Соколиный рубеж - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Самсонов cтр.№ 45

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Соколиный рубеж | Автор книги - Сергей Самсонов

Cтраница 45
читать онлайн книги бесплатно

После смерти Шумахера командиром эскадры назначен был Реш. Если бы в нашей стае была «демократия», мы бы единогласно избрали его же.

– Ну и как он вам, Герман? – Реш глядит на меня понимающим взглядом – он еще год назад, в безмятежном, счастливейшем августе, был так же сумрачен, говоря: эти русские будут нас убивать, мы сильнее, но мы не бессмертны, как бы в это ни верилось, как бы явственно ни ощущалось.

– Он остался живым, – пожимаю плечами со значением: «этим все сказано». – Я уж было совсем разуверился, что когда-нибудь это скажу, но, по всей видимости, мы столкнулись с чрезвычайно одаренным человеком. Это решительно противоречит нашей расовой теории, но зато не вступает в разлад ни с теорией Дарвина, ни с представлением о Божественном промысле.

– Ну что ж, поздравляю, – усмехается Реш, зная, чем я питаюсь – Наконец-то вы встретили сильного русского. Поздравляю вас всех, господа. Эти красные черти, полагаю, из тех, кто сумел выжить на протяжении всего сорок первого года. Слабых мы сожгли сразу, а эти остались. Только самые сильные в их воздушном питомнике. Они прошли естественный отбор, который мы устроили иванам, и теперь представляют угрозу много большую, чем изначально. И если мы не перережем их сейчас, то через год придется начинать сначала. Оставшись живыми, они воспитают других, молодых, и это будут новые дивизии – с чем, с чем, а с поголовьем у русских все в порядке. А нам, в свою очередь, Герман, придется заняться вот этими… – Он задрал лицо к небу и кивнул на закат, как на завтрашний день.

С подкрашенного киноварью запада накатывает гул: восьмерка 109-х идет на обомлевшую Солдатскую – какие-то несомые бурливым Тереком плоты, какие-то бесхвостые птенцы, блуждающие широко и слепо, порывисто вихляя и подпрыгивая.

– Идут на штурмовку! Спасайте свои головы, ребята, сейчас эти кретины нас благословят!

С грехом пополам притершийся к грунтовке «мессершмитт» стремительно и неостановимо катится к огромному сараю далеко за концом полосы – и вот уже продавливает носом загрохотавшие дощатые ворота и молотит в сарайных теснинах винтом, с ужасающим треском врубившись в косяки замечательно чистыми новыми крыльями и едва не втянув под тесовую крышу антенну.

– Бог мой, где же их сделали?

– Одного из них сделал я. – На похоронно скорбном лице Реша проступает то жалкое и сострадательное любование, с которым все отцы от века глядят на единственных сыновей и последышей.

Вот они вылупляются из своих фонарей, точно из скорлупы, – неуверенность первых шагов по неведомой русской планете – белокурые, рыжие, черные мальчики, свежевыпеченные лейтенанты с горящими щеками и огромными глазами. Мы глядим на их новые комбинезоны, на блестящие высотомеры на скрипучих ремнях, а они, сбившись в кучу, обожающе смотрят на нас – настоящих воздушных убийц, о которых так много читали и слышали.

Реш в своей мятой ношенной форме и стоптанных трудовых сапогах – кочегар, а не великолепный командир самой страшной эскадры Восточного фронта – с неприязненным видом стоит перед ними, обшаривая всех и каждого взглядом барышника, выбирающего жеребцов:

