Румянцевский сквер - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Войскунский cтр.№ 26

Надо уходить. Искать, пока не рассвело, дырку, щель в немецком переднем крае и прорываться к своим, к федюнинцам.

Шли осторожно, молча. Лес тут был вовсе реденький, где вырубленный, а где побитый огнем. