Ну, взглянула ему ведьма в глаза и говорит:
– Здравствуй, милый. Вот и пришло время любви нашей. Ты же любишь меня?
Студент отвечает: «Люблю!», а у самого губы трясутся.
– Значит, пора, – засмеялась ведьма и посмотрела ему прямо в глаза. А студент вспомнил, что летом-то у нее глаза зелёные были, как у кошки. Но сейчас они уже не зелёные, а красные, словно нагретые угли. И вдруг из её глаз выплыл огонь и охватил студенту руки.
А ведьма смеётся:
– Эти руки меня ласкали. Теперь мои будут!
Студенту, ясное дело, больно, он дёргается, кричать хочет, но из горла – ни звука. И с места он сдвинуться не может, будто его на цепь посадили. А огонь выше поднялся, начал губы жечь. А ведьма всё хохочет:
– Эти губы меня целовали! Теперь я их себе возьму!
А языки пламени всё выше забираются, прямо ему в глаза.
– Этими глазами на меня твоя душа смотрела. Теперь моя над нею власть!
И тут студента такая страшная боль скрутила, что он сознание потерял. А когда очнулся, видит – он в своей комнате на постели лежит, а вокруг все бегают, хлопочут. И говорят ему, что утро уже, что он всю ночь бредил, насчёт какой-то ведьмы кричал.
Но, он тогда собрал все силы и рассказал про то, что с ним случилось. А только закончил – судороги у него начались, закричал он жутким голосом и помер.
Доктор приехал, так понять и не смог, что же со студентом стряслось, что за болезнь такая.
Потом его хоронили. Поп сперва всё хвостом крутил, говорит, он с нечистой силой контачил, нельзя мне его отпевать. Но генерал попу пригрозил, поп и согласился.
А время уже позднее было, когда службу начали, и вот в полночь гроб сам собой стал открываться.
Все сдрейфили, понятное дело, к стенам отшатнулись, бабы визжат, а гроб открылся, и встал из него студент. Все смотрят – а у него лицо сожжённое, глаз нет – только две чёрные дырищи, а вместо рук одни обгорелые кости.
Ну, поп малость очухался, стал молитвы читать от бесов, и труп тогда затрясся и у всех на глазах растаял, а вдали, из леса, плач послышался.
Вот так. Потом мужики эту ведьму изловить хотели, искали по всему лесу её дом, а когда нашли, видят – нет там никакой ведьмы. Гнильё одно. Они хотели избу поджечь, а она не загорается – сырая вся. Ну, они плюнули и пошли себе.
С тех пор все этот дом стороной обходят. Иногда, говорят, ночью свет в окнах зажигается. А ещё рассказывают, в лунные ночи, как вот сейчас, бродит по дому призрак того студента. До рассвета ходит, костяшками своими обгорелыми всюду шарит, хочет ведьму найти, а что нету её, не видит – глаза-то у него сожжённые.
Между прочим, однажды, давно уже, пацаны деревенские решили смелость испытать, в дом забрались, а когда в полночь привидение появилось, они сразу воздух спортили. Такой мандраж на них нашёл, что с места сдвинуться не могли. И привидение случайно одного пацана коснулось, тот вздрогнул весь, будто ток сквозь него пропустили. А утром на плече у него появилось синее пятно. Ребята ему говорят, надо в церковь сходить, взять святой воды, чтобы пятно смыть, но пацан сдрейфил, потому что тогда про всё рассказать придётся. И его за это дома выдерут. И не пошёл в церковь, а днём ему плохо стало, температура поднялась до сорока градусов, и к вечеру он умер. И врачи понять не смогли, что и отчего, пятно на плече заметили, конечно, но подумали, что обычный синяк.
Так что все этот Ведьмин Дом за километр обходят. Лет двадцать, наверное, там никого не было. Ясно теперь, что это за дом?
…Все молчали. Серёга смотрел, как шевелятся на полу лунные блики, и думал. Интересная сказка, чего уж там. Жаль только, что сказка, потому что по правде такого быть не может. А хотелось бы… Но что поделать – не бывает никаких ведьм и привидений, это же наукой доказано.
