Трезвый человек, опытный водитель, переезжает встречную полосу и врезается в столб… Пожалуй, такое встречается не часто. Очень похоже, что водителю стало плохо.
Таня допускала, что Инну пытались отравить, но постоянные лекарства, которые соседка принимала, ослабили действие яда. Скорее всего, отравить пытались Егора, никто не знал, что он подарит бутылку тетке.
Вспоминать о Тане было противно. Он верил ей, когда она смотрела на него с нежностью. И жалел, что так долго не знал, как хорошо рядом с ней, и пугался, что мог еще долго этого не понимать.
Ему только казалось, что она смотрит на него с нежностью. На самом деле она просто оценивала, стоит ли тратить на него время.
— Ты пообедать не хочешь? — спросила Влада на обратном пути.
— Давай, — согласился Дробышев.
На самом деле ему срочно надо было ехать на работу, но думать о работе хотелось еще меньше, чем об убийствах.
Придорожный ресторан он едва не проехал. Влада, конечно, предполагала другое место для трапезы, но Дробышев решительно вылез из машины. Спутница помедлила, выбралась следом. Не стала возражать, видела, что сейчас лучше на него не давить. Зря он считал ее не очень умной.
И вообще, то, что когда-то их связывало, не могло исчезнуть бесследно, он напрасно пытался себе это внушить.
— Нужно выяснить, что Перфильев делал перед смертью, — жуя довольно вкусный шашлык, размышлял Дробышев. — Нужно узнать, откуда он ехал и с кем встречался. Позвони еще разок Дане, ладно?
Влада кивнула. Поковыряла салат из свежих овощей, отодвинула.
— Степа, ты чем-то расстроен?
Она заглянула ему в глаза. Он забыл, как она умеет пытливо на него смотреть.
— Нет.
Он ничем не расстроен. С какой стати ему расстраиваться? Баб, что ли, мало на свете?
— Степ, давай поедем ко мне, — предложила Влада, покосившись на остатки шашлыка. — Я тебя нормально покормлю.
— Мне на работу надо.
Высадив ее около дома и снова влившись в поток машин, Дробышев пожалел, что не остался с ней. Работа может подождать, а злость и тоску Влада точно помогла бы снять.
Ему пришлось остановить машину минут через двадцать. Он остановился, прижавшись к тротуару и недолго посидел, наклонившись к рулю. Ему стало страшно, что он действительно мог остаться у Влады, и тогда его жизнь кончилась бы. Этого он Тане объяснить бы не смог.
На работу Дробышев приехал злой, но совершенно успокоившийся. Он знал, что ему нужно делать.
Удивительно, но после ухода Степана Таня опять быстро заснула. А вот проснувшись в половине четвертого, заснуть уже не смогла. Не хотелось ничего, ни спать, ни вставать. И жить не хотелось.
Ольга Петровна заметила, когда в Таниной жизни появился Степан. Заметит ли она, что Степана больше нет, вяло подумала Таня, заставив себя встать, когда прозвенел будильник.
Ольга Петровна ничего не заметила, рассказывала про внуков, про дочь. И другие не заметили.
День тянулся нескончаемо долго, но все-таки кончился. Недаром какой-то древний мудрец уверял, что все когда-нибудь кончается.
Думать о предстоящем вечере не хотелось.
«Выпью снотворного и лягу спать», — обреченно решила Таня, поднимаясь в лифте на свой этаж.
Двери лифта поехали в стороны, и она остановилась, потому что пройти к ее квартире не было возможности. Около ее двери стоял стул, а на стуле сидел Степан с планшетом в руках.
Он посмотрел на нее снизу вверх, лениво поднялся, подошел и устало спросил:
— Как поработала?
— Нормально, — кивнула Таня.
Кажется, он хотел ее обнять, но передумал и предположил:
— Это все из-за Влады?
Таня вздохнула, по-старушечьи покивала головой, отвела глаза.
— У тебя с ней все продолжается.
— Нет, — зло ответил он.
— Степа, перестань! У тебя с ней…
— У меня с ней все кончилось еще до тебя!
Этажом ниже хлопнула дверь, послышались голоса.
Они оба напряженно замолчали. Зашумел лифт, голоса отдалились.
Степан хотел что-то сказать, но передумал, обнял ее наконец, и Таня поняла, что он устал и измучился. Ей стало жаль его и жаль себя, и она тихо заплакала, уткнувшись носом в его свитер.
Все остальное он говорил потом. Он говорил то, чего Таня так долго ждала, и недавняя ревность казалась ей глупой и совсем давней, ненастоящей.
— У меня с Владой ничего нет и никогда не будет, — говорил Степан, прижимая Таню к своему плечу. — И вообще, я не хочу больше о ней слышать.
— Но ты же занимаешься ее делами, — возразила Таня.
Лежать на его плече ей было неудобно. Она поерзала, переместилась головой на грудь. Подумала и, приподнявшись, посмотрела на него сверху.
— Больше не буду, — пообещал он и улыбнулся.
— Почему?
— Потому что твое спокойствие для меня дороже.
Теперь он знает, что она ревнивая дура. Ужас!
Таня снова легла и мрачно сказала:
— Нет уж. Помогай ей дальше. А то ее убьют, а я буду виновата.
— Не убьют.
— Степа, я хочу, чтобы ты продолжал заниматься ее делами. Я правда этого хочу. Она мне ужасно не нравится, но я точно знаю, что, если ты сейчас ее бросишь, мы оба с тобой будем виноваты. Это будет непорядочно, понимаешь? Ты ведь и сам лезешь в ее дела, потому что бросить Владу одну сейчас просто непорядочно. Правда?
— Не знаю, — честно сказал Дробышев. — Мне все время кажется, что меня дурачат. Только я не пойму, кто.
— Кто? — глупо спросила Таня.
— Да не понимаю я! И это мне не нравится.
Он нахмурился, и она снова легла ему на грудь.
— Тань, ты больше не дури, — попросил он. — А то я умру. От инфаркта.
— Инфаркта просто так не бывает, — улыбнулась она. — У тебя здоровое сердце и еще много лет впереди.
— У нас много лет впереди, — поправил он. — Без тебя мне ничего не нужно.
— Степа, — Таня помолчала и вздохнула. — Ты меня любишь?
Этого нельзя было спрашивать. Это совершенно неправильно. Нужно было ждать, когда он сам скажет. А теперь он будет думать, что она ему навязывается.
— Я без тебя жить не могу. — Дробышев покрепче ее прижал правой рукой. — Я вчера попробовал, и мне не понравилось.
Нужно было радоваться, но Таня отчего-то опять заплакала. До сегодняшнего вечера она не плакала очень давно и думала, что навсегда разучилась это делать.
Дана позвонила, когда Влада ненадолго задремала. Утренняя поездка утомила. Это плохо, это говорит об общей усталости. Раньше Влада ничего утомительного в поездке не нашла бы.