А если у тебя не одна лошадь? Кто способен накормить в лесу восемь сотен коней?
Зато теперь у армии великого Орея и великой Ящеры пропали заботы о еде. Заготовленного мяса с избытком хватит до самой весны.
К сумеркам сын Макоши поставил бревенчатый щит на ножки, приказал плеснуть водой из проруби, накидал сверху несколько шкур. И велел поливать сверху до темноты.
К рассвету мороз превратил сооружение в подобие огромной черепахи, сверкающей толстенным ледяным панцирем.
Смотреть на предстоящий штурм собрался почти весь лагерь. И, конечно, закутавшаяся в горностаевый плащ великая Ящера. Голову девушки оберегал от холода волчий треух, лицо до самых глаз она прикрывала обычной беличьей шкуркой. Рядом с дочерью Табити постоянно держались четверо воинов, готовые загородить ее щитами и собственными телами.
Скинув теплые одежды, полуобнаженный Орей, играя бугристыми мышцами, вошел под навес, напрягся – и понес его к городу.
Вперед выскочили несколько воинов, выставили щиты, не позволяя лучникам выцелить их бога. Однако смоляне отчего-то не стреляли.
Одолев две сотни шагов открытого пути, сын Макоши поставил навес у стены, перевел дух, вытянул топор и принялся мерно рубить бревна перед собой.
Горожане засуетились. Кто-то сразу кинул вниз факел, бесполезно зашипевший на ледяной корке, кто-то выпустил несколько стрел, что выглядело еще более смешно. Вскоре пришел стражник, несущий охапку хвороста, кинул вниз, рядом с навесом. Следом за ним появились еще двое. Но дойти до цели не смогли, обратившись в камень. Это превращение вынудило остальных смолян попрятаться, и атакующему богу больше никто не мешал.
К полудню Орей пробил достаточно широкий лаз, чтобы протиснуться через него внутрь стены. Там, в какой-то пыльной полутемной кладовке, забитой кулями из рогожи, его ждал великий Световид в кирасе и толстой меховой шапке, со щитом и длинной легкой палицей, утяжеленной наверху лишь небольшим железным шариком.
– Доброго дня, дядюшка, – кивнул ему сын Макоши.
– Это уж кому как, юный Орей, – покачал седой головой старик. – Мы что, будем драться здесь, как крысы в подкопе?
– Конечно нет, дядюшка, – отер лоб юный сварожич. – Стену я преодолел, теперь дело решит поединок.
– Тогда подходи к торгу, – сказал хозяин Смоленска, вышел наружу и крикнул: – Откройте ворота! Теперь они ужо без пользы, орейцы через лаз забраться могут. Пусть уж лучше по-человечески зайдут.
Вскоре два сварожича, сгорбленный старик и крепкий розовощекий юноша, стояли на площади у причалов, на коей летом горожане менялись товарами с варягами али с теми, кто еще придет из окрестных мест. Здесь собрались вперемешку степняки и смоляне, посматривающие друг на друга без особой радости. Горожане забрались на амбар, на стену, скифы щитами отжали себе участок земли у спуска к реке; заботливо окружили собой хрупкую фигурку в горностаевом плаще. Незнакомка настолько закуталась в меха, что наружу выглядывали только глаза.
– Миром, стало быть, мы не разойдемся, племяш? – последний раз спросил старик.
– Время колебаться вышло, дядюшка. Теперь я иду до конца, – ответил Орей.
– Тогда держись! – Световид сделал шаг вперед и ударил сына Макоши дубинкой. Тот закрылся щитом, ударил сам. Бог Смоленска тоже закрылся.
Некоторое время сварожичи кружили, оглашая окрестности грохотом. А затем вдруг выяснилось, что юный бог бил противника по щиту не просто так, а метился по ремням, стягивающим доски и каркас. И после десятого удара щит Световида стал просто-напросто рассыпаться. Верхняя доска отвалилась, нижние отогнулись и повисли на каких-то узелках.
