Лихое время - читать онлайн книгу. Автор: Олег Петров cтр.№ 156

Первый раз Бердников загремел в кутузку в 1914 году, когда устроил в Чите вместе со своим дружком Василием Линковым «провокацию против правительства». Проще говоря, высказал своё не особо грамотное и, тем паче, изысканное на выражения мнение об объявленной войне с германцами. Получил за это год тюрьмы.

В 1918 году был мобилизован в Красную армию, но вскоре дезертировал, а потом скрывался и от белых. Тридцатилетним, в 1920 году вступил в партизанский отряд Лебедева, где вскоре, при реорганизации отряда в регулярную часть НРА, получил отпуск, просрочил его, фактически дезертировав, и умудрился попутно совершить… кражу гусей. Так и попал 27 апреля 1921 года в тюрьму молодой Дэвээрии на 10 месяцев. Был освобожден 28 февраля 1922 года, все так и есть. Но через 24 дня Бердников снова оказался за решеткой! За кражу коровы. И снова – везуха: неполный месяц спустя Бердникова выпустят «на поруки» по прошению односельчан из Кадахты. «Гумагу»-прошение организует теща Якова – Барбичиха.

В Читинской тюрьме, ещё отбывая срок за дезертирство, Бердников познакомился с кривым на один глаз мужиком – Коськой Баталовым, который, отсидев за кражу скота почти год и два месяца, вышел на свободу пораньше Якова – 18 марта. Когда Баталов готовился на свободу, Бердников дал ему несколько заветных адресков, хотя Коська не особо в них нуждался. Он еще с 1920 года водил знакомство с Мишкой Самойловым, уже известным читателю. От Мишки атаман Костя Ленков получил на тезку отличные ходатайства. И вскорости Баталов их закрепил в «делах».

Кстати будет замечено, Бердников давно знал Ленкова. Ещё в 1918 году они вместе занимались конокрадством. В 1919 году Яков, будучи проездом через родную деревню Ленкова – Куку, даже ночевал у него.

Итак, на свободе к началу мая 1922 года оказались два ленковских прихвостня, тут же активно кинувшихся в преступный промысел.

А в спецчасти Читинской тюрьмы в тощие папочки личных дел на отбывших тюремный срок уркаганов остались вшитыми стандартные бланки-листки, наполненные наивной верой в победу добра:

Надо думать, сильно трясясь от страха, дрожащими каракулями выводили Бердников и Баталов, уходя на свободу, свои подписи в этих торжественных обещаниях для пыльного тюремного архива.

Впрочем, царских генералов, давших «честное слово» не воевать против народа, помнится, вообще отпускали на все четыре стороны, не сопровождая сие расписками и «страшной» угрозой о возврате в тюрьму. Эйфория обладания властью часто порождает вполне умышленную жестокость, но иногда и чистую наивность.

4

Уроженец селения Мухор-Кондуй Беклемишевской волости Читинского уезда Николай Фёдорович Косточкин свою фамилию не любил. Переехав в двадцатом году в Читу и обосновавшись в Кузнечных рядах, он выхлопотал себе перемену фамилии, почему-то избрав хохляцкий вариант – Костиненко. Но как быть с односельчанами, с роднёй? В общем, блажь закончилась тем, что за новоиспеченным горожанином окончательно закрепились обе фамилии. В родном Мухор-Кондуе его кликали Косточкиным, среди читинских соседей – Костиненко.

Для Коськи Баталова он остался Коляшей Косточкиным, старым корешем по мелким кражонкам, уводу чужого скота и ограблениям одиночных путников на Витимском тракте.

В тот день, ближе к вечеру, в хибару Баталова нарисовался «товарищ по отсидке» Яшка Бердников. После освобождения он побывал у тещи в Кадахте, запасся там провизией и самогонкой. В общем, заявился щедрым собутыльником. А вскоре, словно особым нюхом обладая, на пороге у Коськи показалась нескладная фигура его давнего приятеля Кешки Крылова.

– Наш поклон доброму застолью! – по-петушиному тонко, заискивающе, протенорил Кешка, жадными глазами обшаривая давно не скобленную столешницу в полутемной и грязной, единственной комнатёнке, которая у Баталова была и за кухню, и за гостевую залу, и за спаленку.

Рядом с входной дверью в комнатёнке громоздилась закопчённая, полуразвалившаяся печка, кое-как выдержавшая минувшую зиму. Впрочем, Коське она зимою и не понадобилась – от морозов в централе, как известно, спасался.

В противоположном углу, справа от почти ушедшего в землю кривого окошка, была сооружена лежанка, на которой комом валялось видавшее виды лоскутное одеяло, серая подушка, набитая соломой, и старая вонючая доха – Коськин полный спальный набор.

Но эти тонкости убранства Кешку Крылова не интересовали. Всё внимание приковывал стол, посредине которого красовалась четверть, более чем наполовину заполненная мутной жидкостью. Бутыль с самогоном окружали ржавый чугунок с только что отваренной картошкой в мундире, объемистый ржаной каравай с отполовиненным краем, несколько мелких, сморщившихся от долгого хранения луковиц, облупленная глиняная миска с солеными огурцами.

На краю стола, хорошо заточенной финкой, Яшка Бердников резал розоватое сало и складывал толстые ломти на обрывок газеты подле чугунка с картохой.

– О, Кеха! – расплылся Коська Баталов. С Яшкой они уже успели пару раз «пригубить», поэтому Коська был весел и щедр, особенно на дармовщинку. – Заходи, гостем будешь! Яха, это Кеха. Свой в доску!

– Нащёт «своево» это мы ишо поглядим… – мрачно сказал Бердников. – Ну, раз пришел – сидай.

– Ага! – затрясся в пьяном смешке Коська. – Сидай, а то у нас сказывать по-другому – примета дурна.

– А как это по-другому? – непонимающе вытаращил глаза Кешка. Всего на миг вытаращил и – снова уставился на ломти сала, судорожно сглотив слюну.

– Как да как… Но ты, паря, даешь! – Коська снова захихикал.

– Кому скажешь «садись» – тот и сядет. В острог! – зловеще прогудел Бердников, облизал сальные пальцы, ухватил ими каравай и, прижав его к груди, щедро отмахнул финкой здоровенный ломоть.

– Но че, братаны, присядем да вздрогнем? Со свиданьицем! – выкрикнул Коська, двинув к ерзающему на сосновой чурке, заменяющей табуретку, Кешке жестяную мятую кружку с сивухой.

– Со свиданьицем! – тонко подхватил Кешка.

Яшка Бердников выпил молча, угрюмо поглядывая на новообретенного «братана», который налёг на сало, будто не жрал год.