Румянцевский сквер - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Войскунский cтр.№ 84

Из морга гроб вынесли четверо в бушлатах с номерами на груди и спине. Гроб, некрашеный, сколоченный из плохо оструганных досок, был закрыт крышкой. Его внесли в маленький автобус. В автобус, кроме Ларисы с Анкой, сели те четверо и еще двое в белых халатах поверх бушлатов. Один из этих, в халатах, долговязый и сутулый, все посматривал на Ларису, в его черных глазах как бы затаилась печаль.

Лариса, сидя на краешке скамьи, придерживала рукой крышку гроба, словно оберегая Сашу от толчков, когда автобус подпрыгивал на ухабах. Это было все, что она могла для него сделать.

Кладбище, утонувшее в желтой грязи, было огорожено проволокой. Тут и там над холмиками могил сиротливо стояли шесты с дощечками. Автобус подъехал к глубокой яме, сюда же подкатил газик, из которого вылезли начмед Иванов и давешний старший лейтенант.

Безмолвная похоронная команда вытащила из автобуса гроб и поставила на горку мокрой желтой земли на краю вырытой могилы. Оскользаясь в грязи, Лариса и Анка подошли к гробу. По знаку майора люди в бушлатах сняли крышку.

— О-о-о! — вырвался у Ларисы стон.

Сашу трудно было узнать: кости лица и сухожилия, обтянутые желтой кожей. Под запавшими веками проступали кружки глазных яблок, и казалось, будто в этих слепых глазах навечно застыли гнев и укор.

Лариса рыдала, содрогаясь от ужаса и жалости. Анка теребила мать за плечи, тихо говорила:

— Не надо, мама. Не надо. Не плачь перед ними.

Лариса прокричала сквозь слезы:

— Вы… вы убили его!

Начмед Иванов властно сказал:

— Прощание окончено.

Люди в бушлатах накрыли гроб крышкой, застучали молотками. Потом гроб на веревках опустили в яму. Лариса бросила комок желтой земли. Зэки быстро работали лопатами. Когда вырос небольшой холмик, в изголовье воткнули шест с дощечкой, в нижнем левом углу которой стоял номер 948. Лариса, увязая сапожками в мокрой земле, подошла и написала на дощечке шариковой ручкой:

Акулинич

Александр Яковлевич

1934–1970

Анка достала из сумки, из целлофанового мешочка букет красных гвоздик, купленный на вокзале в Москве, и положила на могилу.

Все было желто вокруг — только цветы красным взрывом. Пасмурное небо с бесконечно плывущими облаками источало смертную тоску.

Газик домчал Ларису с Анкой к той же ленкомнате. Майор Иванов, войдя следом за ними, протянул Ларисе бумажку. Это была справка о том, что заключенный Акулинич А. Я. умер от воспаления легких 18 марта 1970 года.

— Ждите здесь, — велел Иванов. — Водитель заправит машину и отвезет вас на станцию. Прощайте.

Он вышел. Лариса без сил опустилась на стул. Анка обняла ее.

Минут через десять раздался легкий стук в дверь. Вошел долговязый сутулый человек в белом халате и заговорил тихо и быстро:

— Я должен вам сказать. Я тоже заключенный, по образованию врач, работаю тут в больнице. Вашего мужа привезли в очень тяжелом состоянии.

— Что произошло с ним в лагере? — спросила Лариса.

— Не перебивайте. Мало времени. Он просил меня дать вам знать. Он писал какую-то статью или… ну, я не совсем понял, что-то о гармонии…

— Да-да!

— Ну вот. У них на лагпункте кум… ну, оперуполномоченный… потребовал у него сдать тетради. Ваш муж отказался. При шмоне тетради отобрали. Он объявил голодовку. Его посадили в карцер на пятнадцать суток. В карцере… это, знаете, без теплой одежды, в холоде… на штрафном пайке… да еще голодовка… Видимо, у него были слабые легкие. К нам в больницу его привезли, когда уже каверна… кровохарканье… Он умер от скоротечной чахотки.

Лариса закрыла лицо руками, содрогаясь от беззвучного плача. Печально глядя на нее, черноглазый врач-заключенный тихо сказал:

— Поверьте, искренне вам сочувствую. Но я должен был рассказать…

— Да-да, спасибо, — прошептала Лариса.

— Я пойду. Нельзя мне здесь… Всего вам хорошего.

Сильно сутулясь, словно стремясь стать незаметнее, врач вышел.

А вскоре без стука вошел старший лейтенант с большим пластиковым пакетом.

— Это вещи вашего мужа. Вот тут распишитесь в получении.

Лариса вытерла платком мокрое лицо. Заглянула в пакет, пошарила в нем.

— Должны быть его тетради. Где они?

— Никаких тетрадей нет. Были книги, но нам сообщили, что они переданы в КВЧ. В культурно-воспитательную часть.

— Бог с ними, с книгами. Но тетради вы должны мне вернуть.

— Повторяю: о тетрадях ничего не известно. Сейчас подойдет машина. Прошу на выход.

Было ясно: они ни на полшага не отступят от своего сценария. Лариса расписалась под каким-то коротким машинописным текстом. Вышли под моросящий дождь. Больше говорить было не о чем. Тот же газик покатил, выбрасывая фонтаны воды из-под колес, на станцию.

В Ленинграде Лариса рассказала обо всем Колчанову.

— Виктор Васильич, что мне делать? Как жить после всего этого?

— Надо продолжать жить, Лариса. — Они сидели в кухне, Анка хлопотала с чаем. — Просто продолжайте жить, — повторил Колчанов. — Можно я закурю? Я, конечно, во всем буду вам помогать.

— Спасибо, я знаю, Виктор Васильич. Но просто жить я теперь не смогу. У меня страшный камень на душе. Я чувствую, я должна сделать… предать гласности это… как убили Сашу…

— Лариса, я не советую. Милая Лариса, не надо, не надо! Вы не оберетесь неприятностей.

— Да, конечно… Вы правы… — Она повела голубыми глазами по потолку кухни, вздохнула. — А как у вас дома?

— Дела у меня неважные. С тестем не разговариваю, хотя он… В общем, неладно у нас… Спасибо, Анечка, — сказал он девочке, поставившей перед ним чашку чая. — По правде, я бы ушел из семьи, если б не дочка…

Прошла неделя, другая. Лариса ездила на службу, правила статьи, составляла макеты торфяной многотиражки — все это она делала механически, подобно роботу с заданной программой.

Но то, что жгло душу и заставляло сдерживать рвущийся вопль, оказалось сильнее инстинкта самосохранения. Через новых знакомых Лариса известила прессу, что намерена сделать заявление. Спустя несколько дней из Москвы приехал рыжебородый английский журналист, хорошо говорящий по-русски. К Ларисе его привела миловидная девица в берете, надвинутом на брови. Рассказ Ларисы о том, что произошло в Мордовии, бородач записал на диктофон.

Апрельским вечером Би-би-си передало репортаж под названием «Русского историка, диссидента Акулинича убили в мордовском лагере». Сквозь вой глушилок звучал взволнованный низковатый голос Ларисы. Репортаж был повторен в эфире несколько раз на протяжении недели.