, рассудил Д’Элиса, зато лишит проклятого Дарра его жестокого удовольствия.

Осенью того года на квартальном совещании в Нью-Йорке Левайн окончательно утвердился в своем мнении о Дарре. На совещании в штаб-квартире фирмы на Голд-стрит присутствовала группа главных партнеров учрежденных Bache товариществ, приглашенных, чтобы ознакомить сотрудников отдела со своими перспективными проектами. Левайн стоял в группе своих коллег из всех региональных отделений, а Дарр расположился позади всех и время от времени перебивал выступающих, озвучивая собственные соображения.

Вдруг внимание Левайна привлекло какое-то движение сбоку. Оказалось, это Дарр знаками зовет его. Извиняясь, Левайн выбрался из толпы коллег и направился к Дарру. По опыту Левайн уже знал, что босс устраивает такое представление при раздаче премиальных. Обычно он по одному выдергивал подчиненных из общей массы, чтобы в сторонке вручить чек. «Интересно, сколько я нынче заработал», — гадал Левайн.

Они прошли в конец аудитории. Вдруг Дарр резко развернулся и оказался лицом к лицу с Левайном; в руке он держал конверт. «Однако ты крутой парень, Дэвид, — начал босс, — и очень скоро тебе предстоит сделать выбор: либо остаешься у нас и приобретаешь огромную власть, либо перебираешься в другую фирму и делаешь огромные деньги, куда больше, чем здесь».

Левайн несколько опешил, потому что рассчитывал услышать от босса оценку своей работы за прошедший квартал. Слова Дарра прозвучали настолько неуместно, что Левайн пришел в полное замешательство.

«Так что выбирай, парень, власть или деньги, — продолжал Дарр, протягивая Левайну его конверт с чеком на 4 тыс. долл. — По мне, так власть — вещь куда лучшая, чем просто деньги. Потому-то я и здесь. Я люблю власть».

Уж в чем-чем, а в этом Дарр был совершенно прав. Он правильно выбрал место, чтобы получить то, чего желал более всего. Власть. Новая вашингтонская администрация задумала кардинально пересмотреть традиционную фискальную политику, что должно было в корне изменить облик американской экономики. Эти перемены вызовут эффект «волны» — массовое распространение среди американцев новых финансовых идей, что в итоге вознесет Джима Дарра в элиту самых могущественных деятелей финансового бизнеса.

День 13 августа 1981 г. в живописных горных окрестностях Санта-Инес в Калифорнии выдался пасмурным. Ближе полудню многочисленные отряды журналистской братии устремились по опасно петляющей горной дороге к вершине Санта-Инес. Их целью был старинный дом, построенный еще в 1872 г. Теперь он стал частью роскошного ранчо Дель-Сиело, излюбленного места отдыха президента Рональда Рейгана. Неделями напролет национальные СМИ поминали это чудное местечко, дружно пеняя президенту, что он позволяет себе весь август провести в праздности, когда на дворе такие непростые времена. Чего только ни происходило в мире — достаточно упомянуть недавнюю национальную забастовку авиадиспетчеров и жестокую критику Москвой политики Рейгана по отношению к СССР. Но в тот день к президентскому ранчо журналистов привел совсем иной повод. Ожидалось, что именно здесь президент Рейган подпишет пакет законов о снижении налогов и бюджетных сокращениях, которые отныне станут «визитной карточкой» его администрации. Таким образом, наступал самый важный момент восьмимесячного пребывания Рейгана у власти.

Подготовленный Рейганом законопроект официально назывался Закон о налогах для стимулирования экономического возрождения (the Economic Recovery Tax Act, ERTA) и предусматривал снижение ставки подоходного налога на 25 % в течение трех лет, а также резкое сокращение бизнес-налогов в целях стимулирования инвестиций в промышленные предприятия, промышленное оборудование и недвижимость. После того как в конце первого месяца президентства Рейган обнародовал свой план возрождения экономики, он и его единомышленники дружно выражали уверенность, что это позволит подрубить ростки бизнеса схем минимизации налогов. С виду аргумент выглядел достаточно логичным — в конце концов, именно высокие ставки подоходного налога породили у налогоплательщиков стремление всеми способами минимизировать налоги, а план Рейгана как раз и ставил целью сократить их на четверть. Зато на поверку в этой логике обнаружился существенной изъян: вместо того чтобы похоронить идею налоговых схем, новый закон, наоборот, стимулировал их развитие, придав им больше привлекательности в глазах инвесторов.