– Привет, невинные детишки. Я майор Густав Реш, это гауптман Борх, который специально бросил все свои жалкие дела, чтобы полюбоваться вашей классной посадкой. Мы просто в восторге, и сейчас я потрачу пять минут своего драгоценного времени, чтобы вбить в ваши головы главные принципы жизни в моей Jagdgeschwader [34]. Вы прибыли сюда не потому, что рейхсмаршал решил, что без вас нам не справиться с красными крысами. Вы прибыли сюда на место восьмерых погибших немцев, на место восьмерых экспертов, каждый из которых имел по тридцать – сорок сбитых русских. До их класса вам… как до вершины Эвереста, и все они сгорели в небе заживо или вошли на глубину три метра в землю. Вы будете сидеть на их местах в столовой, вы будете пить из их кружек и есть шоколад, который они не доели. Вы понимаете, о чем я, сосунки? Вы понимаете своими цыплячьими мозгами, как вам придется постараться, чтобы дожить до следующей недели? Я не хочу, чтоб вы обгадились от страха прямо здесь, я хочу, чтобы с этой минуты вы делали все на пределе внимания. Скажу вам, как Господь Христос апостолам в Гефсиманском саду: живите здесь и бодрствуйте со мной. Скажите мне, зачем вам эти шелковые шарфы? Чтобы вы до кровавых мозолей не натерли себе шею о воротник, озираясь в воздушном пространстве, непрерывно вертя головой, непрерывно. Запомните одно простое правило: абсолютное повиновение. Атаковать только того, кого вам скажут, и только тогда, когда вам разрешат. За свою девственность не беспокойтесь – такие, как Борх и Баркхорн, позаботятся о том, чтоб познакомить вас с хорошенькой девчонкой, горячей, норовистой, но не слишком. Второе правило: здесь всем насрать на ваши звания лейтенантов. На земле я, конечно же, требую от своих людей полного соблюдения субординации. В небе все по-другому: каждый унтер для вас – царь и бог. Кому быть роттенфюрером в паре, определяется количеством побед, а не птичками на ваших свежих нашивках. Если я вылетаю на охоту с фельдфебелем, у которого больше побед, Rottenhund буду я, а не он, невзирая на все мои крестики. Если он сказал: вверх – значит, вверх. Если он сказал: живо домой – значит, живо домой. Это он посылает вас в задницу.

– Герман Борх, иди в задницу, – произносит отчетливо кто-то в строю, мечтательно рассасывая сладость этой фразы.

Оглушенные лопнувшей прямо под ногами шутихой, мальчишки поворотами голов на девяносто градусов неузнающе, ошалело озираются: кто смел?!

Не сдержавший смешка святотатец – белокурый юнец с голубыми глазами и презрительной ямочкой над подбородке – замер на островке средь отхлынувших, с неподвижной улыбкой выдерживая изумленные взгляды: ты кто?

– Я имею в виду, герр майор, что со временем… чисто теоретически… я бы мог так сказать. Вы же сами сказали: у кого больше сбитых. Так что если со временем я… чисто теоретически, – губы, дрогнув, ползут в совершенно бесстрашной улыбке, обнажая белейшую кромку зубов, – я бы мог послать в задницу Германа Борха. – Взгляд его переполнен раскаянием – совершенно прозрачной убежденностью в том, что он может меня обогнать. От него так и веет неведомо чем подкрепленным ощущением собственной силы и права господствовать.

– Ну конечно, малыш, ты обгонишь меня. Но не раньше, чем я превращусь в старика на больничной каталке. Или хочешь, чтоб я вообще не летал, пока ты не подтянешься? – Я смотрю на его пухлощекое, нежное, но и резко очерченное в подбородке и скулах лицо, красивое отчасти промтоварной, открыточной смазливой красотой, – с неумолимой силою породы в нем проступает мой отец: отцовский лоб, упрямый подбородок, рельефный рот потомственного гордеца.

Он смотрит на меня с проказливой улыбкой, как во все тридцать тысяч дней нашего детства, когда мы, голые, как дикари Майн Рида, забирались в чащобу Мюрицского леса, сооружали планеры из старых одеял и, коченея на ветру, боролись с высоченными обрывистыми волнами в лагунах.

Я знал о прибытии свежего мяса в эскадру, я знал, что он закончил школу в Ангальт-Цербсте и должен в скором времени отправиться на фронт, но не знал о его назначении в нашу эскадру. Знакомьтесь – Эрих Нахтигаль. Или попросту Буби, Малыш. Еще не оперившийся птенец, из которого вырастет черт знает что. Обаятельнейший вертопрах и ходячее, а вернее, летающее нарушение параграфа 72. Самолюбивое животное с моралью жеребца-производителя и в довершение вышесказанного мой единокровный младший брат.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию