— А ты пробовала таскать тяжести в верхней одежде? — муженек посмотрел на меня насмешливо. — Советую попробовать, сразу все вопросы отпадут.
На миг я даже дар речи утратила.
— Это не повод одеваться, как… как…
— Как портовые грузчики, я понял.
О чем я говорю! Анри сам не имеет ни малейшего представления о том, как должен выглядеть джентльмен. И он ни капельки не похож на отца — тот со стыда бы сгорел, если бы позволил себе появиться перед мамой в таком виде: мало того что длинные волосы рассыпались по плечам, так еще и рубашка снова не застегнута до конца. Он вообще в курсе, что на ней есть еще две пуговицы? А уж если бы кто-то из наших слуг так оделся, мигом получил бы расчет. И никаких рекомендаций.
Тут только я вспомнила про Мэри — она сцепила руки за спиной, и в глазах ее читался точно такой же вопрос: «Всевидящий, куда я попала?»
— Где я могу привести себя в порядок? — мой голос и так был ледяным, даже притворяться не пришлось.
— Прошу.
Мы поднялись наверх, Мэри последовала за нами. Я отметила простенькие обои на стенах — нежно-абрикосовые, и полупрозрачные газовые светильники с тонкими пузатыми плафонами. Коридор небольшой, но слуги нам навстречу не попались — должно быть, здесь есть еще одна лестница, поразительно! Анри толкнул дверь, и я оказалась в небольшой спальне, в которой из мебели было всего ничего: ореховая, огромная для такой комнатушки кровать, массивный комод, над которым примостилось зеркало в позолоченной раме, один-единственный стул и… все! Ни столика, ни кресел, ни кушетки — впрочем, тут их даже впихнуть некуда.
Мне доводилось гостить у Луизы, но это был скорее интересный опыт. Здесь же мне предстоит жить!
— Приводи себя в порядок и спускайся. Я буду в столовой, попрошу Жерома тебя проводить.
Он наконец отпустил мою руку, я подошла к окну, отодвинула шторы, и… забыла обо всем. Золото весеннего заката расплескалось на Лигенбургом, солнце отражалось от крыш, огнем полыхало в окнах, заливало стены домов теплым светом. Справа сиял купол Миланейского собора, чуть подальше переливались красками своды Большого королевского театра. Площади короля Витейра отсюда не было видно, зато ведущая к нему улица, выложенная брусчаткой, петляла между домами. Дневная суета затихала, но внизу все равно сплошным потоком текли люди. Отгороженная от них стеклом и стенами, я все равно не чувствовала себя спокойно. Похоже, придется учиться справляться со своими страхами. Не могу же я целыми днями сидеть дома, а в центре постоянно много народа.
— Леди Тереза.
Мэри напомнила о себе, и я с явным сожалением отошла от окна, напоследок бросив взгляд на джентльмена в темно-серой одежде, застывшего в тени переулка аккурат напротив нашего дома — между пекарней и скобяной лавкой. Он курил сигару и крутил в руках часы на цепочке: наверное, ждал даму сердца.
Мэри то и дело приглаживала светлые волосы, хотя с прической у нее все было в порядке.
— Мне разобрать вещи, миледи?
— Разумеется.
Бежать уже поздно, да и не стоит. Я покину этот дом с достоинством — так же, как вошла в него. Через два месяца, возможно раньше, но не позже уж точно.
— Гардеробная, очевидно, там, — я кивнула в сторону полупрозрачных раздвижных дверей, справа от кровати.
— А где буду жить я?
Хороший вопрос. В Мортенхэйме и городском доме брата для камеристок были предусмотрены смежные комнаты, как с этим обстоят дела здесь, я пока не знаю. Возможно, вся прислуга живет внизу, здесь все с ног на голову. Ох, как же это неудобно!
— Скажу чуть позже.
Я сняла шляпку, положила ее на комод и быстро глянула на себя в зеркало: привычно строгое платье стального цвета и собранные на макушке волосы. Всего-то пришлось заправить несколько непокорных выбившихся из прически прядей за уши, разгладить воротник. А вот теперь можно идти.
Определенно, это самый странный ужин изо всех в моей жизни. В столовой не было никого, кроме нас. Даже лакеев, подающих блюда: все кушанья уже расставили по столу, включая десерт. Шторы были плотно задернуты, свет рассыпали дюжины свечей, расставленных по комнате в старинных подсвечниках. Стоило войти, как Анри поднялся, чтобы отодвинуть для меня стул. Он не переодевался, только волосы стянул лентой, темно-бордовая рубашка по-прежнему была расстегнута на две злосчастные пуговицы.
Я подавила желание их застегнуть, вздернула подбородок, устроилась за столом и стянула перчатки. Браслет в темноте тут же вспыхнул золотом, почти как глаза мужа. Никогда не боялась темноты — с моим-то даром, но этот полумрак меня отчего-то нервировал. Хотелось подняться и зажечь светильники, а еще лучше — распахнуть шторы, чтобы впустить в комнату внешний мир. Необычное чувство.
— Вам не кажется, что здесь слишком темно?
— Вовсе нет.
Он подвинул ко мне бокал вина и как бы невзначай накрыл мою руку. Нож только чудом не вырвался на волю и не запрыгал по полу. От прикосновения пальцев к обнаженному запястью сначала полыхнуло оно, а следом и вся я. Вот теперь впору радоваться, что здесь только мы, темнота и свечи.
— Что вы делаете? — почему-то хрипло спросила я. Кусок жаркого неожиданно запросился назад.
— Ничего.
— Ничего? — Я упорно смотрела в тарелку, но он смотрел на меня, и взгляд этот обжигал.
— Пока ничего.
Его пальцы легко скользнули вдоль моего запястья, а потом он убрал руку, и я вздохнула свободно.
— Тереза… за тебя!
Я дотянулась до бокала, глядя на играющие в красном вине блики. Терпкое, сладкое, оно обжигало горло и горчило на губах.
— Как называется это блюдо? Очень вкусно.
Всевидящий, о чем я? Стоит поговорить с ним о вэлейских заклинаниях — мужчин это пугает, а когда он захрапит от скуки, быстро сбежать в спальню. Сбежать?! Тереза, ты ли это? Мысли взбунтовались и отказывались подчиняться, я судорожно пыталась вспомнить историю распространения, развития и угасания магии, но вместе этого вспоминала его пальцы на своей коже и разливающуюся в груди истому. Вино побежало по венам ленивым расслабляющим теплом. Оказывается, я осушила бокал до дна.
— Утка в апельсиновом соусе.
Я отпилила еще кусочек, искренне надеясь, что не подавлюсь. Не подавилась: утка в апельсиновом соусе и впрямь была восхитительна — мягкая, нежная, сочная. Не в пример мужу, хотя его я есть не собиралась. Мягкий, нежный и сочный Анри? Я с трудом сдержала сдавленный смешок.
Так, нужно срочно успокоиться. И не стоит пить больше вина, зачем он снова мне наливает?
— Вам знакома теория Эдуардо Ране?
Я торжествующе подняла на него глаза: вот оно! Главное — зацепиться за какую-нибудь тему, которой не учат в Университетах. Луиза говорит, что мужчины страсть как не любят чувствовать себя… гм, чего-то не знать, словом.