На восточном порубежье - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Жук cтр.№ 44

На самом деле молодой тойон хотел лишь усилить умножить число своих воинов, и на переговорах выглядеть более достойно, да и родная земля поможет.

Вскоре отряды вновь сошлись, встав по разные берега и демонстрируя силу друг перед другом.

— Выдайте мне заложником своего человека, и тогда я войду к вам в табор, — наконец прокричал Федька.

Тут у солдата Саньки Змиева и созрел план. Шепнув, что-то своему приятелю он крикнул.

— Шли лодку! Мы согласны!

С обеих сторон, вышли лодки-баты и под ловкими ударами гребцов пошли к противоположным берегам. Русские забрали к себе Федьку, а ительмены солдата Змиева. Тут и произошла неувязка. Как только лодка ительменов отошла от берега, Александра скрутили ремнями по рукам. Это в его планы не входило, да уже поздно никуда ни деться!

Лодки пересеклись на середине реки. Взгляды командиров встретились и они даже улыбнулись друг другу. Вот и противоположный берег. Ну а далее пошло как по писанному. Федьку схватили казаки, и тут же начали палить из пушки и ружей по другому берегу. И хоть толку от того не было, но шуму много, много и суматохи, что поднялась у инородцев. Змеев воспользовался всеобщей паникой. Толкнув плечам одного, разбив лбом переносицу другому охраннику, он бросился в воду.

Опытным пловцом был Санька Змиев, да и река особо не широка в это время, но повязанный ремнями не смог ее осилить. Утоп бедолага! Кинулся в воду более из-за того чтобы не мешкали казаки, не отпустили Федьку. Хватит проливать кровь на земле Камчатской, а Федьке, его брату Степану дяди Голгочу как и многим другим ительменам ждать сыска и кары всесильной императрицы.

На том заканчиваются кровавые события в Камчатской долины, но по побережью и на юге полуострова, вдоль реки Авачи еще долго будет проливаться кровь русская и ительменская.

8

Участие Якоба Генса в событиях 1731 года на Камчатке сводится лишь к тому, что он командуя ботом «Святой Гавриил» сумел оказаться в нужное время и в нужном месте. В этом его исключительная заслуга. Далее Генс действовал без промедлений и всяческих на то сомнений. Расформировав команду, он переложил все бремя ответственности на офицеров и младших чинов экспедиции. Более его участие в тех драматических событиях увидеть крайне трудно, при всем на то желании.

С прибытием в Камчатку коммисаром дворянина Эверстова, Генс вовсе перестал заниматься камчатскими делами. 11 ноября 1731 г. он отослал в Анадырский острог капитану Павлуцкому обширное донесение о нижнекамчатском бунте.

— Господину капитану Дмитрию Ивановичу Павлуцкому. Сего 1731 года, по присланному ордеру за рукою вашего благородия мне Якобу Генсу, велено идти со служилыми людьми в показанный тракт на «Гаврииле» боте, и вызымел я путь на море из Большерецкого острогу июня 23 дня и в Нижне-Камчатский острог прибыл на усть Камчатскую реку июля 9 дня и промышляли кормовые, рыбные припасы, чем бы нам пропитаться на море до показанного тракту и за починкой шверцов и приготовились идти на море июля с 20 числа. Сего де вышеозначенного числа пришед из острогу служилые люди объявили мне сказку: Нижний Камчатский острог пришедшие иноземцы разорили и зажигали и служилых людей побили, а Нижнего де Камчатского острогу обывателей и служилых людей малое число и о замирении оных требовали от партии споможения. Того же июля 21 дня отправил я из партии в поход на оных иноземцев 52 человека. А оные иноземцы засели в остроге в крепости, а дворы посадские в близости от острога сожгли, корма казачьи прибирают, и собрались знатно сидеть в крепости. Отчего пришлось отправить под оный острог две пушки больших, ядер, пороху и свинцу, да две мартиры с ядрами чинеными, в споможение служилых людей — сколько возможно.

Прибыв на каргу из похода служилые привели трех человек изменников: Федьку Харчина, его брата Степана, да Тавача, от которых почала быть измена. Прочитав доношения, что Нижний острог изменники в конец разорили, служилых людей многих побили, и того ради не хотя то место пустое покинуть, возымел пристань на устье Камчатке реке и поставил судно в пристойном месте под крепким караулом. Близ оного судна на острове от партии служа часовню построил, ясашную избу и двор ее величества, амбар казенный.

К доношению Генс приложил и допросные листы главнейшего бунтовщика Федьки Харчина где он показал:

— Наша измена учинилась от несносных обид, а именно с бытности комиссаров Ивана Новгородцева и Михаила Шехурдина, да подъячих их Екима Мухоплюева и Ивана Свешникова. Брали с нас на один год по два ясака и по три, а кроме ясака с нас берут каждый себе по три и по четыре лисицы или соболей, а ежели у кого нет то берут себе жен и детей под заклад, а сроки пишут на малое время что нам выкупить нечем и то охолопливают их себе вовсе. А еще в летнюю пору посылают к нам закащики за юкольным сбором. Сбирают с нас с каждого человека вязки по три, а у кого юколы нет то берут за вязку по лисице, а ежели и лисицы нет то имают последние парки и куклянки. Тако же кипрей, сарану берут повсегодно. Да еще собирают с нас гуси, утки, а утки по петьдесят штук с человека. А зимою приказчики посылают сбирать с нас рыбу, гольцы и ушканы и прочие поборы.

Больному, страдающему Генсу, не было дел до всего этого. Его беспокоило лишь строительство Усть-Приморского зимовья. Да! Якоба Генса по праву можно считать основателем этого поселения, хотя официальных на то полномочий не имел, и административных постов не занимал. Но вот винокуренные дела занимали его и сейчас. Сырьевая база в этих местах оказался весьма обильной. Ительмены и в след им русские, вели заготовку некой сладкой травы, даже более чем коренья разных видов лилейных растений. Готовили с ней толкуши из ягоды. Она получалась сладкой и хранилась без срока.

Технология получения сахара была итого проще. Вязали траву небольшими снопами и сушили. Через несколько дней она увядала, а сок сахарился и попросту отрясался. С пуда травы получали четверть фунта сладкого порошка. Так что даже незадолго до своей кончины Якоб Генс строил грандиозные планы.

Здесь в Усть-Приморске, следующим годом он получит от Павлуцкого ордер отстранении в должности, здесь проведет последние и спокойные годы своей жизни. Но судьба не улыбнется голландскому авантюристу. Увезут его в Тобольск на следствие. Но о том позже, а сейчас оставляем его в Усть-Камчатске.

Глава 8. Виват! Виктория

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей -

Я лишился и чаши на пире отцов,

И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей -

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей…

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязны,

Ни кровавых костей в колесе;

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе, —