Стратагемы. Стратегии войны, бизнеса, манипуляции, обмана - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Воеводин cтр.№ 48

Совершенно обессиленный, мокрый от пота, он выбрался на лестничную площадку и сел прямо на ковёр, недалеко от жарко полыхающего камина.

Фуражка снова сползла ему на глаза, так что он даже и не пытался разглядеть, что там за камином и что за люди сидят около камина, он только чувствовал своим мокрым и словно бы избитым телом мягкий сухой жар, и видел подсохшие, но все ещё липкие пятна на своих ботинках, и слышал сквозь уютное потрескивание пылающих поленьев, как кто-то неторопливо, со вкусом, прислушиваясь к собственному бархатному голосу, рассказывает:

– …Представьте себе, красавец, в плечах косая сажень, кавалер трёх орденов Славы, а полный бант этих орденов, надо вам сказать, давали не всякому, таких было меньше, чем Героев Советского Союза. Прекрасный был товарищ, учился отлично и всё такое. Впрочем, он, вскоре куда-то исчез. Тогда многие у нас вот исчезали: приказ командования, а в армии не спрашивают куда и зачем… Больше я его не видел…

И я, подумал Андрей. И я его больше не видел. Было два письма – одно маме, одно мне. И было извещение маме: „Ваш сын, Сергей Михайлович Воронин, погиб с честью при выполнении боевого задания командования“. В Корее это было. Под розовым акварельным небом Кореи, где впервые великий стратег попробовал свои силы в схватке с американским империализмом. Он вёл там свою великую игру, а Серёжа там остался со своим полным набором орденов Славы…

Не хочу, подумал Андрей. Не хочу я этой игры. Может быть, так все и должно быть, может, без этой игры и нельзя. Может быть. Даже наверняка. Но я не могу… Не умею. И учиться даже не хочу…

Ну что же, подумал он с горечью. Значит, я просто плохой солдат.

Вернее сказать, я просто солдат. Всего-навсего солдат. Тот самый, который размышлять не умеет и потому должен повиноваться слепо. И я никакой не партнёр, не союзник великого стратега, а крошечный винтик в его колоссальной машине, и место моё не за столом в его непостижимой игре, а рядом с Ваном, с дядей Юрой, с Сельмой… Я маленький звёздный астроном средних способностей, и если бы мне удалось доказать, что существует какая-то связь между широкими парами и потоками Схилта, это было бы для меня уже очень и очень много. А что касается великих решений и великих свершений…

И тут он вспомнил, что он уже не звёздный астроном, что он – следователь прокуратуры, что ему удалось добиться немалого успеха: с помощью специально подготовленной агентуры, особой сыскной методики засечь это таинственное Красное Здание и проникнуть в него, раскрыть его зловещие тайны, создать все предпосылки для успешного уничтожения этого злокачественного явления нашей жизни…

Приподнявшись на руках, он сполз ступенькой ниже. „Если я сейчас вернусь к столу, из Здания мне уже не вырваться. Оно меня поглотит. Это же ясно: оно уже многих поглотило, на то есть свидетельские показания. Но дело не только в этом. Дело в том, что я должен вернуться в свой кабинет и распутать этот клубок. Вот мой долг. Вот что я сейчас обязан сделать. Все остальное – мираж…“

Он сполз ещё на две ступеньки. Надо освободиться от миража и вернуться к делу. Здесь всё не случайно. Здесь всё отлично продумано. Это чудовищный иллюзион, сооружённый провокаторами, которые стремятся разрушить веру в конечную победу, растлить понятия морали и долга. И не случайно, что по одну сторону Здания этот грязный кинотеатрик под названием „Новый иллюзион“. Новый! В порнографии ничего нового нет, а он – новый! Всё понятно! А по другую сторону что? Синагога… Он быстро-быстро пополз по ступенькам вниз и добрался до двери, на которой было написано „Выход“. Уже взявшись за дверную ручку, уже навалившись, уже преодолевая сопротивление скрипящей пружины, он вдруг понял, что общего было в выражении глаз, устремлённых на него там, наверху.

Упрёк. Они знали, что он не вернётся. Он сам ещё об этом и не догадывался, а они уже знали точно…

Он вывалился на улицу, жадно хватил огромный глоток сырого туманного воздуха и с замирающим от счастья сердцем увидел, что здесь всё по-прежнему: туманная мгла направо вдоль Главной улицы, туманная мгла налево вдоль Главной улицы, а напротив, на той стороне, рукой подать – мотоцикл с коляской. И тут голос внутри него вдруг громко произнёс: „Время!“ – и Андрей застонал, заплакал от отчаяния, только сейчас вспомнив главное, самое страшное правило игры.

Правило, придуманное специально против таких вот интеллигентных хлюпиков и чистоплюев: тот, кто прервал партию, тот сдался; тот, кто сдался, теряет все свои фигуры. С воплем „Не надо!“ Андрей повернулся к медной ручке.

Но было уже поздно. Дом уходил.

Он медленно пятился задом в непроглядную тьму мрачных задворков синагоги и „Нового иллюзиона“. Он уползал с явственным шорохом, скрежетом, скрипом, дребезжа стеклами, покряхтывая балками перекрытий».

Каждое развитое общество декларирует свои ценности.

Декларируемые ценности носят абсолютный характер. Если речь идёт о демократии и свободе, представляется, что они везде одинаково важны, и в Европе, и в Америке, и в Африке. Если речь заходит о правах человека, то подразумеваются одинаковые права всех без исключения людей. Для всех людей устанавливаются одинаковые законы, все равны перед судом и должны одинаково нести установленную законом ответственность за совершенные нарушения. Для всех людей действуют одинаковые моральные и нравственные нормы. Но на практике всё не совсем так. В действительности правом толковать нормы и правила обладает более сильный. Чем на более ранней ступени стоит общество, тем более ярко выраженным является это правило. Право сильного может проявляться в личных отношениях, отношениях между группами, государствами, нациями.

Открытие в 1492 году Америки стало самой большой трагедией для её жителей. Завоеватели были добрыми христианами, но именно они истребили значительную часть коренного населения Нового света.

Отношение к индейцам испанских переселенцев было открыто изуверским. Как писал современник, «испанцы расхищали их богатства, на их же глазах насиловали жен и дочерей и самым жестоким образом изувечивали их, находили удовольствие отрубать им руки, ноги, уши, вырывать глаза и язык, вешать, сжигать, раздавливать на земле их детей и отдавать их на съедение собакам». На острове Эспаньола до Колумба жило несколько сотен тысяч человек, в 1508 году осталось 60 тысяч, в 1512 году – 20 тысяч, в 1548 году – 200 человек коренного населения.