А Санька лежит, наслаждается эффектом. Прочитал, наверное, в какой-нибудь книжке и досочинял про дом в здешнем лесу. И рассказывает, авторитет себе зарабатывает. Жёлтые глазки довольно поблёскивают. Хоть в темноте и не видно, но Серёга знал – поблёскивают. Вообще этот Санька в последнее время весьма обнаглел. Вырубается, всё время командует, основного из себя строит. Про таких говорят: «Кашки-борзянки объелся.» Да было бы хоть с чего. Мускулы-то как жёванная верёвка. Сегодня на спортакиаде мяч всего лишь на пятнадцать метров кинул. Другого бы засмеяли – хиляк-разрядник, а ему всё с рук сходит. Липнут к нему пацаны прямо как мухи. Наверное, потому, что умеет он других себе подчинять. Причём он ведь не как Лизка, председатель отряда, он не орёт с посиневшей мордой: «Отряд! равняйсь!» Он, Санька, по-хитрому действует, тихо. Одному что-то шепнёт, другому… Когда надо – посмеётся, когда надо – соврёт что-нибудь с самым серьёзным видом. И ещё он здорово умеет обзываться. Чувствует, кому что бросить, и чтобы человеку обидно было, и остальным смешно. Вот и попробуй тут возмутиться. Все скажут: шутка-нанайка, понял?
А теперь он, видно, решил страшными сказками народ взять. Пацаны же все рты пооткрывали, слово пропустить боятся. Да и вправду интересно слушать, хоть и мура это всё.
– Мура это всё, – сказал Серёга и нарочно зевнул. – Всё ты, Санёк, лапшу на уши нам вешаешь. Будто сам не знаешь – не бывает никакой нечистой силы.
– Заткнул бы ты, Серый, глотку дырявой лодкой, – немедленно откликнулся Санька. – Сунь голову в тумбочку и утихни. А то смелый больно. Попробовал бы ты, как те пацаны, ночку в Ведьмином Доме просидеть. Небось, было бы радостей полные штаны.
Ребята немедленно захихикали. Они бы и в голос заржали, но опасно. Разбудишь ещё, чего доброго, вожатого Мишу, придёт, надаёт щелбанов…
Да, здорово язык у Саньки подвешен. И ничего с ним не поделать. По морде надавать? Это несложно, но ребята не поймут. Раньше бы поняли, а сейчас… Сейчас они за Санечкой как щенки за мамкой. Не драться же со всей палатой…
– Ну как же, как же… Да ничего со мной не случилось бы в этом доме. И вообще, откуда ты всё это взял? Про студента про этого, про ведьму? Сам, что ли, их видел?
– Раз говорю – значит, знаю, – голос у Саньки был спокойным и слегка усталым. Точно глупые малыши отвлекают его от взрослых, солидных дел, но по доброте душевной приходится всё же им отвечать. – Мне батя рассказывал. Он ведь сам из Захаровки, родился там. И пацанов этих, что в доме сидели, лично знал. Так что, Серый, молчал бы ты в тряпочку. Сам-то на их месте сдрейфил бы, я же тебя знаю. Что поделать – кишка тонка.
Нет, такое спускать ему нельзя. Промолчишь сейчас – и до конца смены все пальцами на него показывать будут: кишка тонка. Налипнет эта кличка, попробуй потом от неё избавиться.
Ну прямо руки чешутся засветить ему в глаз… Если бы этот слизняк драться умел! А то ведь захнычет, и окажешься не только трусом, но и гадом. Все скажут – если у тебя мускулы, значит, слабых можно бить, да? А уж отомстит Санечка будь-здоров, это он умеет.
– У тебя у самого кишка тонка! А я хоть сейчас на спор в этот самый Ведьмин Дом пойду, – сглотнув вязкий комок в горле, произнёс Серёга. – Тоже мне делов – ночку в избушке-развалюшке отсидеть.