ЧерноLove (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Камиль Нурахметов cтр.№ 24

– Ни в коем случае, что вы, что вы, доктор! Лечите здесь, я буду приносить передачи, я буду…

– Здесь, уважаемый, не тюрьма и не концентрационный лагерь, хотя на окнах решетки. Их кормят хорошо – и пищевые передачи здесь не принимают. А скажите, перед тем как вы привезли ее к нам, у нее была рвота после еды?

– Да! И много раз! Это такой кошмар! Это отвратительно! – быстро соврал сильный мужчина в джинсах.

– Хорошо! Подпишите бумаги, вот здесь и вот здесь! Отлично! Мы оставляем ее в больнице на неопределенный срок. Если вы захотите ее увидеть, то не раньше, чем через полгода! Отвлекать ее психику от лечения, нельзя! Лекарства и процедуры облегчат ее существование и стабилизируют состояние. Всего вам доброго!

– Спасибо, доктор! Огромное вам спасибо! Я вам так признателен! – суетливо отвечал сильный мужчина, продвигаясь к двери. Он вышел в тускло освещенный коридор и, сжав кулаки, подпрыгнул в тихо раздирающем восторге триумфатора. Он улыбался во весь рот, и перед глазами мелькнули лифчики стройных фигур, белый песок, прозрачная вода и бразильский блюз. Смахнув с лица признаки победы, сильный мужчина Александр направился к лестнице на выход в свое новое выдуманное будущее.

Через двадцать минут в кабинете номер 1, двое: сам главный доктор психбольницы и миловидная женщина в махровом халате пили ароматный чай, сидя в удобных креслах.

– Ну, как он отреагировал на письмецо? – спросила женщина в халате.

– Он счастлив – от того, что ты бесконечно больна! Ты ему не нужна, ты нужна мне, навсегда, потому что я тебя очень люблю! Никогда не мог предположить, что моя профессия поможет мне забрать чужую жену и сделать ее своей! Я купил два билета в Испанию, завтра начинается мой отпуск, и мы улетаем! Добро пожаловать в новую жизнь, мой дорогой, зимний кузнечик!

«– Ты ее любишь?

– Я… э-э-э!

– Судя по твоему ответу, ты даже не знаешь, что это такое!..»

(«В музее собственных чувств», 1985 г.)

Сигареты закончились еще ночью. Это очень плохо, когда заканчиваются сигареты и организм, издеваясь над каждой клеткой, трубит во все трубы одну и ту же мелодию «Дай… дай… дай!..». К зеркалу подходить не хотелось, потому что зеркало было честным и бескомпромиссным, оно показывало его лицо таким, каким оно стало за последнюю неделю. Лицо было болезнетворным, но без признаков какой-либо описанной и известной болезни. Почему-то хотелось вспоминать черта…

– Вот черт! – выпалил он вслух и отбросил пустую коробку «Мальборо» в сторону.

Смятая со злостью коробка много раз перевернулась в воздухе комнаты и, упав на пол, быстро закатилась под кресло, притаившись там и со страхом думая о мусорном ведре. «Неужели моя блестящая жизнь уже закончилась? – думала красная коробка. – Он выкурил все мои сигареты, и теперь мое место на помойке? Я не увижу больше огней супермаркетов и полок с моими близнецами? Ну и дерьмо, эта ваша жизнь, без сигарет!..

Он смотрел в потолок, изнывая от мысли, что никогда больше ее не увидит. Эта мысль не давала покоя ни днем ни ночью, ни во время пересмены дня и ночи, в общем – никогда… На столе у кровати стояла начатая бутылка коньяка, три не новых апельсина, старый швейцарский нож и разбросанные фотографии, где он и она вместе. Смотреть было больно на эти фотографии. Он помнил каждое мгновение тех секунд, когда был счастлив с ней. А теперь коньяк навсегда стал платком для глаз его Души. Он хотел повторения всего, что было и что пронеслось со скоростью опаздывающего локомотива, оставив в голове следы маленького собственного уютного счастья.

– Вот черт! – вырвалось вслух снова.

