– А что же пан Гжегош, Лидия – как они относились к вашим отношениям?
– Плохо относились. С паном Гжегошем мы вежливо сосуществовали, а Лидия устраивала мне сцены ревности, но я знал, чем ее успокоить.
– Полагаю, это была не настойка валерианы…
– Нет, не настойка. Это было именно то, о чем вы подумали.
– Представляю себе этот ваш отдых у моря: два господина имеют на перегонки одну мадам, а мадемуазель в перерывах исполняет для них вокализы и смущает изощренными желаниями – чтоб вы все были живы и здоровы! – на манер тоста провозгласил профессор Перчатников, потом вдруг посерьезнел и, вздохнув, завершил: – Извините, Тимофей Бенедиктович! Я просто как-то так… по-мужски, что ли, позавидовал вам, и упустил из вида, что все никак уже не будут живы и здоровы. Кстати, что стало за эти годы с паном Гжегошем и Лидией?
– Не знаю, – ответил я. – Пан Гжегош сидит, возможно, с клюкой на скамейке в парке и критикует нынешнюю власть в Польше, а Лидия, как и положено постклимакстерической тетке, ходит по салонам красоты. А, может, их прах уже удобрил землю, и…
– Первый вариант мне понравился больше, – перебил меня исследователь, – но коли речь пошла о потустороннем мире, ответьте мне на еще один крайне важный вопрос: вы в п о л н е уверены, что Агнешка окончательно и бесповоротно умерла тогда, тридцать лет назад?
Я сразу же собрался что-то сказать, но не смог. О чем он спрашивает, подумал я. Разве есть люди, которые умирают не окончательно и не бесповоротно?
– Это обнаружила Лидия, – сказал я после долгой паузы. – Она не дышала. А потом было следствие. Меня тоже допрашивали. Если следователям больше нечего было делать, как развлекаться таким образом…
– Смерть наступила от естественных причин?
– Говорили что-то о сердечной недостаточности…
– Вы были с ней накануне вечером?
– Нет.
– Следователь нашел этому подтверждение?
– Да. Я был гостем одной супружеской пары, кажется, из Мурманска. Или из Петрозаводска.
– Странно, – сказал задумчиво Перчатников. – Вам оставалось общаться два с половиной дня, а вы пошли в гости к какой-то супружеской паре из Мурманска или Петрозаводска. Может быть, вы навестили ее после гостей?
– Они жили в одном номере с Лидией…
– Но то цо? Лидия, судя по всему, была еще той шляйкой, и ее вполне могло не быть дома.
– Но она была дома, черт вас подери! Агнешка неважно себя чувствовала, – вскричал я и шлепнул больно по колену ладонью.
– А откуда вы это знаете? – быстро спросил допрашивальщик. – Вы что – туда заходили все-таки?
Он вскочил на ноги и пошел к столу – вроде как в укрытие. Выражение лица у него было противным, подленьким.
– Что вы хотите? – спросил я, потирая коленку. – Что вы хотите от меня?
Он сначала взял в руки объемную вазу и, вроде бы разглядывая причудливые узоры на ее боках, сказал громко и четко, как прокурор на заседании суда:
– Я хочу исключить вероятность того, что это вы ее задушили во время любовных утех. То есть, не в прямом смысле задушили, там бы асфиксию поймали, но, выполняя ее просьбу, поспособствовали остановке сердца. Не двигайтесь! Я нажму кнопку, и тотчас войдет охрана.
Обратно в кресло я не сел, а свалился, как мешок с мукой. Первое, что мне пришло на ум после короткой вспышки ярости: не собрать ли мне вещички и не дернуть ли отсюда, пока я не уменьшил количество отечественных профессоров минимум на одну единицу? Живой еще покуда профессор тотчас подал голос, точно знал, о чем я думаю:
– Глупо бросаться на меня и глупо уезжать, не пройдя и полпути. Мы пройдем весь путь и избавим вас от чувства лжевины.
– Вы меня избавите? – устало спросил я.
– Не мы – о н а, – сказал человек с той стороны стола. – Эльфы рано или поздно возвращаются сюда.
– И на здоровье, – одобрил я механически. – Только причем здесь Агнешка?
– Да притом, что она была к л а с с и ч е с к и м эльфом! – торжественно объявил Перчатников – будто козырного туза незаметно достал из рукава и бросил на стол. – Не верите мне, поговорите с профессором Ленхофом. Это он выдвинул и обосновал гипотезу, согласно которой легендарные, загадочные эльфы всего лишь люди с синдромом Уильямса. Теперь идите и выпейте чего-нибудь покрепче воды. А потом сыграйте в мою честь «Portreit of Jenny». Вы ее, конечно же, знаете. Она о девушке-эльфе. У меня есть запись Рэда Гарленда, но он играет для кого-то другого, а мне хочется, чтобы кто-то сел за фоно и сказал перед тем, как начать играть: «Исполнение этой композиции я посвящаю профессору Перчатникову». Сделайте это, Тимофей Бенедиктович! Поверьте, я этого заслуживаю.
Когда я выходил из его кабинета, то чувствовал себя постаревшим лет на двадцать. Мне никогда не нравился образ надутого и покрашенного в веселенькие тона презерватива на ниточке после того, как его прокололи, однако, на сей раз именно он и стоял у меня перед глазами…
Глава шестая
Вернувшись к себе в номер, я первым делом решил напиться, благо у меня в услужении еще пребывали два джонниных братца – номер пять и номер шесть, но пригубив стакан, отставил его, сам не зная, почему. Быть может, потому, что мне предстояло осмыслить сказанное профессором, хотя в этом случае напиться следовало тем более.
От тяжких раздумий временно спас меня Антип. Постучав в дверь и получив приглашение войти, он с порога еще спросил:
– Ну, что – были у профессора?
– Были, – ответил я, доставая второй стакан.
– И как…?
– Да никак, – сказал я, наливая. – Посоветовал нажраться, а мне что-то не хочется. А еще попросил исполнить для него «Portreit of Jenny» – вот эту, если забыли…
Я сел за инструмент и пунктирно обозначил тему.
– Говорит, что она о девушке-эльфе.
И в следующие несколько минут рассказал ему коротко о нашей встрече. Гость мой откашлялся и сказал:
– Все будет хорошо, Тимофей Бенедиктович. Диагноз поставлен, лечение назначено – скоро будете совсем другим человеком.
– Минуточку, – остановил его я. – Каким это другим человеком? Я кого-нибудь просил об этом? И почему вы обращаетесь со мной, как с больным – диагноз, лечение?
– Да я это так образно выразился! – попытался было оправдаться Деревянко. – Чего вас лечить – вас танком не собьешь.
– Нет, подождите! – не унимался я. – Перчатников собрался избавить меня от чувства лжевины. Он профессор чего – химии? Или это у него кличка такая в вашей банде?
– Он довольно известный психоаналитик, и…
– А звание у него какое – полковник медицинской службы Франции?
Антип покачал головой и произнес, глядя мне прямо в глаза: