Емельян Пугачев. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Шишков cтр.№ 60

— Зараз, зараз… Прошу, — и граф передал табакерку соседу.

Табакерка пошла по рукам от гостя к гостю.

— Ну, дружок, мы ждем, — вновь обратился граф Разумовский к адъютанту.

Тот, сочтя, что второй раз отказываться неприлично, вытянул руки, посмотрел на красиво отточенные ногти и начал:

— Дальше было так, господа. Обе девушки, поскольку стояло ночное время, легли в постельку спать. И вдруг слышат — по крыше дождь барабанит.

«Матильдочка, — сказала Клара, — как же быть? Ведь офицера промочит холодный дождик, он может заболеть…» — «Придётся внести его, Клара. Не дай бог, захворает да еще умрет… Все-таки жаль!» — «Но как же нам с мужчиной ночевать? Что скажут соседи? Это очень неприлично, это грешно». — «Бог простит, давай внесем…»

— От-то чертяка! — захохотал граф, прихлебывая ароматный глинтвейн. — Откуда же знаешь их разговор? Под кроватью у них, что ли, сидел?

— Нет, граф… Я спал в это время не под кроватью, а под дождем, но они впоследствии сами рассказали мне. Итак, оные девушки снова вволокли меня во второй этаж и положили на ту же самую кушетку. Проснулся я на другой день, к обеду. Вскочил, как сумасшедший. Боже мой! Эстафета её величества, фельдмаршал Салтыков!.. Хозяйки заторопились готовить завтрак, а я побежал за лошадьми. Страшно болел затылок. Я пощупал его, он весь вспух, весь в шишках. Ну, значит, девушки, вопреки их уверению, что будто бы бережно несли меня на руках, волокли меня почем зря, и дважды, дважды пересчитал я затылком ступени их проклятой лестницы!

Гости засмеялись. Лакеи налили вина.

— Ха! Вот как спят русские люди! — воскликнул слегка захмелевший граф и с укором посмотрел на присутствующих. — А особливо крепко спит, в смысле иносказательном, наш дворянский корпус. И до таких пор дворяне будут спать, покуда гром не грянет. О, господи, прости меня грешного, и я таков, и я таков. «И в лености все житие мое иждих», как в церкви поется, — он едва лишь покосился на бутылку бургундского, как все подмечающий красавец-лакей с ловкостью и манерной грацией наполнил хрустальный бокал вином и подвинул графу.

— Да, ваше сиятельство, — вздохнул хозяин, узкоплечий, высокий и большеголовый человек в голубом атласном кафтане со звездой и в огромном старинном парике. — К стыду нашего дворянского сословия, мы, во вред себе и государству, малодеятельны, празднолюбивы и не любопытны.

— Не то я видел, господа, обучаясь за границей, — сказал граф. — О, поверьте… Там дворянин-помещик изощрен в науке. Культура злаков там разработана в доскональности. Помещик там от земли берет все, что она может дать. А мы что? Мы только от мужика берем все, под метелку! От земли же ничего не умеем брать. — Граф, оставив украинские словечки и шутливый тон, говорил теперь с серьезностью. — И вот — результаты… Поди, вам ведомо, что где-то там, в оренбургских степях, появился самозванец во образе покойного императора Петра Федоровича, воюет крепости, мутит народ, обещает мужикам землю, ведет их против помещиков… Словом, под Оренбургом грянул гром. Ну, а у вас, в вашей Смоленщине, как мужики себя ведут?

— Да будто бы спокойно, ваше сиятельство, — пожимая плечами, ответили дружно помещики. — Однако среди народа заметно некое шатание умов, небрежение господской работой и прочие признаки свойства зело тревожного.

Мужики как бы чего-то ждут…

— Вот, панове дворяне, откуда беда-то на вас идёт. Мужик восскорбел о рабском своем состоянии и оное восхотел превозмочь…

— Сие неистовое его хотенье, ваше сиятельство, противно богу, закону и традициям дворянским, из предвека существующим, — проговорил хозяин.

