В той истории Япония выбрала самое удобное время для нападения — когда они к войне были уже более или менее готовы, а мы — еще нет. Поначалу у меня была мысль, что неплохо бы разобраться с дальневосточным соседом году в девяносто пятом, когда они будут готовы к войне с Россией даже меньше, чем она к войне с ними. Но в результате свинского поведения китайцев военные действия, похоже, теперь надо постараться оттянуть до полноценного ввода Транссиба в эксплуатацию. А это значит — придется признать права японцев на Корею и Ляодунский полуостров. То есть никакого русского Порт—Артура, порта Дальний и вообще всей южной ветки КВЖД в этой истории, похоже, не будет. И, значит, Сергею Юльевичу Витте придется обойтись без многочисленных гешефтов, которые он там прокручивал. Но так как ему об этом ничего не известно, то он на меня и не обидится.
После получения сведений о своем возросшем богатстве я занялся просмотром проспектов фирм «Вестингауз» и «Сименс» на предмет решить, у кого первое время покупать материалы и комплектующие для систем зажигания двигателей внутреннего сгорания. Потому как калильные моторы, считай, свою задачу выполнили. Как они устроены, знали уже почти все интересующиеся, а сама конструкция была запатентована в ведущих европейских странах и в Америке. Люди не жалели сил на попытки их усовершенствования, и так как идея об искровом зажигании давно витала в воздухе, скоро следовало ждать первых хоть сколько–нибудь работоспособных образцов. А то ведь калильные движки все–таки были натуральным извращением — например, даже чтобы завести восьмидесятикубовый моторчик мопеда, который мы с Ники сделали для маман, требовался здоровый мужик и аккумулятор весом около пуда. Если у наездницы в пути глох мотор, то она вынуждена была возвращаться домой на педальном приводе. У дельтапланов все было еще хуже, так как их двгатели имели существенно больший объем.
В силу вышеизложенного скоро следовало ожидать появления хоть сколько–нибудь работоспособных искровых систем зажигания. Поначалу их совершенство и надежность будут отставлять желать много лучшего, и тут на рынок выйдет мой заводик, продукция которого будет отличаться от всего существующего почти так, как плазменная панель от телевизора «КВН» с водяной линзой. Естественно, мои устройства будут защищены патентами. Ни больших площадей под заводик, ни серьезных вложений не потребуется, ведь система зажигания на самом деле довольно проста. Это контактная группа с кусочком войлока для смазки и распределителем, если цилиндров в двигателе больше двух. К ней — небольшой конденсатор вольт на триста емкостью около пятидесяти нанофарад. Плюс бобина, которая давно существует под названием «катушка Румкорфа» и требует не очень значительных доработок в основном для достижения герметичности. Ну и свечи зажигания, они еще не изобретены, но скоро это произойдет и без меня.
Кроме того, пора ставить в Пиорате свою электростанцию. До сих пор он запитывался из Большого Гатчинского дворца, но это была явная полумера. Кроме того, напряжение дворцовой сети было очень странным — шестьдесят девять вольт постоянного тока. В чьем воспаленном сознании родился столь оригинальный стандарт, я не знал. Впрочем, из проспектов «Сименса» выяснилось, что параметры поставляемых электростанций индивидуально согласовываются с каждым заказчиком. То есть любой идиот, возмечтавший идти в ногу с прогрессом, мог установить напряжение и вид тока сообразно своим представлениям о прекрасном.
Пожалуй, работать лучше с «Сименсом», решил я по завершении просмотра. И это без всякого учета политических мотивов — у него вроде как и немного лучше, и дешевле. Вообще–то могло показаться, что серьезной причины экономить нет — миллиона долларов на свечно–катушечный заводик хватит с огромным запасом, у кого станки и материалы не закупай. И на электростанцию тоже уйдет не последнее. Однако я давно подозревал, что люди, начинающие после появления в их руках хоть сколько–нибудь приличных сумм сорить деньгами, состоятельными остаются недолго. Да, на нормальную электрификацию Приората и производство систем зажигания мне хватит. А вот на приличный завод по производству авиационных и автомобильных двигателей — нет. Даже с учетом еще одного миллиона, уже рублей, положенного мне сразу после совершеннолетия, до которого осталось ждать совсем немного. Тем более что я с согласия родителя уже успел тем миллионом слегка пользоваться, и сейчас на том счету какие–то жалкие восемьсот тысяч.
Я вздохнул. Неужели этот гадский Шахерезад действительно так спешил, что не смог выделить мне хотя полдня на подготовку, а лучше так и вообще дня три? Я бы за этот срок выяснил изменения котировок самых привлекательных в этом времени акций, выучил их и сейчас вместо одного жалкого миллиона имел бы десять, если не пятнадцать. Но — увы. Наверное, он боялся, что за такой срок я успею передумать. Без подготовки же я не то что курсы акций — периоды экономических кризисов назвать не могу! Кроме разве что великой депрессии, но до нее еще дожить надо, она начнется в самом конце двадцатых годов двадцатого века.
Коротко звякнул зуммер, что означало «внимание!». А потом два раза вспыхнула крайняя правая лампа на табло над дверью. Таким сигналом мне сообщали, что в Приорат прибыл великий князь Михаил Александрович, наш самый младший брат.
То, что Георгий ни в каких наших с Ники сначала играх, а потом проектах не участвовал и вообще рос довольно–таки отдельно от нас, я рассматривал как свой совершенно явный косяк. Лень было немного потрудиться и заинтересовать парнишку? Вот теперь и получай — у него Сандро в лучших друзьях, ибо свято место пусто не бывает. Георгий собрался связать свою судьбу с флотом, из–за чего последние полтора года он зачастил к дяде Алексею, генерал–адмиралу, а сейчас вообще смотрит ему в рот. И дяде Володе, то есть великому князю Владимиру Александровичу — тоже. Так вот, свою ошибку я понял и повторять ее еще в отношении Михаила был не намерен.
В Приорате Михаил учился. Я читал ему курс основ физики и механики, а Николай Морозов преподавал математику и историю западной Европы. Надо сказать, что в его изложении она выглядела на редкость непрезентабельно. Что ни война — то сплошные предательства и грабежи. Что ни король — то или дурак, или подлец. Из пап каждый второй развратник, а каждый первый сребролюбец и властолюбец. Более того, из–за усилий инквизиции там даже сейчас трудно встретить красивую женщину. Сказывается отрицательный отбор — три века подряд красивых жгли как ведьм. Я специально попросил читать Михаилу историю именно Николая, ибо более или менее представлял себе его убеждения. Ну только мне еще не хватало, чтобы и из Михаила вырос англофил! Пусть хоть черносотенец — и то будет лучше.
Часа через два уроки у Морозова закончатся, и Мишка поднимется ко мне. Пора, пожалуй, просвещать его насчет законов Ньютона.
Однако сразу до них дело не дошло, да и потом Михаил слушал меня не очень внимательно Дело в том, что он вломился в кабинет столь поспешно и со столь воодушевленной физиономией, что даже не знай я его совсем, все равно догадался бы — что–то случилось. Михаил это сразу подтвердил:
— Алик, а ты знаешь, что нашел Николай Александрович в своей дальней комнате?
Надо сказать, что Морозов уже не являлся, так сказать, узником совести. И вообще никаким узником, ибо полгода назад родитель подписал указ о его помиловании ввиду перевоспитания. Однако покидать свое трехкомнатное узилище в моем подвале бывший арестант не спешил.