– А-а-а!!! – Откинув бесполезные ошметки, Световид ринулся вперед, с размаху саданул по щиту врага. Орей отбил выпад, в ответ метнул топор в горло… Но в последний миг вдруг подвернул оружие, и удар случился плашмя, отбросив старика, вместо того чтобы отсечь ему голову.
Властитель Смоленска ругнулся, встал. Опять ударил с замаха, опять был отбит – и опять юный сварожич не решился закончить схватку одним выпадом.
– Да что же такое?! – Световид распрямился, развернул плечи, покрылся паутиной мелких трещинок, пятен, блесток и крепко застыл.
– Что… Это… – Орей не сразу сообразил, что его противник превратился в большую гранитную статую. Окаменел. Юный бог оглянулся на жену: – Ящера, зачем?!
– Ты ведь не хотел его убивать! – Хрупкая фигурка очень медленно двинулась вперед. – Так зачем? Камень – это не смерть. Пройдет год, два. Может, пять лет. Обиды ослабнут, вражда уйдет, и его можно будет снова оживить. Это же твой дядя. Вот сейчас тоже все изменилось, осада закончилась, и двух воинов, окаменевших на стене, можно вернуть к жизни. Надеюсь, их никто не сломал? Принесите обоих сюда!
Славяне встрепенулись, зашевелились. Несколько крепких мужиков побежали к внешней стене и вскоре вернулись, с трудом таща мраморные изваяния.
Никто и понять ничего не успел, как вдруг скульптуры обмякли, уронили хворост, закашлялись…
– Малонеж, родной мой! Милый! Живой! – плаксиво взвыл женский голос.
Второго ожившего друзья охлопывали по плечам и животу без истошных криков.
– Дозволь слово молвить, великий Орей. – Толпа расступилась, давая дорогу двум бородачам, одетым в похожие беличьи епанчи поверх поношенных курток. Оба лопоухие, широкогубые, большие носы походили на речную гальку. Вот только один был сед бородой и головой и вышагивал с посохом, а второй имел к белой бороде каштановые волосы и держался за железный топор за поясом.
– Со всем нашим уважением, великий Орей, – именно «каштановый» приложил ладонь к груди. – Не дело смертным соваться в дела богов. У вас с матушкой свои споры. О делах Свароговых, о планах вековых, о союзах меж богами и народами. Наши же помыслы – это погода хорошая в нужный день, дождик на огород, солнце под жатву; чтобы рыба ловилась, лодки не гнили, от порчи и немочи защиту получить, да от лесовиков оборону. Ну, и суд справедливый чтоб, коли споры решать надобно. А с кем-то из богов супротив других выступать… То, прости, не нашего ума дело.
– Вы получите покровительство в делах мирских и магических и защиту ратную от любой опасности, – пообещал юный бог. – От меня, как потомка рода сварожичей, и от супруги моей, как потомка рода Табити. Покровительство сразу двух богов, обладающих разными дарами, всегда лучше, чем одного! Ведь так, мудрый волхв? Однако, даруя покровительство, я сяду здесь и на окрестных землях! – сурово добавил Орей. – И имя Макоши отныне тут звучать не должно! Проводи меня в святилище, волхв.
Седой смолянин с посохом послушно склонился, повернулся, направился к воротам. Там, миновав скифский осадный лагерь, свернул в лесок, и уже за ним оба оказались в саду, зимой больше похожем на обгоревший скелет: из снега торчали редкие черные деревья с толстыми растопыренными сучьями без листьев и плодов.
Но деревья юного бога не привлекли. Походив меж ними, он быстро нашел высокий, в половину человеческого роста, окатый валун, лежащий на небольшом возвышении и окруженный глиняными и деревянными плошками. Урожденному сварожичу не составило труда узнать материнские эмоции в исходящем от молельного камня тепле.