— Ну, бог-то тут ни при чем, а дворянам, верю, противно! — жмуря в лукавой улыбке утомленные глаза, сказал бывший гетман. — Ну, и как же вы думаете, господа помещики?.. Представьте себе, что мужицкое смятение будет все расти, да расти. Как надлежит в сие время помещику относиться к мужику? Нут-ка, нут-ка…

Гости переглядывались друг с другом, молчали. Сосед графа, солидный, осанистый человек, сказал басом:

— В ежовых рукавицах в сие время мужика надлежит держать, чтоб пресечь в нем вздорные мечтанья в самом корне…

— Вот именно! — раздались голоса. — Ныне о послаблении речи быть не должно.

— Нут-ка, нут-ка, — с поощрительной настойчивостью понукал дворян вельможа. Ему необходимо было наиточнейше знать, чем дышит помещичья Россия, — таков ведь строжайший наказ матушки. — Нут-ка, нут-ка, — еще раз повторил он и, вспомнив о табакерке, засунул пальцы в верхний карман камзола. Но табакерки там не оказалось. Меж тем помещики, перебивая друг друга, продолжали разговор. Забыв о понюшке, граф стал внимательно вслушиваться в их речи.

— Вот вы толкуете — ежовы рукавицы, — с жаром говорил краснолицый помещик, потряхивая полными, пожеванными щеками. — А где эти ежовы рукавицы? Дайте их нам! Вот недавно у меня мужики перепились да побушевать вздумали, мне из города прислали для усмирения четырех инвалидов, при них офицера с деревянной ногой. Так не им меня, а мне их защищать пришлось от подлого народа.

— Да, ваше сиятельство! — загалдели со всех сторон. — С этой турецкой войной государство внутри бессильно стало. А тут слухи о самозванце. Мужик голову поднял, того гляди за топоры возьмется да красного петуха учнет пускать…

— К тому есть примеры! — поднявшись, звонко выкрикивал подвыпивший сутулый помещик в рыжем парике. Он говорил быстро, был суетлив, успевал хватать со стола темно-синие сливы, бросать их в рот и торопливо прожевывать. — …Взять князя Треухова, у него только что закончился бунт мужиков. Или взять помещика, секунд-майора Красина, у того мужики убили приказчика, удавили бурмистра, сам Красин бежал в Смоленск, а мужики весь барский хлеб по домам разворовали. Или скажем…

— А как же вы, любезные дворяне, толковали, что у вас в губернии тишь да гладь? — перебил его Разумовский, насмешливо прищурив глаза и потряхивая головой.

— Обеспокоить вашу особу, граф, не хотелось нам…

— Я правду от вас хочу слышать, а вы меня баснями…

— Просим прощенья, граф, — как шмели, загудели помещики, уставясь преданными глазами в помрачневшее лицо Разумовского. А подвыпивший помещик в рыжем парике, поддев на вилку соленый груздок и отправив его в рот, закричал:

— Увы, увы, ваше сиятельство! Мужики у нас непокорство проявлять привычку взяли, по овинам собираются, разговоры ведут, а о чем говорят — неведомо! И ни плетей, ни тюрьмы не страшатся. У меня на той неделе убежали двое и двух коней свели. А среди моей дворни толки: дескать, ускакали на барских конях к объявленному царю под Оренбург.

— Вот вам… Не угодно ли, — раздраженно молвил Разумовский и глубоко вздохнул. — Да, панове, не умеем мы заботливыми хозяевами быть, не хотим о мужике пекчись. Чрез это самое добрую уготавливаем почву для всяких Пугачёвых. Сами себе яму роем, панове!

— Дозвольте, ваше сиятельство, доложить, — прокричал с дальнего конца брюхатенький человек с живыми черными глазами; он сорвал с лысой головы парик, помахал им себе в лицо и, чуть приподнявшись, сунул его под сиденье. — Быть хорошим хозяином и своим мужикам благодетелем в нашем отечестве возбраняется, ваше сиятельство.