Лестница грез. Одесситки - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Приходченко cтр.№ 58

– Рит, а он меня тоже возьмёт? А что, сыгранная пара, – действительно, слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

– Ну, ты дура, Нитка. Что ж ты раньше молчала? Конечно, спрошу. В «декретной мореходке» учиться сплошная лафа.

– Где? – я выпучила на Могилу глаза.

– А ты что, не знаешь? Так в Одессе называют Кредитно-экономический институт.

– Почему?

– Вот поступишь и узнаешь!

Условились, до поры до времени всё хранить в тайне, пока не поговорим со Степаном. Свидание состоялось, чёрные глаза Оганженяна загорелись ярким армянским пламенем, нам с Могилой был обещан перевод, прямо перед первым сентября, когда нас никто не хватится. Правда, в качестве аванса, любвеобильный армянин попытался предложить себя в качестве ухажера. Ритка умоляла потерпеть эти навязчивые потуги, вот переведёмся, а там его шуранём по полной программе. Его приход на каждую нашу тренировку действовал на нервы, но особенно я за дергалась, когда увидела его торчащим на трамвайной остановке. Выручила Ритка, она, на удивление находчивая и смешливая девчонка, влепила ему прямо меж глаз: «Степан Иванович, а Ниточка ещё не целованная. Её дядька, начальник милиции, пасёт её по всем статьям. За ней всюду следят. Видите того мужика, – Ритка указала пальцем на какого-то незнакомого дядьку, стоявшего вдали под деревом, – так вот он её будет провожать к самой двери и потом ещё отчитываться».

Больше Степан Иванович на наших тренировках не объявлялся.

Мы, конечно, с Риткой переживали, а вдруг теперь не поможет с переводом. Не поможет, и не надо. А пока пришла в Одессу весна, и мы опять в учхозе, учимся работать на сельскохозяйственной технике. Получаем права на вождение гусеничного и колёсного трактора. Весенняя грязь, какой свет не видел, резиновые сапоги проваливаются в жирном чернозёме, распаханном нашими стараниями на метр глубиной.

Когда я в таком виде появилась домой, бабка ахнула и приказала идти назад и под дворовым краном смыть грязь хотя бы с сапог. Я стянула с себя комбинезон и куртку тоже смочила и понесла домой достирывать. Ох, в этот приезд и набесились мы. Полная свобода. Вождением были заняты только первую половину дня, а дальше кто во что горазд, образовавшиеся парочки по утлам, остальные… Я уматывала после обеда домой, а наутро первым автобусом возвращалась. Несколько раз брала Лильку с собой. Она тоща, в первый приезд, смылась перед самым набегом комиссии, мне даже не удалось ее проводить до остановки. Лилька уезжала с впечатлением, что хуже не бывает, это о том домике с буквами «М» и «Ж» и заколоченных туалетах в общаге, и сейчас удивлялась, как все изменилось. На посиделках Юлька Фомина, наша отличница, с которой я поддерживала самые близкие отношения, поинтересовалась, почему Лиля в институт не поступает. И действительно, чем она хуже тех дебилов, которые у нас учатся. Лилька попыталась объяснить, что она заикается, куда с таким дефектом. Дома я со своими посоветовалась:

– Мам, Лилька согласится к нам в сельхоз идти?

– Что ты выдумываешь, в какой сельхоз? Кто её возьмёт?

– Экзамены сдаст и поступит.

Мама замолчала, словно решая: задать следующий вопрос или нет. Вот Лилька закончила курсы машинисток-стенографисток и то хорошо. Плохо, что устроиться на работу никак не может. Неужели из-за проклятого пятого пункта. Когда это кончится и кончится ли вообще?

– Оля, у вас разве евреи учатся? – наконец вымолвила она.

– В нашей группе два парня, правда, они льготники, после армии.

– А где она родилась, ты что, забыла? Документы ее откроют, а там Тяньцзин, Китай. Хороший довесок к пятому пункту. Завалят к черту на первом же экзамене от греха подальше.

