Мы обменялись короткими, понятными только нам улыбками.
— Отвести вас к мужу?
— Лучше к столам. Хочу немного освежиться.
Я дождалась, пока брат отошел и грянула веселая мелодия кантрели, посмотрела на письмо. Стоит ли его читать? Все давно в прошлом — и обиды, и наше с отцом противостояние, слова на бумаге ничего не изменят. Наверное, еще год назад я бы раскрыла его в тот же миг, как мои пальцы коснулись конверта, но сейчас просто убрала в ридикюль. Место этому письму там, где оно было все это время. В архивах.
С Луни хорошо. Только с ним можно устроиться на старом тюфяке, привалившись спиной к холодной стене, потягивать вино столетней выдержки и швырять в пауков сгусточками тьмы. Честно говоря, ни в одного не попала — чем меньше становилось вина, тем больше пауков, из которых лишь несколько были настоящими. Смутно помню, как я здесь оказалась, просто пунш хорошо шел между бесконечными танцами. Ночью фейерверк кружился перед глазами отдельно от неба, и я решила прогуляться подальше в парк — воздухом подышать. Но почему-то нашла себя в подземелье.
— Матушка сказала бы, что леди так себя не ведут, — доверительно сообщила я Луни, который сидел рядом. — Потому что это недостойно.
— У, — согласился он.
— Но я веду. Значит, я не леди?
Снова ворчание.
— А если я не леди, значит, я могу вести себя как хочу. Правильно?
Терпкое, пряное, с ягодно-сладковатым привкусом, вино обжигало горло и позволяло забыть о том, что где-то наверху счастливые Луиза и Винсент. А еще Анри Феро и бесконечные вьющиеся вокруг него леди, глядящие на моего мужа оленьими глазами. О да, вот они настоящие леди! Благопристойные, порядочные, только и ждущие, чтобы их пригласил этот демонов солнечный мерзавец. У, ненавижу! Я прицелилась и запустила паутинкой тьмы в центр обычной паутинки — одной из четырех, плавающих перед глазами. Промазала, разумеется.
— Но если никто не видит, что я веду себя недостойно, значит, я не леди только для себя. А для всех остальных — леди. И на глазах у них мне нужно продолжать вести себя достойно. Или нет?
Вард посмотрел на меня пустым взглядом, неподвижные зрачки чернели бусинками в радужке-стекле.
— Например, если я ударю мужа на людях щипцами для углей, меня потом уже не будут считать леди. А если в спальне, когда никто не видит, — будут. Ну, все кроме мужа, конечно.
Я поставила бокал мимо тюфяка, и он с жалобным звоном превратился в осколки.
— Ой.
Тогда я потянулась за бутылкой, поднесла к губам, запрокинула голову. И тут не везет: вино закончилось, поэтому я уткнулась лицом в могучее каменное плечо Луни. Сжала широкую сильную ладонь, мои ледяные пальцы утонули в его. Единственный мужчина, который всегда был со мной честен, который всегда меня защищал, и тот… мертвый. Завтра Винсент увезет свою Луизу к океану, а я буду в этом подвале сшибать паучков — до тех пор, пока сама не покроюсь паутиной.
Я икнула, жалобно всхлипнула и добавила:
— В договоре сказано, что все совместно нажитое имущество делится пополам. Я не хочу делить пополам Кошмара.
— Агр-а-у-а-у-у-у-у-у-у-у! — горестно отозвался Вард. Так, что у меня заложило уши. Хорошо, что именно в этой части замка звукоизоляция хорошая — подземелье для пленных обязывает, не слушать же было в темные времена служанкам и благородным дамам вопли истязаемых врагов. А еще хорошо, что я запирала Луни на время отъезда. Когда спустилась к нему после возвращения, пришла в ужас — дверь изнутри была покрыта вмятинами — видимо, когда на меня напал Эрик, он колотился о нее, пока оставались силы. К счастью, не вырвался, иначе все газеты потом пестрели бы заголовками: «Сенсация! Зомби в Лигенбурге!»
— Как думаешь, если я останусь спать здесь, кто-нибудь заметит?
Конечно же, Луни не думал никак. Да и я в общем-то тоже — сложное это занятие, думать, поэтому просто положила голову ему на колени.
— Тереза, вы здесь?
Голос Анри. Шаги на лестнице.
Минута — и он уже смотрел на меня, причем глаза его не уступали глазам девиц, которые на него вешались. Кругленькие такие, умилительные.
— Явился, — сообщила я Луни доверительным шепотом. — Золотой истукан. Статуя… мордатая.
— Тереза, вы…
Я швырнула в него бутылкой, которую он, разумеется, поймал и поставил на пол.
— …прикончили две бутылки коллекционного маэлонского вина…
Правда, что ли?.. Ой, правда. Вот еще одна.
Анри подошел и остановился в двух шагах. Сейчас он нависал над нами подобно горе. Почему-то Вард на него даже не рыкнул, а потом вообще поднялся и потопал в сторону коридора, предатель!
— В подвале. С зомби. Вам не кажется, что это ненормально?
Вместо ответа я показала ему язык.
— Ненормально жениться на женщине по призванию.
— По заданию.
Я запустила в мужа второй бутылкой, на этот раз он просто увернулся, и она разлетелась вдребезги. Анри наклонился и мягко увлек меня за собой, помогая подняться. От его запаха — такого родного, ломало, выворачивало, жгло. Я сходила с ума от желания впиться поцелуем в эти жестокие губы, наплевав на гордость, на себя, на все, что он говорил или делал. Чувствовать, чувствовать, чувствовать — отчаянно, как за секунду до смерти. Потянулась к нему, обнимая, цепляясь пальцами за сильные плечи, а когда он ответил на поцелуй, мир взорвался ослепительным светом. Я задыхалась, по щекам текли слезы. Завтра я буду презирать его за то, что он это позволил, себя — за минутную слабость, но сейчас мир сжался до точки, в которой Анри меня обнимал.
— Пойдемте, провожу до спальни, пока вас не нашел кто-нибудь еще. Например, де Мортен.
В темноте золотые волосы казались серыми, словно на грани, а глаза черными — как сама тьма.
— Я вас ненавижу, — хрипло сказала я.
Анри провел пальцами по моей щеке — так нежно и так… жестоко. А потом просто сказал:
— Переживу.
Меня затошнило в прямом смысле этого слова. Я согнулась пополам, но опозориться была не судьба: сознание милостиво отключилось в самый подходящий момент. Потом я куда-то летела, и надо мной тянулся лавандовый шлейф. Неожиданно полет прекратился, мутить перестало. Звон в ушах вознесся до небывалых высот и ослаб. Легкое прикосновение пальцев к щеке и голос — глухой и далекий:
— Прости, маленькая. Я тебя подвел.
Я с трудом разлепила веки, но в спальне никого не было. Чего только не услышишь… если очень хочется. Голова стала совсем тяжелой, утонула в подушке, и я утонула вместе с ней.
Ленивый зной полудня был пропитан ароматами яблок и горьковато-душистых трав, над резными алыми лепестками багряны с жужжанием кружились огромные шмели. Перегнувшись через резные перила белоснежной беседки, я наблюдала за их мельтешением. Чем-то напоминало свадебный бал, когда над отполированным до блеска паркетом порхали разноцветные платья, а просторная зала казалась крохотной, словно под наплывом людей сжимались стены и высоченные потолки опускались вниз.