Последовательно развивая ранее взятую линию мысли, Михаил Ростиславович заключил, что ввиду того, что все предметы не могут быть одинаково интересны даже для отличника, отличная успеваемость по всем предметам сродни инфантилизму, столь вредному в практической жизни. «Посмотрите на Симакова, который всегда был отличником, и чего он достиг?» Его одноклассник и друг медалист Симаков действительно не смог устроится в современной жизни и влачил жалкое существование преподавателя Московского университета, хотя и утверждал, что духовно он богат.
«А я богат и духовно и материально, – сравнивая себя с Симаковым, думал Петров. – Я, между прочим, имею престижную квартиру в тихом центре Москвы, неплохой загородный дом на Рублево-Успенском шоссе, мои сыновья учатся в престижных университетах. Сам я занимаю далеко не последнее место в крупнейшей фирме, заседаю в Советах профессиональных ассоциаций, я автор профессиональных печатных работ, у меня есть дипломы и сертификаты иностранных бизнес-школ. Я езжу на машинах класса люкс. Я вхожу в Совет ассоциации любителей охоты. Я, в конце концов, ценитель прекрасного, коллекционирую вина, и даже приобрел несколько недорогих подлинников мастеров изобразительного искусства…»
Так думал в то утро Петров, пока на ясном небосклоне Кипра неожиданно не появилось облако – явление исключительно редкое для этого времени года, – которое, быстро увеличиваясь в размерах, начало надвигаться на безмятежно светившее солнце. И с самого момента появления облака мысли Михаила Ростиславовича о самом себе приняли иной оборот.
«Да что это я, – думал Михаил, – все я, да я. А у меня ведь проблем невпроворот».
Тут Петров вспомнил о том, что немалый доход его давно не увеличивался, что при галопирующей инфляции последних лет означало существенное его падение. Последние результаты операций с собственными сбережениями на фондовом рынке оставляли желать лучшего. На работе его изрядно теснила подрастающая молодежь. С его мнением определенно перестали считаться. Разговор давно уже не шел о продвижении вперед. Задача текущего дня заключалась, как ни прискорбно это было признавать еще не старому человеку, в удержании ранее достигнутых позиций. Но из общего курса биологии он знал, что всякий организм может либо расти, либо деградировать. Что-то подсказывало ему, что в его случае речь о росте не идет.
А недавно он получил электронное сообщение от одного из сыновей, что у него не все гладко в университете и, возможно, он предпочтет оставить, как он выразился, «бессмысленный процесс обучения». «Интересно знать, – думал Михаил Ростиславович, – зачем были затрачены такие деньги непосредственно на само обучение и на проживание под Лондоном?» При этой мысли кровь в его жилах буквально закипела.
Он вспомнил и о том, что жена совершенно не разделяла его подхода к данной проблеме. Вместо того чтобы выступить единым фронтом во взаимоотношениях с разгулявшимся сыном, из головы которого требовалось просто выбить дурь, без конца говорила о том, как бедному мальчику приходится трудно на чужбине.
«Так всегда было, – мрачно думал Михаил Ростиславович о жене, – в тяжелые времена от нее я никогда не чувствовал никакой поддержки. Вот и сейчас – денег стало меньше, а ей почему-то просто необходимо поменять машину, и нужен непременно «Ягуар», как у ее подруги Никоновой. То, что у Никоновых, между прочим, денег куры не клюют, ее совершенно не волнует! Как все-таки некоторым улыбается удача! Сын у них – медалист и отличный спортсмен. Они, между прочим, летают на собственном самолете! А мне что теперь, пуп надорвать? Может быть, еще денег в долг взять на текущие расходы?»
Туча окончательно заслонила солнце, и на некогда безмятежное чело Петрова легла тяжелая тень. При этом какое-то тошнотворное чувство постепенно завладело всем его существом. Он снова подумал о необходимости удерживания когда-то завоеванных, но теперь, по всей видимости, обесцененных позиций, и ему стало просто тошно. Идти вперед, принимать ответственность на себя – это было ему близко, но при текущей ситуации подобный стиль поведения мог привести к очень плачевным результатам: можно было лишиться и того немногого, что имеешь. А потому, надо было сидеть тихо, находить взаимопонимание, а фактически, что там говорить, просто сдавать позиции совершенно ничтожным людям. Это было отвратительно! А ведь тот же Никонов давно решил все эти вопросы, и теперь волен делать, что хочет.
«Дела мои, право, совсем неважные, – заключил Михаил Ростиславович, – дальше так нельзя. Что-то надо делать. Что-то делать. Но что именно?»
Видимо, потому, что Михаил Ростиславович являлся не только деловым человеком, любителем искусств, но и философом в некотором смысле этого слова, тут ему в голову возьми да и приди интересная мысль.
«Ведь форма воздействует на содержание не меньше, чем содержание на форму, – подумал Петров. – Дай-ка я пойду и, скажем, подстригусь. Улучшу свой внешний вид. А он, в свою очередь, изменит к лучшему мое внутреннее состояние. А там, глядишь, и дела наладятся».
– Ты знаешь, душа моя, – достаточно громко, чтобы было слышно с балкона, на котором он находился, во внутренних покоях просторного номера, сказал Михаил Ростиславович, – пожалуй, пойду я подстригаться.
Любовь Васильевна, находившаяся в тот момент в ванной комнате, не расслышав толком вопроса мужа, переспросила с удивлением:
– Пойдешь стреляться?
– Да нет же, подстригаться! – отвечал ей Михаил Ростиславович, думая с раздражением: «Зачем, интересно, повторять всякий бред? Ну, послышалось тебе что-то нелепое, так ты лучше переспроси, чем повторять неизвестно что?»
Потом он почему-то подумал о том, что жизнь иногда сама дает подсказки, надо только их правильно интерпретировать.
«Ведь Люба права! Как тонко она это подметила, – размышлял Михаил Ростиславович, сидя в тени огромной тучи. – Действительно, чтобы найти выход из сложившейся ситуации, не обязательно воздействовать на форму, гораздо действеннее будет оказать должное воздействие на само содержание! Но как бы это реализовать? А вот как».
Преодолевая окончательно завладевшее им чувство тошноты, он спустился в фойе гостиницы, сел в небольшое купе «Мерседеса», которое они арендовали на время своего пребывания на острове, и через двадцать минут был в горах у своего студенческого приятеля, живущего в отдаленном бунгало уже лет десять. Накануне за ужином они договорились, что Михаил заедет к нему потолковать о делах. Поэтому приятель не был удивлен приезду друга. После коротких приветствий они проследовали в кабинет, в котором Петровы бывали много раз во время своих частых посещений острова. Приятель Петровых был старый холостяк и большой коллекционер оружия, часть которого красовалась во всем своем холодном блеске на стенах кабинета.
– Я на секунду, – сказал приятель Петрова, и вышел из комнаты.
«Все один к одному! Вышел как раз, когда надо», – подумал Михаил Ростиславович и окинул оценивающим взглядом оружие, развешенное на стенах кабинета. После недолгих колебаний взгляд его остановился на парабеллуме.
«Вот оно, и никаких проблем», – подумал Михаил Ростиславович, взял пистолет и, приставив его к виску, спустил курок.