Плешь Ильича и другие рассказы адвоката - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Ваксберг cтр.№ 70

На этом можно было бы поставить точку, если бы не еще один документ, который эффектно завершает многотомное дело, заменяя точку вопросительным знаком.

Вот это письмо, которое я, его публикуя, привел кое-как в соответствие с пунктуацией, писала, несомненно, сама Агнесса. Поскольку и следствие, и суд (дважды!) назначали производство судебно-психиатрической экспертизы (обе комиссии единодушно признали ее вменяемой), полагать, что у Агнессы помутился рассудок, я не могу. Нет для этого никаких оснований.

И между тем… В отличие от первого письма Подгорному, имевшему совершенно очевидную цель, ее второе письмо ни логикой, ни здравым смыслом объяснить, по-моему, невозможно. Специалисты — юристы и психиатры, — с которыми я держал совет, называли поведение Агнессы установочным, то есть опять-таки точно просчитанным, имевшим целью поддержать абсолютно провальную в данном случае линию защиты, избранную ею сразу и навсегда. Мне же кажется, что она просто вжилась в свою роль, которую ей так интересно было играть, где она чувствовала себя в своей тарелке и с которой невозможно было расстаться: все равно, что покончить с собой. Вжилась и окончательно поселилась на той сцене, которая дала ей возможность пережить бурный успех…

Она давным-давно уже, задолго до крушения империи и превращения Украины в «ближнее зарубежье», вышла на свободу и, я убежден, продолжала — возможно, совсем по-другому, в другой пьесе и с другими статистами — играть ту же самую роль. Ибо играть иную или вообще не играть уже не могла.

Так ли это на самом деле, мне не известно. Убежден лишь, что ни в Киеве, ни в Одессе никаких ее следов не осталось: разум не покидал ее и тогда, а сейчас и подавно. Недюжинные ее способности, богатая фантазия и неуемная энергия в новых условиях не могли не найти себе применения. Как раз сейчас самое время.

История, о которой пойдет рассказ, относится к рубежу шестидесятых и семидесятых годов. Хорошо помню потому, что человек, который мне позвонил и вовлек в это дело, был на какой-то службе в Чехословакии за год или два до известных событий, мы мимолетно с ним встретились там в какой-то компании и обменялись московскими телефонами. Прежде чем перейти к сюжету, ради которого он решил меня разыскать, довольно долго витийствовал про гуманную миссию танков, прошедших по Праге. Мы было вступили с ним в перепалку, и он разумно ее оборвал, боясь, что явно назревавший конфликт помешает исполнению его просьбы. Никакого отношения к подавленной незадолго до этого «пражской весне» она не имела, разве что нуждавшийся в моей помощи кадровый дипломат, за которого он хлопотал, тоже когда-то работал в Праге. Теперь, находясь уже на другом посту, за океаном, дипломат приехал в Москву провести свой отпуск, отдохнуть от трудов и забот, но вместо этого стал жертвой трагедии и ни за что не хотел возвращаться к месту работы, пока дело, которое возбудила прокуратура, не сдвинется с мертвой точки. Мне как раз и предстояло, так он считал, теперь его сдвинуть, хотя я сразу же понял, сколь эфемерны эти надежды.

Телефонный разговор с ходатаем не мог не повлиять на чувства, с которыми я встретил своего посетителя. Но с первых же минут нашей беседы эти чувства исчезли. Симпатяга нарочито спортивного вида (он и в самом деле был горнолыжник), блондин лет сорока, напрочь лишенный той советскости, которая за бугром отличала всех «наших», позволяя безошибочно их опознать в любой иностранной толпе, мой новый клиент сразу же располагал к себе застенчивой полуулыбкой и печалью в глазах. И еще — достоинством, с которым истинно воспитанный человек, оказавшись в беде, стыдится ее афишировать, не требует жалости и сочувствия, гордо неся свой крест.

Он никак не мог приступить к рассказу, путался, перескакивал с одного на другое и наконец сдался, доверившись тем бумагам, которые принес. Бумаги, при всей их казенной занудности, были красноречивее, чем посетитель, — оставалось только надеяться, что при исполнении служебных обязанностей он не столь косноязычен. Впрочем, чего уж над этим подтрунивать: сильные душевные потрясения у кого хочешь отнимут язык, а клиенты с бетонными нервами мне что-то не попадались.

Если очень коротко, то сюжетец выглядел так: жена дипломата (дадим ему имя: Алексей Рябкин) была убита невесть кем и за что, и следствие, беспомощно путаясь в разных версиях вот уже два месяца с лишним, не смогло подтвердить ни одну из них. Следственное производство со всей очевидностью превратилось в «висяк» (так на прокурорском жаргоне назывались тогда, да и сейчас еще называются, дела, которые нельзя ни закрыть, ни укрыть: висят над следствием и портят статистику), и уж если кто мог ситуацию изменить, то, конечно, не адвокат с его куцыми, по тогдашним законам, правами. Разумнее всего, да и честнее, по правде сказать, было не обнадеживать, а сразу отрезать — рад бы, дескать, да не смогу, — тем более что никаких обязательств перед болтливым рекомендателем я на себя не брал, а бесполезные хлопоты… К чему бы? Зачем? На дела куда поважней и то времени не хватало.

Сработала интуиция: не попался ли в руки крутой литературный сюжет? За видимой нестыковкой судеб и обстоятельств, покрытых к тому же завесою тайны, часто прячется зверь, который бежит на ловца. Выступать предстояло в качестве адвоката, но реальный интерес к делу проявил литератор. Так получилось, что сошлись они в одном и том же лице.