— А с чем еще-то связывать? — недовольно буркнул Дробышев. — В упор из пистолета рядом с домом тети…
— Сейчас из-за компромата не убивают, — твердо заявил журналист. — Смысла нет. Нет никакой гарантии, что информация не продублирована. Это не секретные чертежи времен Второй мировой.
Инна резко отвернулась к стене, и журналист быстро сказал:
— Простите.
— А из-за чего убивают? — хмуро поинтересовался Дробышев.
— Из-за денег, — объяснил Александр. — Убивают всегда из-за денег. Почти всегда, в девяносто девяти случаях из ста.
— Деньги могут быть связаны с компроматом, — мягко предположила Инна Ильинична.
Журналист развел руками — все может быть.
Разговор практически ничего не дал. Дробышеву стало жалко потраченного времени и захотелось вернуться на работу, к не желавшей включаться установке.
Журналист распрощался, Инна заперла за ним дверь. Дробышев подошел к окну, посмотрел на грязный после зимы двор.
Александр появился из-под козырька подъезда, подошел к припаркованной рядом машине, уехал.
Марку разглядеть было невозможно, но точно не «Жигули». А цвет просматривался хорошо, журналист уехал на коричневой машине.
Вообще-то, Влада не любила никого приглашать домой, предпочитала встречаться в кафе. Психолог бы, наверное, объяснил, что она боится вторжения в личное пространство. Влада ничего не боялась, просто после любого чужого человека хотелось взять тряпку и протереть всю квартиру, включая дверные ручки. Наверняка давали знать себя какие-нибудь комплексы, но эти комплексы Владе не мешали, и она с ними не боролась.
Сиделку звать в кафе было невозможно, девка наверняка начнет переживать, что Влада за нее платит, бояться выпить лишний глоток кофе, а Владе было необходимо, чтобы сиделка чувствовала себя свободно и информацией делилась охотно. Пришлось звать домой.
Господи, какой ерундой она занимается! Ясно же, что у Людки с Егором никаких дел быть не могло, а о том, чтобы она стала в него стрелять, и говорить нечего. Но с сиделкой встретиться все-таки стоило, тем более что особых усилий Владе для этого прилагать не пришлось.
Наверное, она задремала, потому что звонок в дверь прозвучал резко и неприятно громко. Влада посмотрела в глазок. Ничего опасного за дверью не было, а Владе отчего-то стало страшно.
Сиделка оказалась такой, какой Влада ее и представляла. Пухленькой женщиной под тридцать с мягким немосковским говором. Сиделка повесила куцую курточку на вешалку, достала из необъятной сумки войлочные тапки, переобулась, ласково и заискивающе улыбнулась Владе.
Сразу стало ясно, разговор получится.
— У меня недавно погиб муж, — печально объяснила Влада.
— Царствие небесное, — быстро перекрестилась Галя.
Влада вздохнула, помолчала, словно собираясь с мыслями.
— Свекровь совсем плохая…
Галя сочувствующе кивнула — понимаю.
— С ней нужно просто быть днем. По вечерам дома муж, а днем она одна.
— Я и приготовить могу. — Сиделка украдкой обводила взглядом картины на стене, Владу это забавляло. Вообще-то, картины хорошие, у Егора было много знакомых художников, что-то ему дарили, что-то продавали. Но барахла Егор не брал даже в подарок.
— Это прекрасно. — Кухарка свекрови наверняка не нужна, но Гале лучше этого не знать. — Только, знаете, я с ней еще не разговаривала, сначала решила с вами поговорить. Вы сейчас у кого-нибудь работаете?
— С девочкой маленькой сижу. Но это ненадолго, только до конца недели. Там у мамы срочная работа появилась, она все время за компьютером, а ребенок мешает.
— С маленьким ребенком и без компьютера с ума сойдешь.
Галя улыбнулась, согласно кивнула — с детьми нелегко.
— Я завтра позвоню свекрови, и, думаю, с понедельника вы сможете с ней работать.
— Спасибо вам. Сейчас с работой плохо.
— Ну вами-то все довольны, вы без работы не останетесь, — ободряюще улыбнулась Влада и предложила: — Пойдемте пить чай.
Кухня-столовая на сиделку тоже произвела впечатление, все-таки Егор молодец, понимал, как нужно оборудовать собственное жилище. Впрочем, с его деньгами это не трудно. Это без денег создать уют — большая проблема.
Влада предложила сиделке на выбор с десяток чаев, посоветовала простой китайский, безо всяких добавок.
— Как у Люды мама? — доставая чашки, спросила Влада. — Сейчас все нормально?
— Нормально, слава богу. В таком возрасте воспаление легких — это нехорошо.
— Это в любом возрасте нехорошо, — грустно улыбнулась Влада.
Чай был действительно отличный. Влада предпочитала кофе, но и чай отпила с удовольствием.
— У вас медицинское образование?
— Конечно, — заволновалась Галя. — Я медучилище в Харькове окончила. Только там уж совсем мало платят.
— На Украине сейчас тяжело, — посочувствовала Влада и опять перевела разговор на то, что действительно интересовало. — Люде повезло, что она вас нашла.
— Ой, она такая хорошая женщина! — Галя подалась к Владе через стол, глаза у нее сделались круглыми. — Вы знаете, что ей пришлось пережить?
— Нет, — покачала головой Влада. — Мне казалось у них счастливая семья. Обеспеченная.
— Это сейчас они обеспеченные! А раньше, мне Людина мама рассказывала, они чуть не голодали. Она со своей пенсии детям на молоко давала. Илья работу потерял, у него такая депрессия была! А Люда, представляете, и с детьми возилась, и с ним. Заставила взять себя в руки. Теперь у них все хорошо. Сильная женщина.
— Вы у них долго работали? — Влада подвинула Гале коробку конфет. Сладкого сиделке стоило избегать, но это Владу не касается. Ее дело предложить.
— Да нет. С семнадцатого марта до прошлой среды. Подолгу только с лежачими работают. Или уж совсем со стариками. — Галя взяла конфету, съела, взяла вторую. Зря, за фигурой надо следить.
— Мы с друзьями шестнадцатого собирались, я еще удивилась, что Люды с Ильей не было.
— Я шестнадцатого вечером как раз знакомиться приходила. Знаете, — Галя замялась и даже потеребила скатерть. — Мне Люда сначала не понравилась.
— Почему? — удивилась Влада.
— Когда я пришла, она с кем-то по телефону разговаривала. Зло так говорила. Не грубо, а… зло. Теперь-то я понимаю, она нервничала очень. Дети, мама больная. Каждый занервничает. Я ее тогда сменила. Она ушла, а я весь вечер с ее мамой оставалась.
— Не представляю, с кем Люда могла зло разговаривать, — удивилась Влада. Зло Людмила разговаривала только с ней, до этого жена Ильи всегда казалась Владе довольно добродушной. Даже, пожалуй, излишне.
— Не знаю. По работе что-то.