— А я ведь думал, Хлопуша, что ты все у меня повысмотришь да и к Рейнсдорпу обратно, — продолжал Пугачёв, прищуривая правый глаз на шашки.
— Пошто мне бегать, — прогнусил Хлопуша. — Ходил однова тайком к своей бабе с робенчишком, да вот, сам видишь, опять с тобой…
— Ну, и на том спасибо. Коль ты со мной, стало — и я с тобой… Три шашечки зеваешь, Максим Григорьич. Все три, брат! — Пугачёв с резким стуком перекрыл у Шигаева шашки, затем искоса, сбоку, взглянул на Хлопушу и спросил:
— Ну как там, у Рейнсдорпа, порядки-то каковы, народ-то что гуторит?
— А что народ? Народу положено губернаторишку костить. Да и поделом.
Ни тебе фуража для скотины, ни тебе пропитанья для жителей на запас. А как ты его нынче кругом запер, ему теперича ни вздохнуть, ни охнуть!
Пугачёв скосил в улыбке рот, но вслед за тем ойкнул и сбросил с плеча котенка: в припадке нежности зверюшка запустил когти ему в шею. Котенок встряхнулся, подбежал к Хлопуше и принялся тереться мордой о его валеный сапог. Верзила нагнулся и огромной горстью взял котенка к себе на грудь.
— В шашках зевака ты отменный, Максим Григорьич, — снова обратился Пугачёв к Шигаеву, — смотри, не прозевай, друг, сена в стену.
— Да уж прозевали, батюшка Петр Федорыч, прозевали, — потупился Шигаев и виновато замигал.
— Как так, прозевали? — воскликнул Пугачёв. — Шутишь ты?
За Шигаева откликнулся Хлопуша:
— Сей ночи сотни четыре городских подвод на степу были, большую уйму сена в город ухитили, да, поди, не менее подвод в лес по дрова губернатором отряжено.
— Прозевали, ваше величество, прозевали, — подавленно твердил Шигаев, встряхивая надвое расчесанной бородою.
Пугачёв опрокинул на пол шашечницу, круто поднялся из-за стола, закинул руки за спину, принялся взад-вперед вышагивать.
— А где же наши разъезды были, где секреты? Спали, что ли? Ни порядку, ни строгости у нас, Максим Григорьич!
— Нету, нету, батюшка, — с горечью в голосе согласился Шигаев. — Ни сего, ни оного.
— Повесить! — гаркнул Пугачёв, остановившись возле Хлопуши. Тот сбросил с рук котенка и попятился.
— Кого, батюшка? — покорно вопросил Шигаев.
— А кто на карауле сей ночи в степу спал, вот кого!.. Выбрать одного да для ради острастки и вздернуть… Под барабанный бой! И чтобы всех собрать, чтобы принародно!
Вошедший Падуров, поклонясь Пугачёву, с минуту наблюдал за ним, затем на цыпочках подошел к Шигаеву, остановился позади него, шепнул ему на ухо:
«Встань — видишь, государь на ногах». Шигаев торопливо поднялся.
Падуров, взяв стул за спинку, произнес:
— Разрешите, ваше величество…
Пугачёв сердито уставился на него глазами.
— Чего разрешить-то? Уж не опять ли жениться задумал?
— Разрешите сесть, ваше величество, — и молодцеватые усы Падурова дрогнули от улыбки.
— А! — воскликнул Пугачёв. — Садись, садись… И ты, Шигаев.
У Хлопуши пот проступил на лбу. Уж если этот Падуров, заседавший от казачества у самой царицы на большом всенародном совете, так держится тут, даже величеством Пугача величает, то… чем черт не шутит: вдруг и впрямь он не Пугач, а царь взаправдашний!
— Я полагал бы, государь, — говорил между тем Падуров, — когда нашей силы скопится поболе, учредить у нас Военную коллегию.
— На манер той, где Захар Чернышев сидит? — живо откликнулся Пугачёв.
— Вот! И чтоб всякий из начальников ваших был к чему-нибудь определен.
— Ништо, ништо… Гарно! — сказал Пугачёв. — Поставим и мы графа Чернышева.
— Ваше величество, — робко ввязался Шигаев. — Хлопушу-то отпустили бы, чего ему тут тереться? Ведь он любопытник наторелый.
С обидой взглянув на Шигаева, Хлопуша обратился к Пугачёву:
— Я могу и уйтить, ежели меня на подозрении держите…
— Ан вон и нет, мой друг, — возразил Пугачёв, подсобляя Шигаеву ногой сгребать на полу рассыпанные шашки. — Ежели б я подозрение имел, так уж, верь мне, Соколов, давно бы тебя черви грызли… У меня к тебе государственное поручение примыслено. Ну, таперь подь к печке и сядь. Да хорошень прислушайся, что скажу.
Услыхав слова «государственное поручение», Хлопуша разинул волосатый рот и попятился к печке. «А ей-богу, царь! Либо ловко прикидывается», — сказал он себе.
— Бывал ли ты когда нито в Авзяно-Петровском дворянина Демидова заводе? — спросил его Пугачёв.
— Не доводилось, — молвил Хлопуша, усаживаясь на указанном ему месте.
— Так вот что, Хлопуша-Соколов… Приказываю тебе моим царским именем: возьми-ка ты в провожатые себе крестьянина Иванова Митрия, что явился перед наши царевы очи с того завода, да еще прихвати доброконных казаков пяток и поезжай немедля со господом в оный завод. Путь не близкий — не мене как триста верст, а то и с гаком… И толкуй там моим вышним именем… Слышишь? Царским моим именем! — поднял голос Пугачёв и сурово покосился на Хлопушу.
Того словно ветром вскинуло.
— Слышу, надежа-государь, — откликнулся он стоя.
— Так вот, объяви работным людям мой писанный указ. Да разузнай, не можно ли промежду них сыскать мастера — мортиры лить? А ежели это дело у них налажено ране было, пущай того дела не прекращают. Нам мортиры во как надобны! — и Пугачёв провел ребром руки у себя по горлу. — Понял, Соколов?
— Понял, — начал Хлопуша, — понял…
— …ваше величество, — подсказал ему Падуров.
Хлопуша тихонько взглянул на Падурова и гнусаво промычал что-то в тряпицу, но Пугачёв махнул рукой:
— Иди, Соколов, сготовляй себя в поход.
Проводив Хлопушу, а вслед за ним и Шигаева, Пугачёв сказал Падурову:
— Вот что, Тимофей Иванович, уж ты не больно-то церемонии у меня заводи. Я твое усердие понимаю и благодарствую, конечно. Только ведай: порядки нам положены не барские, не дворцовые, а какие есть — казацкие.
Давай-ка, брат, как нито попроще.
— О дисциплине пекусь, государь.
— Гарно, гарно, о дисциплине пекись — без нее ни страху, ни порядку.
Только уж когда мы со своими ближними — можно, пожалуй, и не столь истово.
Эх, Тимофей Иваныч, жалко мне сержанта Николаева, — неожиданно перевел он разговор. — Шибко, признаться, к людям я привыкаю. Похоже, и ты из таких?
— Из таких, ваше величество.
— А из таких, так слухай. Замотался я, веришь ли, с этой барынькой Харловой! Намеднись я ей слово, она мне десять, да как завопит, да как затопочет об пол пятками… Ну да ведь и я горяч. В горячке я себя не помню… В горячке я и за нагайку могу!