Семья Рин - читать онлайн книгу. Автор: Алла Мелентьева cтр.№ 12

Однажды я вернулась из города, куда ходила по поручению, и застала всю больницу перевернутой вверх дном. Во дворе стояли грузовики. Пациенты были брошены на произвол судьбы, китайские работники исчезли, а американский персонал суетился, собирая личные вещи, под присмотром японских солдат.

Перепуганная, я начала было собираться в лагерь вместе с остальными, но очень быстро выяснилось, что по японским спискам я числюсь не американкой, а русской. Японцы позволили мне забрать пожитки и практически вытолкали вон.

Я растерянно стояла на улице с охапкой вещей, наспех завернутых в одеяло. Я смотрела издалека, как медсестры и врачи бредут к грузовикам. Моя грозная начальница, миссис Янг, неловко карабкавшаяся в кузов, когда ее подтолкнул, поторапливая, один из японцев, выглядела совсем не страшной и даже немного жалкой.

Грузовики стали отъезжать. Я побрела прочь от больницы, сама не зная куда. Мне снова надо было искать пристанище. Я бы предпочла лагерь бездомности.

Впрочем, целый год самостоятельной жизни не прошел даром и нанес сильный удар по моей буржуазной щепетильности. Я уже немного научилась пренебрегать условностями. Я пошла просить помощи у Татаровых. В конце концов, моя мать помогала их семье в трудное время — почему бы им не помочь мне, ее дочери? В своей прошлой жизни — до ухода «Розалинды» — я без колебаний отказалась бы обращаться с любыми просьбами к людям, чей сын предположительно должен был жениться на моей старшей сестре, но так и не женился, — но то было до ухода «Розалинды», когда мир был другим и мое место в нем еще позволяло мне задаваться вопросами приличий.

Справедливости ради следует отметить, что я пошла к Татаровым после того, как провела полночи на ступеньках небольшого спуска к реке. Это был грузовой спуск — без парапета, со ступеньками, не доходящими до уровня воды. Заснув на куче своей одежды, я склонялась все ниже и ниже к обрыву лестницы, пока какой-то прохожий не заметил меня и не разбудил до того, как я свалилась в воду.

Дворник Татаровых открыл передо мной дверь в особняк. Он знал меня, видел раньше, когда я бывала здесь в гостях. Теперь он разглядывал меня с сомнением, колебался, впускать или нет — но все же впустил.

Я пошла к дому через сад. Странно было видеть, что это место совсем не затронуто войной. Наоборот, в усадьбе были разные улучшения. Я вспомнила, что господин Евразиец как-то вскользь обмолвился, что война многих разоряет, но некоторых обогащает. Татаровы, видно, принадлежали к группе «некоторых».

Дверь в дом открыла юная — моего возраста — горничная с живым наблюдательным взглядом. Это была новая горничная, я ее не видела раньше. Я по-русски назвала свое имя и сказала, что пришла к Марии Федоровне.

— Пройдемте со мной, мадемуазель, — ответила по-русски горничная и повела меня в гостиную.

Я видела, что она то и дело зыркает в мою сторону.

— Подождите здесь немного, — сказала она. — Я доложу.

Она, похоже, хотела что-то спросить, но передумала

и вышла.

Мария Федоровна явилась довольно скоро.

Она с некоторой опаской вошла в комнату и настороженно вгляделась в меня с порога, не зная, чего следует ожидать от моего появления. Потом она подошла и всплеснула руками.

— Ирэн! Девочка моя! Что это? В таком виде! Боже мой! Что случилось?..

Воодушевленная сочувствием, я приободрилась и начала оживленно рассказывать свою историю, не обращая внимания на беспокойные взгляды, которыми то и дело окидывала меня Мария Федоровна.

Она ни разу не перебила меня и долго молчала, когда я закончила, — это был плохой знак. Но мне было нечего терять, и я прямо сказала ей, что мне некуда идти после того, как японцы разогнали баптистский госпиталь.

— Не можете ли вы помочь мне чем-нибудь, Мария Федоровна? — сказала я. — Вы ведь были с мамой подругами…

Мария Федоровна сделала беспомощную попытку что-то сказать, но ей это не удалось. Было видно, что она никак не может взять нужный тон для такой деликатной ситуации.

— Очень печально, что так получилось… Бедная Лиза, представляю, в каком она состоянии… — пробормотала она.

— Мне неудобно беспокоить вас, но я осталась совсем одна. Я не знаю, к кому обратиться. Я ночевала на улице сегодня.

Это был мой последний аргумент. Если и эти слова не смогут побудить Марию Федоровну что-то сделать для меня, то что вообще могло бы воззвать к ее чувству человечности?

Мария Федоровна, видимо, приняла какое-то решение и слегка оживилась.

— Погоди-ка… Погоди… Да, дорогая, — твое положение непростое… Дай подумать… — Она помолчала, а потом с видом человека, которому пришла в голову отличная идея, воскликнула: — А, вот что!.. Кажется, я знаю, что тебе нужно сделать!.. Есть отличный выход!.. Подожди-ка…. Я сейчас…

Она быстро вышла. В ее внезапном оживлении было что-то фальшивое, но я, помня о том, что манерам Марии Федоровны вообще свойственна аффектация, еще не оставляла надежды, что мне здесь помогут.

Мария Федоровна вернулась. В руках у нее был ворох каких-то бумаг. Она с торжествующим видом протянула их мне.

— Вот, возьми. Тут есть адреса благотворительных общин. Это то, что нужно, они тебе наверняка пригодятся. Там тебе обязательно помогут, тебе там не дадут пропасть. Надо же, какое несчастье! Ну кто бы мог подумать, что так случится!

Я недоуменно рассматривала то, что она мне сунула. Это были старые миссионерские листовки.

— С-спасибо, мадам, но…

Я хотела было объяснить Марии Федоровне, что эти адреса уже не могли пригодиться мне, потому что в Шанхае сорок третьего года не осталось никаких видов западной благотворительности, но она продолжала говорить быстро и настойчиво, не давая мне ни единой возможности вставить слово.

— Да, тяжелое сейчас положение… Но не только тебе одной тяжело, деточка… Если подумать — сколько сейчас нуждающихся — боже мой, боже мой!.. Как жаль людей! Но ты, девочка моя, главное, не стесняйся, в наше время человеку не дадут пропасть!.. Сейчас не то, что раньше, — столько всяких есть благотворительных учреждений!..

Продолжая говорить что-то еще с большой теплотой в голосе, она взяла меня под локоть и слегка потянула к двери. Я поняла, что здесь мне никто не поможет и нужно уходить.

— Кажется, Лиза очень дружила с Новиковыми — очень приличные люди, муж служит в охране, — почему бы к ним не обратиться?

Я что-то вяло пробормотала. Я была так подавлена, что у меня не оставалось сил объяснить Марии Федоровне, что Новиковы закрыли передо мной дверь еще в декабре сорок первого.

Мария Федоровна очень обрадовалась, восприняв мое бормотание как согласие с ее советом.

— Ну вот видишь! Значит, все в порядке! У тебя обязательно все утрясется. Главное — не падать духом.

На всякий случай она не отпускала мой локоть, пока мы не оказались за пределами гостиной. Распахивая дверь, Мария Федоровна чуть не сбила юную горничную, которая открыла мне дверь, — та то ли подслушивала, то ли собиралась входить.