— Айда тихонько за мной!
Батарея в шесть орудий, поскрипывая колесами и полязгивая, двинулась за Чумаковым.
Остальные орудия повел к Егорьевской церкви сам Пугачёв.
Часа через два, перед рассветом, когда туман стал оседать, тронулась пехота. Позже всех выехала конница — казаки и башкирцы с татарами.
Рядом с полковником Падуровым правилась одетая под казачка счастливо возбужденная Фатьма. Она впервые попала в боевую обстановку, вся от волнения дрожит, улыбчиво косится на Падурова. Фатьма еще не научилась стрелять, за её плечами и ружья нет, но пикой да саблей владеть она умеет, в руках силы у нее, что у доброго джигита.
— Ты от меня ни на шаг, — говорит ей Падуров. — Куда я, туда и ты.
— Милай мой Падур, — откликается она вполголоса и начинает дрожать еще сильней. Зубы её стучат, она никак не может справиться с собою.
Светало. Отряд Падурова в пятьсот коней стоял в укрытии, в глубоком логу за Маячной горой. Мороз крепчал. От лошадей подымался курчавый парок.
Туман почти улетучился. По краям оврага стояли белые, в густом инее, березы. Они были легки и невесомы, как призраки. И Фатьме казалось, стоило ей взмахнуть руками да прикрикнуть, и — белопенные сказочные призраки развеются.
Едва заголубело небо и начал алеть восток, с Пугачёвских батарей густо прогудели первые выстрелы. Крепость сразу пришла в движение: ударила вестовая пушка, на всех фортах рассыпался дробью барабанный бой. Защитники высыпали на вал, немало дивясь внезапному зрелищу: сквозь клочья раздернутого в низинах тумана то здесь, то там темнели «злодейские» пушки, передвигались не торопясь всадники, скользили на лыжах стрелковые отряды.
— Ого-го, — причмокивая и потряхивая головами, переговаривались солдаты. — Он, брат, не зевает, он, брат, хитреный! Его ни мгла, ни мороз не берет. Глянь — ночью всю крепость обручем охватил.
Офицеры навели торчавшие из амбразур орудия; сотрясая стены, загрохотали раскатистые выстрелы. Завязалась гулкая, частая перестрелка.
Пугачёвские пушки экономили ядра.
— Давай мешок, — покрикивал Чумаков; он перебегал на кривых своих ногах от пушки к пушке. — Давай еще мешок. Ядра напоследок пригодятся.
Мешки, наполненные осколками разбитых чугунных котлов, еще по осени похищенных Пугачёвцами в Меновом дворе, подтаскивали молодые татары.
Тяжелыми мешками нагружены были три воза. Засыпанные в дуло, запыженные паклей, а то сырыми тряпками, осколки летели с устрашающим воем и визгом.
Вот на валу двое упали. Прискакавший обер-комендант Валленштерн приказал сосредоточить огонь на ближней, против Бердских ворот, батарее противника.
Бомбы и ядра стали донимать Пугачёвцев. На чумаковской батарее уже было два человека убитых, шестеро раненых. По степи во весь опор мчались два всадника, снежная пыль из-под копыт взвивалась выше голов их.
— Чумаков! Федор! — закричал подскакавший с Ермилкой Пугачёв. — Эй, там! — Он в старом заплатанном овчинном полушубке, одет бедно, как простой казак. — Что ж ты, чертова голова, людей-то почем зря губишь. Подавайся живчиком к Орским воротам!
— …Ваше превосходительство, мне сдается, что это сам Пугачёв, — сказал капитан Наумов Валленштерну, наблюдавшему в подзорную трубу.
— Ну, вы тоже скажете… Оборванец какой-то. А с ним, надо быть, яицкий казачишка.
— Я по коню сужу, конь лихой.
— А вот мы его картечами. Эй, канонир! Наддай-ка пороху…
Но всадники — Пугачёв, а за ним горнист Ермилка, — как бы почуяв опасность, уже неслись прочь.
Перевалило за полдень. Рейнсдорп проголодался, уехал домой. Пушки гремели. Во дворец губернатора то и дело скакали вестовые с донесениями.
К собору подкатила карета купца Кочнева — за чудотворной иконой и причтом. В купеческой кухне шла стряпня, в верхних покоях накрывали столы.
Помаленьку собирались гости. Купчик Полуехтов, устроившись в темном уголке столовой и отхватив себе изрядный ломтище ветчины, тайно, под шумок, не дожидаясь приглашения, пожирал её с отменным аппетитом. В спальне, пощелкивая раскаленными щипцами, завивал именинницу цирюльник.
…Губернатор Рейнсдорп велел закладывать сани, намереваясь снова следовать к фортам. Закутанный, как купец, в меховую шубу, он уже стоял в передней против зеркала, по его животу старый камердинер повязывал бухарского тканья кушак. Вдруг в соседнем зале раздался резкий треск, грохот, стены дрогнули, с потолка посыпалась штукатурка.
— Шо это? Шо это? — пошатнувшись, произнес губернатор.
— Ой, мать-владычица! — выкрикнул камердинер и, окрещивая себя, бросился в зал. — Ядро, ядро! — отчаянно закричал он оттуда.
Губернатор был уже в зале. Блуждающие глаза его широко открыты.
Двенадцатифунтовое ядро, раздробив оконный переплет, ударило в печку, выворотило два изразца, отскочило к окну и плюхнулось на пол, в стекольный дрызг.
— Ах, он негодяй… Да как он смел палить в губернаторский дворца? — шумел он, наседая на вбежавшего адъютанта. — Я вас спрашивайт!
— Не могу знать, ваш-ш-ше…
— Вы все, все так: не могу да не могу… Дурацкий слоф! Ох, боже мой, боже мой!..
Вдвинулся в бараньей куртке, в валенках, толстощекий вестовой с нагайкой в лапе, гаркнул от двери:
— Обер-комендант приказали доложить: неприятель открыл пальбу от Егорьевской церкви, а равным манером от мишени и супротив Орских ворот.
По загоре откосом ползут пешие, палят из ружей да сайдаков… В Казачьей слободе в погребах засели они, оттоль и палят.
— Дурак… Пошел вон!.. Оседлать коня мне!
Пальба продолжалась неумолчно. Крепость израсходовала уже около пятисот ядер, а враг не унимался.
Отчаянная Золотариха уже торчит на валу с небольшой гурьбой смельчаков-мальчишек в самом опасном месте. Когда с завыванием летит через вал ядро или свистят чугунные осколки, она всякий раз взвизгивает и, под хохот мальчишек, валится на землю.
— Ха-ха… Тетка, тетка, никак, у тебя голову оторвало! — весело кричат озорники.
…Пугачёв с хромоногим Овчинниковым и Зарубиным-Чикой распоряжаются возле Егорьевской церкви устройством форта-заставы. Каменная церковь расположена в выжженной Казачьей слободе (в форштадте) всего саженях в двухстах от вала. В сущности, почти все было сделано еще туманной ночью: сотни рук всю ночь напролет стаскивали сюда находившийся поблизости бутовый плитняк. И вот по обе стороны церкви высится уже каменная твердыня, укрывая орудия. Отсюда «с руки» бить по городу.
Вторая батарея Пугачёва утвердилась за мишенью, что в версте от крепости. Здесь Пугачёвцы тоже успели соорудить каменные амбразуры и боковые к ним крылья. Отсюда ядра, гранаты били по крепости метко, а ложась навесной дугою в городе, производили среди жителей немало переполоха.