Кто Вы, "Железный Феликс"? - читать онлайн книгу. Автор: Александр Плеханов cтр.№ 243

После Гражданской войны была распространена практика сочетания чекистской работы с работой в хозяйственных учреждениях, что являлось выполнением решения Коллегии ВЧК от 5 марта 1921 г.: «Каждый более или менее ответственный чекист должен получить какую-нибудь работу в хозяйственных органах республики, совмещая эту работу с работой в ЧК. В каких хозяйственных органах должны работать чекисты, нужно распределить через Высший Совет Народного Хозяйства. Все это должно быть сделано с согласия ЦК ^[1859]. При переходе сотрудников ЧК в другие советские учреждения они не должны прерывать связь с ЧК, а, наоборот, всеми мерами помогать последним» ^[1860]. Изучив детально структуру того учреждения, в котором они работают, о всех замеченных недостатках и преступных деяниях регулярно сообщать в местный орган ЧК, поддерживая постоянную связь» ^[1861].

В общем — то это не было чем-то необычным. Сам председатель ВЧК-ОГПУ, оставаясь на этих постах, возглавлял сначала НКПС, а затем — ВСНХ. Его заместители фактически постоянно работали в различных наркоматах. Другие руководители одновременно трудились в местных советских и хозяйственных структурах. Даже после увольнения из губЧК (отделов ГПУ) их бывшие сотрудники были обязаны не прерывать связей с территориальными органами. После реорганизации ВЧК и сокращения штатов многие чекисты перешли на заводы и фабрики, в гражданские учреждения, вернулись в села и стали оказывать всемерное содействие чекистам.

При ведении борьбы с преступностью в сфере экономики одним из сложных вопросов были проблемы арестов и судов. С одной стороны, следовало наказывать совершивших преступление, с другой делать это с учетом положения переступившего закон, как это могло повлиять на работу учреждения или предприятия.

28 февраля 1920 г. Политбюро ЦК РКП(б) 26 января 1921 г. Дзержинский направил телеграмму всем губчека, особым отделам и РТЧК о том, что по имеющимся в ВЧК сведениям, местные органы ЧК производят аресты квалифицированных специалистов, работающих по важнейшим отраслям промышленности страны, обвиняя их в контрреволюции во время пребывания в белой армии, «чем парализуется налаживающаяся созидательная работа» и предложил «прекратить аресты специалистов по обвинению в «старым делам», также немедленно освободить специалистов, арестованных по вышеуказанным мотивам, под поручительство ответственных коммунистов, заинтересованных в работе» ^[1862], а 28 апреля 1921 г. его заместитель Уншлихт подписал приказ, в котором начальникам ТЧК было «предложено» при арестах специалистов проявлять особую осмотрительность» ^[1863].

На этом же настаивали и руководители наркоматов и партийных органов. Например, нарком продовольствия А.Д. Цюрупа прямо заявил, что нельзя ставить «карательную политику во главу угла», сам же Дзержинский считал, что «карательной системой нельзя нам аппарат исправить. Я придаю борьбе классовый характер, характер борьбы с частновладельческими инстинктами…». ^[1864]

Да и другие руководители ГПУ пришли к выводу о том, что существовавшая практика привлечения к суду за мелкие проступки и упущения по чисто формальным признакам наносила большой вред работе хозяйственных органов. Поэтому ими было предложено провести 4 апреля 1923 г. совещание с участием представителей НК РКИ, НКЮ и ГПУ под руководством А.Д. Цюрупы, на котором обсудить порядок привлечения к суду и следствию руководителей хозяйственных органов.

На более осторожном подходе при предании хозяйственников к суду настаивал председатель управления коммунистической торговли при СТО А.М. Лежава. В письме в Президиум ВЦИК 6 апреля 1923 г. он ходатайствовал о смягчении наказаний работникам государственной торговли, делая упор на том, что с увеличением судебных процессов растет и число правонарушений. «Выношу вполне определенное убеждение, — писал он, — что, уничтожая по приговорам судов отдельных, выдающихся по своему практическому уму и энергии преступников, мы вместе с тем убиваем в массе остающихся в живых честных и преданных работниках энергию, творчество и инициативу. Это страшно, ибо такой паралич, столь необходимой нам энергии, конечно, не ограничится кратким временем, но может стать глубоко разлагающим, психологическим фактором… наши репрессии прошли мимо своей цели, они взрывают нас самих. Жутко, что наши лучшие работники в своих чувствах и переживаниях так восприняли наш суд и наш закон» ^[1865].

«Несмотря на энергичную борьбу с хозяйственными и должностными преступлениями, — писал 2 декабря 1923 г. Дзержинский в Политбюро ЦК РКП (б), — число их ни количественно, ни качественно не уменьшается. Один за другим проходят перед судебными органами процессы сотрудников наших государственных] и. хозяйственных] органов в качестве расхитителей и растлителей народного достояния.

Результаты этих судебных процессов крайне ничтожны, ибо мы видим, что в тех же гос. и хозорганах, в которых только что была раскрыта «панама», атмосфера хищничества и бесхозяйственности осталась не изжитой. Главной причиной этого является то, что наш судебный процесс заражен неслыханной формалистикой и волокитой, а потому носит характер лотереи, где хищнику и расточителю предоставляется громадное количество шансов или остаться совершенно безнаказанным, или оттянуть репрессию на долгое время и тем самым ослабить ударность процесса, или, наконец, разводить процесс громаднейшим числом привлекаемых мелких сошек и мелких второстепенных подробностей и тем самым отвлечь от себя удар пролетарской кары.

Между моментом выявления преступления и вынесением приговора проходит столько времени, что самый процесс теряет свое значение и иногда в том же хозучреждении назревает новый процесс. К делу привлекается громадное количество лиц, в отношении каждого из них производится колоссальное количество формальностей следствия. Произведенное органами ОГПУ следствие по этим делам прокуратурой признается обычно только дознанием, не имеющим юридического веса — по нему следователи суда производят заново все следственные действия. Так происходит от начала следствия до слушания дела обычно около года».

Считая, что «только быстрая, непосредственно следующая за раскрытием преступления репрессия и при том репрессия, ударяющая в головку расхитителей, а не закапывающаяся в бесчисленное количество мелких сошек, может дать нам возможность действительной, продуктивной и реальной борьбы с должностными и хозяйственными преступлениями», председатель ГПУ предложил: одобрить настоящий документ, дать директиву Верховному суду и судам главных губерний (Москва, Петроград, Харьков, Киев), прокуратуре, и НКЮсту «в делах о хозяйственных и должностных преступлениях свести формальности до минимума с тем, чтобы дела слушались не позже чем в продолжении 1–3 месяцев со дня начала дела; предоставить по этим делам ОГПУ и его органам права следственного] производства; суду слушать эти дела вне всякой очереди в ударном порядке в специально подобранном для этого составе; не затягивать ведение дел по отношению к главным виновникам выяснением побочных обстоятельств и более мелких соучастников; просить ЦКК специально проследить выполнение данной директивы» ^[1866].