Форточка сильно ударилась, ведомая утренним сквозняком, и он вздрогнул. Утро. Снова пришло утро, как и тысячи раз раньше. Затем придет день, а мысли о ней не дадут ни жить, ни существовать, позволят только дышать, чтобы поддерживать тело в изнурительной памяти о ней, в экзекуции полного краха его жизни…

Он мечтал о ней всю свою сознательную жизнь. Он знал, как она выглядит, как одевается и что говорит. Он знал о ней почти все и искал, искал, искал… Нет, он не бегал с фонарем по улицам, как едва прикрытый туникой Диоген, он всматривался в лица женщин тысячи раз в день, уверяя себя, что однажды это произойдет. Из далекого детства, калейдоскопа картинок книг и прочитанной героики он помнил стандартную фразу: «Кто ищет, тот всегда найдет!» Она, эта фраза, как незакрытый родничок на голове у младенца, билась в его собственной голове, давая надежду на свет и силы на поиск. Он понятия не имел, как это начнется, где и когда, он просто верил, проживая свои собственные, единственные годы… 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41… Время принадлежало ему, и он тратил его на поиски своей единственной женщины. Легенда о своей половинке так охватила его мир, что он чувствовал ее на расстоянии. Он верил всей душой в ту самую половину себя, которая где-то есть и, наверное, тоже несчастна без него. «Что же делать? – всегда думал он и отвечал сразу: – Продолжать искать!»

Он лежал на кровати, неосознанно осматривая комнату, где его любимый запах собственной женщины упрямо стоял в воздухе, разрывая картинки их жизни на отдельные календарные листики, на отдельные рамки из цветных кадров… Он втянул ноздрями этот волшебный запах, закрыл глаза и ресницами прижал налитую слезу. Слеза была самостоятельная и готовая к выпуску наружу. Предательская реакция от Душ чувствительных людей, испытывающих правду изнутри? Соленая вода его Души вырывалась на свет из тьмы организма, потому что не могла иначе. Она подтверждала ему, что его Душа плачет за нее, единственную и любимую, на короткое человеческое навсегда! Слеза победила и, раздвинув ресницы, как лианы, устремилась вниз по щеке, оставляя прохладный след на коже. «Хорошо, что от слез не остается шрамов!» – подумал он. Уже пятый раз позвонил телефон, как будто сигнал из параллельных миров. Он звонил красивой мелодией оркестра Поля Мориа. Эту мелодию она подобрала ему, установив в мобильник. Каждый раз слыша эту мелодию, он мгновенно видел ее улыбающееся лицо и проникновенно добрые глаза, слегка подчеркнутые на верхнем веке. Она что-то говорила ему в лицо, он не слышал, он наслаждался ее голосом, ее теплом без прикосновений, он всматривался в ее мир и хотел туда же… за ней, бежать вместе… От нее бросало в жар, как в тот самый первый день их знакомства. Необъяснимое явление. Она рядом, и температура поднималась. Он часто задумывался, отчего это и как. А нужно ли было задумываться? Когда он прикасался к ее руке, его сердце получало сигнал от прикосновения и начинало метаться в груди, восторженно отстукивая какую-то незнакомую мелодию их прикосновений… Мелодия была проста, как все гениальное. Мелодия была настоящей от правды и любви! Она дирижировала им! Однажды он прислушался к ее руке и неожиданно заметил, что ее тонкий пульс впускает свою любовь через его кожу, в его вены, а затем в его сердце. Там что-то происходило, и невидимая, но ощутимая Душа вторила в унисон… раз-два… я люблю тебя… ты слышишь!.. Он научился держаться за ее запястье и, закрыв глаза, проникновенно направлял пульсацию в виски, ощущая ее любовь полностью, соединив сигналы Душ, сердец и вен… Он помнил… он помнил все до самых мелочей. Он помнил, как вчера, совсем случайно, он увидел на полу ее затерявшуюся булавку для волос. Он не поверил собственным глазам! Он поднял ее с пола и, сжав в кулак, прикоснулся к своей груди, осознавая, что этот проволочный кусочек держал ее волосы! Он помнил ее развивающиеся волосы в том осеннем парке… Она падала в груды листьев клена, а они задерживались в ее волосах, одновременно украшая голову. Он фотографировал ее и просил еще и еще падать в листья. Из двухсот семи фотографий получилась только одна… та самая, великолепная, невероятная, с космическим откровением святого мига. Ее поворот головы был божественен, уникален и неотразим. Она обворожительно смеялась и подброшенные ею листья клена в падении окружали всю ее фигуру, как в оранжево-желтом сеянии. Миг… это был тот самый, неповторимый миг для любого фотографа, который можно найти и поймать… найти… найти!.. Во вчерашнем сне он слышал из ниоткуда – «Так не бывает…», а эхо разрывало ему уши и вторило: «бывает, бывает, бывает!» Эхо давало надежду всем остаткам слов…