Семья Рин - читать онлайн книгу. Автор: Алла Мелентьева cтр.№ 7

Мы остались в Шанхае и прожили там следующие четыре года. За это время мы привыкли к тому, что война где-то рядом, но нас она не касается. Однажды Николя Татаров спас меня от китайских беженцев, которые чуть не разорвали меня, когда я, возвращаясь из школы, бросила булочку оборванному китайчонку. Они сбежались в один миг неизвестно откуда и стали клянчить деньги. Я чуть не упала в обморок. Мне стало плохо от вида окруживших меня нищих китайцев.

К счастью, это случилось неподалеку от нашего дома и как раз в это время к нему подъехал на автомобиле Николя Татаров, подвозивший Анну с какого-то благотворительного мероприятия.

Я помню, как Николя ловко разогнал пинками китайцев и прямо-таки вырвал меня из их рук.

Подбежавшая следом Анна тут же начинает меня отчитывать.

— Когда ты научишься себя вести, Ирина?! Не смей связываться с этими вшивыми китайцами! А то скажут, что и ты такая же!..

— Почему их так много… таких… таких?.. — не слушая сестру, бессвязно бормочу я, обращаясь неизвестно к кому. У меня еще кружится голова от шока, и я не могу точно подобрать слова, чтобы выразить какую-то сильно расстроившую меня мысль.

— Беженцы… — снисходительно поясняет Николя. — Японцы захватили часть Китая. К местным нищим присоединились нищие из провинций. Но нас это не касается. Мадемуазель, будьте поосторожнее с ними.

И, сразу забыв об этом инциденте, он поворачивается к Анне, чтобы продолжить какой-то разговор, который им пришлось из-за меня прервать.

В другой раз я, идя куда-то с Александром, видела, как китайский торговец не успел вовремя убрать свою тележку с товаром с пути проходящих японских солдат и японцы избили его, а тележку перевернули и разбросали содержимое. Говорили, что солдаты избивают китайцев на улицах показательно, для запугивания, чтобы выбить из них дух сопротивления.

Мы, жители иностранных концессий, не любили японцев, но они вели себя по отношению к белым довольно корректно и их влияние почти не ощущалось в нашей части города. Мы надеялись, что война быстро закончится, но она продолжалась и продолжалась.

В начале сорокового года мать и мы, повзрослевшие дети семьи Коул, стоим у могилы отца.

Отец умер от сердечного приступа. Его компания выделила матери пенсию. Мы стали жить скромнее. Наши планы на будущее поменялись. Теперь, когда отца не было с нами, отъезд в Америку был отложен на еще более неопределенный срок, хотя сотрудники американского консульства настойчиво рекомендовали нам покинуть Китай из-за ухудшающейся политической обстановки. Но как нам было решиться на отъезд? Мы считались американцами только по документам, никогда не видели Америки, и мать отнюдь не жаждала на старости лет куда-то ехать и вновь кардинально менять жизнь. Вполне возможно, мы так и прожили бы в Шанхае до сегодняшнего дня, если бы мировая история повернулась по-другому.

Александр и Лидия поступили в университет Аврора. Анна готовилась к сдаче экзаменов на лицензию учительницы. Я заканчивала школу.

Этот период взросления запомнился мне тем, что жить становилось как-то неуютно, словно удобное и обжитое, но замкнутое пространство детства стало то тут, то там расходиться по швам, а в прорехи моего мирка начал врываться извне холодный воздух реальной жизни.

Господин Евразиец стал намного чаще появляться в нашем доме, помогая привести в порядок дела, совсем разладившиеся после смерти главы семьи.

— А ты знаешь, что китаёза давно спит с нашей матерью? — спросила меня Лидия со своей обычной жестокой прямолинейностью примерно через полгода после похорон отца.

Она достаточно хорошо меня знала и отлично понимала, что это сообщение разрушит мое по-детски наивное представление о матери и ее отношениях с отцом. Лидии нравилось разбивать мои иллюзии и с грубым злорадством наблюдать, как я молча мучаюсь. На фоне не по возрасту искушенных сестер я всегда выглядела инфантильным мечтательным подростком. Ни Лидия, ни Анна не упускали случая безжалостно высмеять мою боязнь реальности.

— Это неправда. Это невозможно, — сказала я Лидии, имея в виду, что мать и господин Евразиец слишком разные и не могли бы найти никаких точек соприкосновения.

Лидия издевательски фыркнула.

— А кто, по-твоему, оплачивает наше обучение?

Только после ее слов я начала задумываться над тем, на какие средства мы живем. В самом деле, пенсии отца не хватило бы, чтобы покрыть все наши расходы.

— Как можно быть такой наивной? Все давно знают, что они любовники. Мать спала с ним, еще когда отец был жив, — добавила Лидия. — Два года назад я случайно подслушала под дверью, что они вместе вытворяли…

— Не надо мне это рассказывать! Ничего не хочу знать! — вскрикнула я с ужасом и отвращением.

Лидия грубо рассмеялась.

— Когда ты наконец повзрослеешь, дурочка? — сказала она.

Я была ошеломлена. Слова Лидии перевернули координаты моего мира, как будто раздвинулись декорации на сцене театра, аза ними обнаружились другие декорации, и не было гарантии, что за этими другими декорациями не найдутся третьи, четвертые — бесконечное количество. Моя простушка мать и невзрачный господин Евразиец сразу стали пугающе сложными и многомерными личностями. Мои брат и сестры стали сложными. Я тоже в один миг превратилась в сложную и непонятную самой себе.

Вопросы секса были табуированы в нашей семье. Я всегда считала, что мать интересуется только домашним хозяйством и нами, а она, оказывается, тайно изменяла отцу и вела себя как шлюха, когда оставалась за закрытыми дверями с господином

Евразийцем, и об этом, похоже, знали все, кроме меня, возможно, даже отец знал, но делал вид, что не знает, потому что «этот китаёза» покрывал его долги. А господин Евразиец в один миг превратился из тихого никчемного человечка в расчетливого и похотливого злодея, который держал нас всех на крючке, хотя нет, жизнь сложна, и даже злодеем я не имею права его называть, потому что он оплачивает наше обучение, и мы все, как выяснилось, живем за его счет, и, получается, мы не менее никчемны и расчетливы, чем он. А мои сестры и брат! Тоже хороши! Они все знали и продолжали вести себя как обычно, вместо того чтобы сделать хоть что-то, что вернуло бы ситуацию в русло приличий, хотя бы чисто внешне возмутиться, оскорбиться, высказать все в лицо матери и господину Евразийцу!

А как насчет меня самой? Способна ли я что-то поменять, добиться, чтобы мать разорвала эти порочные отношения? «Может, мне следует уйти из дому, порвать с семьей, забыть о ней навсегда и жить самостоятельно?» — размышляла я. Но в этом месте мои рассуждения натыкались на очень неудобные мысли о том, как я собираюсь жить одна и где взять денег, чтобы осуществить свой благородный замысел. Прокрутив несколько раз в голове этот план, я пришла к выводу, что гораздо легче закрыть на все глаза и оставить как есть. Я с горечью и стыдом поняла, что я такая же конформистка, как мои сестры и брат. Юношество из среднего класса ведь вообще всегда склонно к конформизму.