Емельян Пугачев. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Шишков cтр.№ 152

О приезде из Петербурга Перфильева и о том, что государь почтил его богатыми дарами, уже знала вся армия. А перебежчики донесли о нем весть и до Оренбурга. Сам Пугачёв и атаманы пустили молву, что прибыл из столицы гонец с известием от самого наследника Павла Петровича: наследник выйдет-де скоро на помощь отцу с сильным воинством и тремя генералами.

Вскоре сам Пугачёв с двухтысячным отрядом подступил рассыпным строем к городу. Все яицкие казаки, оставшиеся верными правительству, залезли на вал крепости в надежде увидёть Перфильева, которого знали лично.

Было раннее утро. Красноватый шар солнца медленно выплывал из-за горизонта. Перестрелка не зачиналась. Обе стороны оглядывали друг друга.

Перфильев молодцевато вымахнул вперед своей части и, подъехав к валу, закричал:

— Эй, казаки-молодцы! Поприглядитесь ко мне да узнайте-ка, кто я есть!

Тысячи любопытных глаз влипли в бравого наездника, любовались его красным, с меховым воротником, кафтаном, лихо заломленной на затылок высокой шапкой, серым, удало приплясывающим конем.

— А кто ж тебя знает, кто ты! — кричали с крепости. — Видим, что казак… У кого барского-то коня украл?

— Я есаул яицкого войска, Перфильев, был по вашим делам в Петербурге.

А оттуда прислан великим князем Павлом Петровичем. С приказом к вам, яицкие казаки! Чтобы вы крепость бросали да шли бы служить законному императору Петру Федоровичу!

— Перфильев ли ты, не знаем, отсель личность твою не можно рассмотреть. Подъезжай ближе! Да покажи нам грамоту от Павла Петровича.

Тогда мы все уйдем к вам…

— На что вам грамота? — звонко голосил Перфильев. — Глядите на меня: я сам есть живой, Павла Петровича посланник!

— Нет, брат! — отвечали с крепости. — Ты, может, и верно — посланник, только невесть от кого. Отъезжай, покуда цел!..

Тут ударила с крепости пушка, морозный воздух дрогнул, пролетевшая ворона метнулась вбок, ядро с воем пронеслось над Пугачёвцами. Пугачёв отдал приказ возвращаться восвояси.

— Пустобаев, — сказал он могучему старику-казаку. — У тебя силенка есть и голос — что труба… Садись-ка ты в эти сани да подвези под самые стены пять мешков муки…

— Кому же, ваше величество, муку-то? — соскочив с коня, пробасил гулко Пустобаев. С проседью широкая борода его моталась под ветром веником.

— А вот кому, — ответил Пугачёв. — Сбрось её там, в степу. А как сбросишь, дак возгаркни, что, мол, от государя императора подарок. Ни ружья, ни пики не бери с собой, а поезжай мирно… Чуешь?

— Сполню, ваше величество, батюшка! — Пустобаев, шевеля бровями и морща лоб, уселся в сани, заехал за мукой и двинулся по направлению к бердским крепостным воротам.

«Вот так уха из петуха! — раздумывал он. — Да уж не с ума ли спятил батюшка, чтоб непокорных снедью жаловать?»

Вскоре раздался на всю степь зычный голос старика:

— Эй, народы! Слышь, нет?

— Слышим! — донеслось от крепости.

— Как вы все изголодались, лошадей всех переели, а теперь скотские кожи в пищу впотребляете, так вот царь-батюшка жалость возымел к вам…

Слышите? И жалует он вас попервости пятью мешками оржаной мучицы. Молите за отца нашего богу да ешьте на здоровье!..

Он сбросил мешки при дороге, стегнул лошадь и, все время оглядываясь, понесся прочь.

…Вскоре возле мешков выросла толпа. Поднялись крик, ругань, а затем и потасовка. Мешки то грузились на салазки, то вздымались на загорбки. Но более сильные с боем завладевали нечаянным добром.

— Это не по-божецки! — вопили в толпе.

— Всем поровну, всем! Волоки на важно!.. Там разделим.

А когда вкатился народ с мешками в городские ворота, его сразу же окружил наряд конных полицейских да сотня казаков.

— Мирянушки! Не отдавайте! Это нам бог послал…

— А ну, в нагайки! — скомандовал казачий сотник.

— Окаянные! Христопродавцы! — завыли разбегавшиеся под ударами нагаек голодные горожане. Иные из них, придя в отчаянье, повалились на тугие мешки:

— Убивайте нас, — кричали они, — а добро не отдадим!..

Со всех сторон сбегались люди с дубинами, топорами, железными палками. В крепости забил барабан, скатывалась вниз, в город, вооруженная подмога. По улицам и переулкам вскипела драка. Двух стариков затоптали насмерть, какой-то тетке вышибли нагайкой глаз, кузнецу раскроили саблей голову, многим повредили руки, ноги. Люди валялись на снегу, стонали, изрыгали ругательства, ползли, обливаясь кровью, на карачках.

Перемешанные с грязным снегом и лошадиным калом, серели на дороге кучи ржаной муки, на кучах с усердием работали воробьи. Там и сям валялись в клочья раздернутые пустые мешки, чернели лапти, шапки, опорки, оторванные в драке полы.

От губернаторского дворца проскакал на коне обер-полицмейстер, следом за ним, в открытых санях, губернатор Рейнсдорп с генералом Валленштерном.

Губернатор пучил во все стороны изумленные глаза, ничего не понимая.

Емельян Иваныч узнал о происшествии лишь поздно вечером. Во дворец ввалился пьяный Пустобаев, без шапки, в наспех наброшенном на плечи полушубке и, низко кланяясь сидевшим за столом Пугачёву и Шигаеву, закричал:

— Клюнуло, батюшка, клюнуло!

Он сипло дышал и щурился на огоньки свечей.

— Ты о чем, дед? — спросил Пугачёв. — Что там у тебя клюнуло!

— А мучица-то, пять мешочков-то, — оглаживая пудовой рукой бороду, ответил Пустобаев. — Клюнуло, говорю… Как на приваду… Сей минут прибегли оттедова, с Оренбурху, четверо штукатуров, да три сапожника со всем струментом, да мастеров слесарного цеху человек шесть, тоже со струментом, да восьмнадцать человек солдат с ружьями, с порохом, да пятьдесят два наших яицких казачишек, при них четыре бабенки, ваше величество. Ур-ра, батюшка, ура!.. — скосоротившись, заорал вдруг Пустобаев и замахал руками; по горнице гулы пошли, а Пугачёв, ткнув Шигаева локтем в бок, захохотал:

— Видал, Максим Григорьич? А ты муки жалел…

Пустобаев вытер кулаком слезы на глазах и восторженно сказал Пугачёву:

— Ну, батюшка, твое царское величество! Сатана хитер, а ты, не во вред тебе будь сказано, похитрей сатаны будешь…

Пугачёв опять захохотал, послюнил пальцы и снял со свечей нагар.

— А я, как ты мне приказ отдал, все думал да думал: зачем бы это царю-государю в ум взбрело муку неприятелю подбрасывать? — продолжал Пустобаев.

— А таперь спознал? — милостиво спросил Пугачёв. — Всякий таперь убедится, что в Оренбурге голод живет. Не долго уж Рейнсдорпу супротивничать моему царскому величеству. А ежели будет упорствовать, так народ с голодухи-то сам ворота отворит мне. А за верность твою и за усердие жалую я тебя, Пустобаев, чином сотника. Твои атаманы вместях с комендантом Симоновым в рядовых тебя до седых волос держали, а я вот, император, награждение тебе дарую. Служи и впредь верно, как предки твои служили моим предкам блаженной памяти.