Бабуля только кивала головой.

– И ты, баб, так считаешь? Но попробовать можно, чем чёрт не шутит.

Я только глубоко вздохнула: зачем завела этот разговор, я ведь её даже не спросила, хочет ли она вообще учиться. Может, не стоит со своими идеями ни себе, ни Лильке морочить голову.

– Не поступит, и ты виноватой будешь. Пристроит её Рита куда-нибудь, – подвела черту бабка.

Но я ведь вижу, как она страдает, как рвётся ходить со мной в институт, ездить со мной в учхоз. Только пальцем помани, она тут как тут. Девочка начитанная, умненькая, какая это несправедливость, от этого еще больше нервничает. Все наши уже поступили или в этом году будут поступать. У Лильки в запасе несколько месяцев, чтобы подготовиться. Смалодушничаю, если откажусь от своей идеи, пусть Алка вместе с мамой и бабкой и считают это нереальным прожектом. Я шла к Лильке и думала, на какой козе к ней подъехать. У нас с ней сложились странные отношения. С одной стороны, я чувствовала себя старше её, а с другой, постоянно была как бы виновата перед ней. Пойду на какое-нибудь свидание, она обижается. Умчусь вдвоем с Рогачкой – это вообще предательство. Когда получается, я же таскаю её за собой. Не виновата, что мальчишки пока не кладут на нее глаз. Была бы моя воля, я бы ей всех своих кавалеров сдала оптом. Нет, некоторых все-таки для себя поберегла бы.

– Лилька, ты всем из нашей группы нравишься, и мы решили, ты к нам на наш факультет должна поступать, – приврала я на ходу.

– Я что того, чокнутая? А как я математику сдам? – Лилька чуть не заплакала.

– Сдашь, как все, поможем. Забирай мои программки, учебники. Устроила у себя дома проходной дом. Гони всех к черту Всё, подруга, поднимай жопу и грызи науку, каждый день буду проверять.

Лилька присела на диван и разрыдалась, я ушла, когда она окончательно успокоилась и пообещала, что уже сегодня начнёт учиться.

Афанасий «восемь на семь», староста и парторг, поддержал нашу идею. Обещал любое содействие. Я решала с ней задачки и уравнения, экзаменовала по всем правилам. Прошли, не без активного Лилькиного сопротивления, школьный весь объём по химии, она не любила этот предмет. Ну а то самое знаменитое моё сочинение Лилька зубрила сама.

В воскресенье забегаю к ней, а там опять сплошной хоровод, все подружки Фатимки толкутся у Лильки в комнате. Рассматривают и обмениваются кучей фотографий. К снимкам претензий никаких, хорошего качества, и девчонки выглядели на них как киноактрисы. Но цена? Десять рублей за одну. Лилька отобрала своих неотразимых поз целых пять. Но не это меня бесило. Выходит, почти всю неделю она ничего толком не учила, этой ерундой занималась. Своим появлением весь их шабаш я поломала, быстро похватав свои фото, все отчалили.

– Что ты уставилась, я только на пятьдесят рублей снялась? Мне мама разрешила, зато любоваться можно, – она сидела на диване и плевать хотела на меня. Столько месяцев я посвятила этой дуре, и вот на тебе – всё насмарку. Возмущению моему не было предела.

– Ты что, ненормальная, на пятьдесят руб лей? Где ты такие деньги возьмёшь? Лилька, ну и сволочь ты! Ради этих снимков твоей маме полмесяца нужно корячиться в парикмахерской по двенадцать часов в день. Что ты тянешься за этими соплячками?

Я стала говорить, что у них своя жизнь, у нас своя, их мамы никогда не работали. Что отцы у них обеспеченные полковники и разные начальники. А Лилькина мама должна всю жизнь тянуть доченьку на собственном горбу. У тебя совесть когда-нибудь проснется?