Семья Рин - читать онлайн книгу. Автор: Алла Мелентьева cтр.№ 18

Гримерная постепенно наполняется. Входит исполнительница индийских танцев. Она не индианка, а тоже русская.

Я знаю, что у нее громкая дворянская фамилия. Но фамилия не может прокормить, а индийские танцы могут.

Появляется еще одна русская актриса, которая только что приехала в клуб и боится опоздать к объявлению своего номера.

— Кажется, все-таки успела! Ох, ох, как я бежала! — запыхавшись, выдыхает она.

Я стараюсь держаться здесь как можно тише — мне не хочется привлекать внимание эмигранток к своему неполноценному русскому языку. На всякий случай лучше им не знать, почему в разговоре я пользуюсь только короткими общеупотребимыми фразами. Мы условились с Верой, что она будет подстраховывать, если кто-то попытается разговорить меня. Вера с ее болтливостью сороки обычно говорит за нас обеих и легко переводит внимание на себя, так что собеседник даже не замечает, что, начав разговор со мной, он каждый раз заканчивает его с Верой. Пока она рядом, мне нечего бояться.

— А это не твой кавалер дежурит у входа, Верочка? — спрашивает только что вбежавшая актриса.

Вера, занятая подсчетом полученных банкнот, услышав о кавалере, спохватывается.

— А! Су Линь! Мы же собрались сегодня в «Парамаунт»! — Она бросается переодеваться.

— Как у некоторых хватает сил танцевать еще и после работы? — удивляется Наташа.

— Но я люблю танцевать! Я люблю писать стихи, танцевать и… лошадей!.. — заявляет Вера и смеется вместе со всеми над своим бессвязным набором пристрастий.

— У Верочки, конечно, талант от Бога. Это видно сразу, недаром у нее столько поклонников, такой мгновенный успех…

Верочка наверняка станет звездой Шанхая, — неожиданно говорит девушка-псевдоиндианка.

Это громкое заявление сильно отдает завистью. Вера смущена.

— Ну что вы… Это вы зря. Все знают, что многие богачи приходят в кабаре пошвыряться деньгами. Сегодня они бросают конверты к ногам одной, завтра — другой. Это просто мода. Не стоит относиться так серьезно.

— Ах нет, надеюсь, это не так, — вмешивается актриса, пришедшая с улицы. — Все-таки, по рассказам, многие клубные танцовщицы нашли очень выгодные партии. Ах, если бы мне тоже найти покровителя… Для меня и моей малышки это единственный шанс вырваться из нищеты.

Неожиданно она поворачивается ко мне.

— Кстати, милочка, у вас ведь тоже интересный воздыхатель… Я заметила его недавно… Советую: обратите на него внимание… Кто знает, может, это тоже шанс…

Удивившись, я перестаю снимать грим, переглядываюсь с Верой. Практически у всех здесь есть поклонники, которые донимают актрис записочками и делают им подарки, но все они малоинтересны. В данном случае был упомянут «интересный» поклонник, что может означать среди танцовщиц богатство или влиятельность.

— У Айрини появился новый обожатель?!.. Кто же это? — интересуется Вера.

— Японец. Довольно высокопоставленный японский офицер. Мне его показал один знакомый в баре — его столик неподалеку. Так что — мои поздравления, Ирочка… — Женщина двусмысленно, но добродушно ухмыляется.

Все заинтересованы. Я шокирована.

— Японец? В самом деле?

— Как интересно… Ты слышишь, Айрини?..

— А… да… боже мой… Возможно, это какое-то недоразумение… — Я в совершенном замешательстве, не нахожу, что сказать, нервно улыбаюсь, развожу руками, качаю головой.

— Нет-нет, это не недоразумение. Уверяю вас: все так и есть… — говорит актриса, пришедшая с улицы. — Я специально наблюдала за ним, когда сидела в баре: он очень вами интересуется… Знаете, нет ничего забавней, чем наблюдать за взглядом влюбленного мужчины…

— Японец?.. Возможно, это неплохое знакомство, но… С ними следует быть осторожной — они сейчас хозяева в городе. Японцы могут быть очень жестоки, вы же слышали, наверное, о разных случаях? — замечает Наташа.

