Китаист - читать онлайн книгу. Автор: Елена Чижова cтр.№ 100

– Мать где? – спросил коротко, с порога.

– На кухне. Тебя ждет. Куды, грит, подевался? – племянник хмыкнул и ушел к себе.

«Этому хоть трава не расти. Опять, небось, залег, – он думал неприязненно. – Закатать бы его к черту, к дьяволу, в бараки! Работать хоть научится…»

Сестра плакала, приткнувшись к обеденному столу.

– От суки каки бесстыжие! Я им: он жа ветеран, кровь за вас проливал, ему ить льготы полагаются, гроб бесплатный, венок от вермахта… А они, ничо, грят, не знаем, документов нету, может, вы, эта, ваще. Да чо мы, грю, ваще? Фотка же есть, в форме, с товарищем со своим. Вместе типа служили. А они морды гнут: можа, форму-то купили. А я им: ага, в военторге, в войну типа всем продавали, иди да покупай…

– В форме? Так он… разве… в фашистской?

– Ну не в совейской же. Он чо – дурак? Был бы в вашей, неужто на стенку бы повесил?.. Говорила ить, просила как человека, сходи, оформись…

Он мучительно вспоминал фотографию, которую так и не успел подробно рассмотреть. Но теперь она будто встала перед глазами: «Нагрудные карманы на пуговицах…»

А в глубине кармана патроны для нагана и карта укрепления советской стороны… – внутренняя наружка пропела высоким голосом солиста пионерского хора.

– И чо?! Опять в кредит впрягаться?! – Отчаянный голос сестры толкнул патефонную головку: перечеркивая музыкальные дорожки, противно заскрежетала игла. – А куда денешься? За место заплати, могильщикам сунь, и этим, в морге, которые покойников раскрашивают. Такое нарисуют, фатера родного не признаешь. Про гроб я уж молчу… Ценник от пяти тыщ и выше.

– Гроб и за тыщу можно, – Ральф сунулся в дверь. Но, видно, на свою беду.

Сестра взвыла:

– Чо, больной на всю голову! Типа как у желтых? Во те, – выставила фигу. – Это тебя в таком-то пущай зароют. Я чо – нищенка! И дед твой, слава богу… Дед-то… – вдруг охнула и, распустив сложенную фигу, запечатала рот.

– Ты чо? – Ралька моргал недоумевающими глазами, но она только подвывала, мотая головой.

Он махнул племяннику: мол, нечего тут торчать, не видишь, мать переживает. Ральф скривился, но ушел.

– Да что случилось-то? Объясни наконец.

– У него, эта, конт в Нерусбанке… Забыла ить совсем. Из головы вон. Доверенность у меня. Надо было туда сперва. А уж потом в полицайку. Теперь сообщат… – она всхлипнула и ткнулась лбом в стол.

– Ну сообщат. Вот уж, право слово! Ты – прямая наследница. Через полгода все получишь.

– Хер я чо получу! У синих изымают. В доход го-суда-а-арства, подчисту-ую гребу-ут, – она плакала, противно кривя рот.

– Погоди рыдать! Надо сходить, попробовать… Вдруг еще не поздно… – он вспомнил полицаев, идущих по двору вразвалочку: не похоже, чтобы эти горели на работе.

– Да ты чо! – она крикнула звонко, по-птичьи. – Ферботен. Вон, у нас в офисе. Мутерша у одной откинулась. Она такая и пошла. Радовалась, дескать, успела. Дык ее жа и обвинили. Сама, мол, мутершу кокнула. Лишь бы наследством завладеть. Десятку впаяли. До сих пор сидит…

Он вспомнил заповедь своего великого Ордена: бороться против зла, защищая добро.

– А много там? – спросил осторожно, словно прощупывая почву, прежде чем сделать шаг.

– Где? – сестра оглянулась на дверь.

– На счете.

– Двести сорок… тыщ, – она шевельнула неверными, оплывающими губами, будто сама изумилась непомерности отцовского наследства.

– Ух ты! – он даже присвистнул. – Машину можно купить. Помнишь, ты хотела.

Всхлипнув в последний раз, сестра подперла щеку кулаком.

– Да хрен с ней, с этой машиной! Я ить до-олго потом думала. Когда с мола-то вернулись. Сдурели мы с ентими деньгами. То чашки, то тарелки. То люстру, то шкап зеркальный… Ну не будет у меня шкапа. На хрен мне этот шкап!

– А Ралька?

– Вырастет – сам заарбайтает. Руки-ноги есть. Не инвалид.

– А вдруг война?

– В смысле… на отмазку? – она оглянулась на кухонный телевизор, будто ждала подсказки: убьют, станет героем.

Но темный экран молчал.

– Конечно, вольному воля… Сама решай… Она смотрела с испуганной надеждой, будто не здешняя Люба, с которой его ничего не связывает, кроме сомнительного родства, а Надя – подруга его детства.

– Но на твоем месте я бы рискнул.

– А ты… сходишь со мной? Ральке хыть скажешь. Если меня, ну, типа… – она сложила руки крест-накрест. – А с Ралькой-то чо будет? – замерла, прислушиваясь.

Он не вмешивался: пусть сама взвесит. Это ее решение. Даже отвернулся. Но следил исподтишка, как в ней материализуется его мысль, становясь неодолимой силой.

– Так, што ли, лучше? – Надя вопрошала тихо и грозно, обращаясь не то к оккупационным властям, не то к самому захребетному богу, в которого, за неимением другого, верила. – Верчусь, как белка в колесе – и чо? – она растопырила локти и оперлась о стол свободными запястьями. – Што бует – то и бует. Моя жизнь проклятая, можа, хыть Ралька не повторит…

Не курица, точащая жалкие слезы. Тигрица, спасающая детеныша, – ходила по квартире, распахивала шкафы, что-то выхватывала и запихивала в сумку отработанной ухваткой опытного бойца, который – хоть среди ночи разбуди – вскочит и соберет разобранный автомат. Будто в мыслях своих, занятых обыденными делами, давным-давно приготовилась. К своей войне.

– Законов напринимали. Плевать мне на ихние законы…

С экрана телевизора на нее щурилась огромная гуттаперчевая рожа: то хохоча, то беззвучно морщась, чмокала мягкими щеками, разевая рваный рот.

– Ну вот, на первое время, – сестра застегнула молнию и приткнула сумку в угол. – Если чо, в полицайку снесешь. Ралька-то дурак, растеряется… Так. Доверенность, паспорт, – она порылась в другой сумке. – Ну, с богом типа.

Он думал, перекрестится. Но она подняла на него глаза, в которых еще минуту назад жили сомнительная любовь и подлинная надежда. Теперь будто обе умерли. В живых осталась только вера. Истовая, в его правоту.

IV

– Тут жди. На лавочке. Если чо, не было тебя. И знать ничо не знашь.

Он сел на скамейку, стараясь не думать о том, что будет дальше, когда она войдет в высокую дверь. Словно станет новорожденной. И ее снова украдут. Но теперь, когда здесь нет матери, некому будет бегать, расспрашивать: «Вы не видели, не видели?» – надеяться на мифическую цыганку, которую якобы видели на полустанке. Он поднял глаза к небу, словно где-то там – под низкими серыми облаками – уже летела ее маленькая неприкаянная душа.

Из стеклянных дверей выходили клиенты банка. Кто-то направлялся к машине, ожидающей хозяина, другие – к автобусной остановке. Он вглядывался, пытаясь прочесть по лицам. Но на их лицах ничего не отражалось: ни возмущения ее беззаконным поступком, ни сострадания к ее будущей несчастной судьбе.