Отломившаяся с потолка доска, падая, задела Светлану по голове, и она испуганно попятилась назад. Наткнувшись на труп Бориса, потеряла равновесие и упала.
– Пожалуйста, – глотая слезы, произнесла девушка.
Лезвие топора вгрызлось в очередную доску. Николай не успел с ней закончить, как неожиданно тело отца начало плавно съезжать вниз. Раздался булькающий звук, из дыры полилась зловонная жидкость. Отец грузно свалился на стол, словно мешок с грязным бельем.
– Папа! – Николай опустился на колени, с ужасом вглядывась в бесформенную кучу на столе. Отец был похож на огородное пугало, набитое плесневелыми тряпками. – Папа?!
Он осторожно взял отца за плечи. Они были такими же податливо-рыхлыми, как и ноги. На бледной шее зияла круглая дыра, края раны были в запекшейся крови.
– Папочка, – прошептал Николай, тряся мертвое тело. – Папочка, скажи что-нибудь. Прошу тебя! Не молчи. Пожалуйста! – всхлипнул он и тут же зарыдал во весь голос.
Наверху что-то хрустнуло. Из неровно разрубленной дыры высунулись две толстые лапы, оканчивающиеся загнутыми когтями. Оставляя на досках глубокие царапины, существо силилось протиснуть свое грузное тело в образовавшееся отверстие. Еще одна доска треснула, обломок, качаясь, повис в воздухе на гвозде. Существо пронзительно заверещало.
И когда Николай поднял голову, оно вывалилось наружу.
Спотыкаясь, Павел Сергеевич зашел на кухню.
– Где мой мышонок? Где мой крошечный клещик? – трескучим голосом позвал он. Нагнулся, заглядывая под стол. – Не надейся… не надейся спрятаться от меня.
Волоча ноги, старик побрел в спальню. Кажется, оттуда слышался какой-то шум…
– Ты здесь?
Корнеев распахнул шкаф. Ребенка внутри не было, и он со злостью хлопнул дверцей. Удар был такой силы, что она сорвалась с петель и с грохотом упала на пол, подняв облачко пыли. Старику удалось унять дыхание, и он вкрадчиво проговорил:
– Я не сделаю тебе ничего плохого.
Его диковато-блуждающий взгляд остановился на диване. Если эта маленькая засранка где-то прячется, то только под ним. Встав на колени, старик наклонился к полу.
Так и было. Лена испуганно забилась к стенке, сжавшись в комочек. В ее широко распахнутых глазенках застыл непередаваемый ужас.
– Вот я и нашел тебя, – довольно прохрюкал старик. Он протянул здоровую руку, намереваясь ухватить девочку. Его пальцы нащупали краешек банта, но в ту же секунду он взвыл от острой боли, пронзившей указательный палец. – А вот кусаться нехорошо, – покачал головой старик и, засопев, поднялся на ноги.
Пожалуй, придется отодвигать диван. Учитывая, что у него на одну здоровую руку стало меньше, сделать это будет непросто. Но других вариантов не было. С минуты на минуту сюда могли нагрянуть посторонние вроде тех, в масках. И так много времени потеряно.
Он уже принялся было за работу, как неожиданно замер, прислушиваясь. Сквозь остервенелый собачий лай явно проклевывался чей-то голос. Женский голос.
Корнеев покрылся горячим потом, узнавая этот голос. На негнущихся ногах он шагнул к окну и беззвучно прошептал:
– Рита?
Она стояла прямо перед окном, полностью обнаженная, прекрасная, как богиня, источая прохладное голубоватое свечение. Длинные светлые волосы трепал ветер, а глаза… ее прекрасные, глубокие изумрудные глаза смотрели прямо на него.
– Рита…
На губах девушки играла обворожительная улыбка.
– Впусти меня! – Она протянула вперед руки с нежными ладошками и тоненькими пальчиками, такими хрупкими и трогательными, почти как у ребенка.
– Тебя нет… – замотал головой старик. – Ты…
Он опасливо оглянулся. В комнате, где мальчишка безостановочно рубил потолок, происходила какая-то возня. Кажется, кто-то кричал…
– Ты там, – прошептал Корнеев, указав здоровой рукой. – И уже ничего не изменить. – По бледной небритой щеке скатилась слеза. – Я люблю тебя. Но уже ничего нельзя сделать. Уходи.
Глаза девушки вспыхнули:
– Ты больше не любишь меня? – Мягко шагнув вперед, она выдохнула на окно облачко пара. По стеклу побежала паутинка черных трещин.
Старик яростно, до боли потер глаза. Затем снова посмотрел в окно.
Рита была там. Призывно улыбаясь, она обвела свои чувственные губы кончиком языка.
– Это не по-настоящему! – застонал Павел Сергеевич.
Похоже, он действительно сходит с ума.
«Нет, – поправил его внутренний голос. – Ты уже давно обезумел».
Он закричал. Закричал громко, с надрывом, как может кричать раздавленный страшным горем человек.
– Тебя нет! – хрипел старик. – Нет, нет, нет!!! Это все видения… Сейчас… все исчезнет! – И, глухо вскрикнув, он потерял сознание.
От удара выпавшего с чердака существа стол развалился с сухим треском, словно карточный домик. Паукообразная тварь надсадно верещала, суча узловато-громадными лапами, которые больше смахивали на корни старого дерева. На некоторых конечностях все еще болтались обрывки цепей. Одна из лап с силой ударила по голени правой ноги Николая, сломав кость, словно хлипкую тростинку. Однако ошалевший от ужаса и внезапности происходящего Коля даже не сразу почувствовал боль.
Нечто бесформенное, размером с крупную собаку, мерцая в сумерках хитиновым панцирем, тяжело и неуклюже ворочалось на полу. Расширяющееся книзу тело заканчивалось разбухшим мешком, которое существо с усилием волокло по полу.
Оно повернулось всем корпусом к Николаю, попав под свет фонаря, и вытянуло голову, как черепаха из своего панциря, словно принюхиваясь. Изрытое глубокими трещинами лицо урода было похоже на выжженную землю в пустыне. Кроме извивающегося хоботка, с которого капала грязная слизь, на нем ничего не было – ни глаз, ни рта, ни носа, ни подбородка. Лишь хитиновая пластинка в виде кольца, опоясывающего хоботок, по бокам которого виднелись членистые придатки-щупики.
Николай с содроганием пополз назад. Сломанная нога тут же взорвалась на атомы, перед глазами все поплыло, и он захрипел от нечеловеческой боли. Опустив расширенные от ужаса и боли глаза, он увидел обломок кости, торчащий из колена. Левая штанина полностью намокла от крови.
Существо хрюкнуло. Хоботок возбужденно подрагивал, его влажный кончик слегка вывернулся наружу, обнажая множество мелких зубов, загнутых внутрь.
Не переставая кричать, Николай продолжал пятиться назад, пока не уперся спиной в стену.
Потерявшая к нему интерес тварь, принюхиваясь, засеменила к Свете. Неимоверных размеров мешок с шорохом тащился следом, по его кожисто-шершавой поверхности бугрились и опадали волны, он словно пульсировал как самостоятельный живой организм.
Светлана неподвижно сидела на полу, вытянув перед собой ноги. Закрыв ладонями лицо, она медленно раскачивалась взад-вперед, не обращая внимания на происходящее. Казалось, она окончательно и бесповоротно выпала из реальности.