Я по-прежнему не нахожу слов для ответа.

Вера, спохватываясь, смотрит на часы.

— О, мне совсем-совсем пора! Айрини! Ты идешь?

Этим она спасает меня от внимания присутствующих.

Я и Вера выходим из клуба. Неподалеку фланирует Су Линь. Вера машет ему. Су Линь подходит, вежливо, как обычно, здоровается.

Вера окидывает взглядом Су Линя, оценивая, насколько он готов для «выхода в свет».

— Ну, мы пошли, — говорит она мне. — Может, и ты с нами?

Я улыбаюсь, отрицательно качаю головой.

— Нет, нет. Я в самом деле устала.

— Пора бы и тебе завести кавалера. Как насчет японского офицера, который, по слухам, наблюдает за тобой влюбленными глазами?

— Ну вот, и ты туда же! Не может быть и речи. Мне это совершенно не интересно! Не надо больше говорить об этом.

Вера просто дразнит, но все равно упоминание о японце выводит меня из себя. Как Вера может быть такой толстокожей? Неужели она не понимает, что все, связанное с японцами, может навлечь на меня, американскую гражданку, какое-нибудь непоправимое несчастье? Впрочем, она, конечно же, не понимает. У нее ведь нет американского гражданства. Она просто русская эмигранточка, с детства живущая на птичьих правах в чужой стране. Наоборот, из нас обеих именно я — та, кто только начинает понемногу соображать, что такое жить бесправно среди чужих людей в чужой стране.

Вера продолжает издеваться надо мной:

— Я заинтригована этим японцем. Кто бы это мог быть? Надеюсь, это не какой-нибудь круглолицый толстяк в очках. Вы бы смешно смотрелись вместе.

Когда ей надоедает развлекаться мыслью о моем японце, она вспоминает, что собиралась в «Парамаунт»:

— Ну ладно, нам пора. Су Линь, Айрини едет домой, найди ей рикшу.

Верный Су Линь говорит «да» и идет искать рикшу.

— Постарайся не игнорировать комендантский час, — говорю я. — Завтра в одиннадцать репетиция у хореографа. Если будешь клевать носом, можно считать, что деньги ушли на ветер.

— Ах, ну что такое недосып в нашем возрасте?! Нужно пользоваться молодостью, пока есть время!

Появляется рикша. Я сажусь в кабинку. Вера и Су Линь провожают меня и уезжают веселиться в «Парамаунт».

Я еду на рикше домой и думаю о войне. Эти мысли навеяны таинственным японцем, которого я никогда не видела, и, вполне возможно, его вовсе не существует, его просто выдумали русские танцовщицы, чтобы подразнить меня и удовлетворить свою жажду сплетничать. Я заранее боюсь этого японца, и одновременно мне хочется, чтобы он был. Образ японца состоит из страха и ненависти, это образ врага, захватчика, но где-то на самом примитивном уровне души он символизирует власть, а власть притягивает, завораживает меня, как любую молоденькую самочку, — и я борюсь с этим притяжением, как умею, делаю попытки перенаправить обрывки искушающих фантазий в размышления о тяготах войны и о том, что из-за клубного успеха позволила себе совсем расслабиться и забыть, что война-то продолжается, и все мои достижения иллюзорны, и радости жизни могут испариться в любой момент, а им на смену придут ужасы бездомного существования или лагеря для интернированных. Я обвиняю себя в бездумной расслабленности, в отсутствии готовности к неприятностям, хотя совершенно непонятно, как можно облегчить возможные беды постоянной готовностью к ним, ведь если уж они наступят, то готовься не готовься, а придется нести тяготы в любом случае. Однако психика услужливо подсовывает мне рефлексирование над неразрешимыми вопросами, чтобы отвлечь от самих этих вопросов и заставить выпустить пар в области доступных мне моральных оценок. И я усердно мучаю себя пустыми размышлениями о войне, потому что не знаю, чем еще можно унять приступ внезапного беспокойства перед неизвестностью.