— Да, Александр, я, кажется, верю, что вы хотите начать борьбу за более справедливую жизнь нашего народа, — сообщил мне Морозов. — У вас сейчас, может и против воли, но выражение лица такое… одухотворенное, иначе не скажешь.
Тьфу! Вот так Штирлицы и палятся, подумал я. Хорошо хоть собеседнику до папаши Мюллера далеко. Но все равно, надо держать себя в руках, а то ведь может хватить ума и у отца в кабинете размечтаться. Ладно, сегодня надо съездить в Питер, поговорить с полковником Секеринским насчет документов для господина Льва Александровича Корина. Потому как слово «марксизм–коринизм», в отличие от предыдущих вариантов, будет смотреться весьма солидно. А фамилию Ананьев можно будет потом к какому–нибудь троцкизму пристегнуть. Лучше, конечно, к теории о постиндустриальном обществе, но до ее появления мне никак не дожить. Зато я наверняка доживу до сегодняшнего вечера, когда в Приорат придет Маришка Некрасова. Ой, да что же это со мной творится–то, люди? Сходить, что ли, к Боткину, попросить каких–нибудь успокаивающих пилюль…
Глава 29
Внук кайзера с двумя сестрами и тремя десятками сопровождающих лиц прибыл в Россию в самом конце восемьдесят седьмого года, если считать по нашему календарю. Или в самом начале восемьдесят восьмого, если по европейскому. То есть люди отпраздновали Рождество у себя в Берлине или Потсдаме, а теперь приехали продолжать гульбу в России. Вильгельм явился один, в смысле без жены, которая недавно родила ему пятого сына и, сославшись на не до конца восстановившиеся после родов силы, предпочла остаться дома. Прибыли гости на коротеньком поезде, состоявшем из паровоза и четырех вагонов. Как объяснил мне Вилли, это был личный поезд самого кайзера, который в силу преклонного возраста уже никуда не выезжал. Да, вот на таком действительно можно гонять! Это не тяжеленный состав Александра Третьего. Правда, немцам на своем поезде удалось доехать только до Варшавского вокзала, потому как европейская колея там и кончалась, а для поездки в Гатчину гостям был подан почти такой же, но наш поезд.
— Мать была против нашего визита, но дед настоял, — сообщил далее Вильгельм. — И вот тут еще какое дело, довольно щекотливое. Дед сказал, что не исключает свадьбы как Николая с Маргаритой, так и тебя с Софией, но решить вы должны сами. Как относится Ники к Маргарите, я знаю. А вот как ты к Софии, можешь честно сказать? Я ей все–таки брат.
— Ну, если для блага России, то мне по силам и не такое самопожертвование, — дипломатично ответил я. — Как у нас говорят, в жизни всегда есть место подвигу.
— Понял тебя, — усмехнулся Вильгельм. — Значит, все проще. Дело в том, что София этим летом, на праздновании золотого юбилея правления королевы Виктории, познакомилась с греческим кронпринцем Константином. Не знаю, насколько у них все серьезно, но мать уже обсуждала с ней возможность брака. Правда, дед против, но…
— Ясно. Спасибо, Вилли, ты у меня просто камень с души снял. То есть София не обидится, если мои знаки внимания ей окажутся близки к необходимому минимуму, ниже которого будет уже просто неприлично?
— Нет, она тебе даже будет благодарна, — заверил Вильгельм.
Он, ясное дело, еще не знал, что уже в этом году ему предстоит стать сначала кронпринцем, а потом и кайзером. Это знал я. Точных дат вспомнить не удалось, но явно оба эти события произошли в первой половине года. То есть до них оставалось совсем недолго, что придавало визиту Вилли особую ценность. Так как я развлекаться не больно–то любил и не особо умел, то все рождественские праздники гостей опекал в основном Ники. Он таскал их по каким–то великосветским гулянкам и водил в театры, а я только покатал Вильгельма с сестрами на буере по расчищенному льду Серебряного озера. Кстати, этот буер построил Циолковский, причем почти без моих подсказок, только с финансовой помощью, а то он собрался было от бедности сооружать что–то уж совсем примитивное. Оказывается, Константин Эдуардович уже строил буер в Боровске, это была вторая модель.
Разумеется, не обошлось без экскурсии в Приорат. Там, между прочим, на вполне законных основаниях сидела Маришка — Петр Маркелович уже неделю как оформил ее своей личной секретаршей, и две наши дамы–стукачки потихоньку шушукались — мол, седина в бороду, а бес в ребро. Гостям показали кое–какие новинки, включая аргонную сварку, а вечером, когда мы Мариной наконец–то остались одни, она вдруг заявила:
— Бедная девочка! Кто же это над ней так издевается?
— Ты о ком?
— Разумеется, о Маргарите. Природа и так ее слегка обидела в смысле внешности, а тут еще эта ужасная прическа, скрывающая все достоинства и выпячивающая недостатки.
Да уж, моя–то милая не имела никаких причин обижаться на природу. Но, кстати, сама она тоже не шла на поводу у моды, если эта самая мода ей не подходила. Действительно, сейчас женщины старались носить высокие прически, открывающие уши. Некоторым они шли — маман, например. Но Марина была пострижена примерно как Вереш, только волосы еле заметно вились и были немного короче. А Риту, тут я был согласен, общепринятая прическа просто уродовала. Лицо под пирамидальным сооружением на голове казалось квадратным, а ничем не прикрытые уши торчали в стороны, как у Чебурашки. Ужас, короче, а не девушка. Может, помочь брату привести его любовь в более или менее привлекательный вид?
— Не знаешь, где в Питере или в Гатчине смогут ей помочь?
— Знаю, — огорошила меня Маришка. — Здесь, в Приорате. Наверное, подойдет комнатка, соседняя с твоим кабинетом, там как раз есть большое зеркало. Ты разве не знал, что Людмила — очень хороший дамский мастер? На дому работает, но туда лучше германскую принцессу не водить. И с макияжем она девочке поможет. Посмотри — я, по–твоему, плохо пострижена? А ведь это ее работа.
А в самом деле, только сейчас сообразил я. Людочка от природы была ничуть не красивей Риты, но выглядела всегда гораздо привлекательней, несмотря на внушительные габариты. Так, может, действительно попробовать?
В Большой Гатчинский дворец я явился к полуночи, но Ники еще не спал.
— Куда ты пропал? — вопросил меня брат.
— Искал человека, который сможет сделать из твоей Риты красавицу. И нашел, между прочим.
— Как?
Я вкратце объяснил.
— Говоришь, эта твоя мастерица сможет гарантировать результат? Но только у меня к тебе будет просьба. Не можешь сам это Рите предложить? А то мне неудобно.
Ну да, понятно — заявлять своей избраннице, что она страшна, аки смертный грех, и это надо хоть как–то поправить, все же не очень прилично. Пусть этим брат занимается, один черт все уже знают, что его манеры оставляют желать лучшего.
И, значит, следующим утром сразу после завтрака я пригласил Риту прогуляться вдоль озера, где незамедлительно перешел к сути проблемы:
— Дорогая Рита, вы, конечно, весьма красивы. Но не желаете ли стать просто прекрасной?
Бедная мартышка аж споткнулась и упала бы, не подержи я ее.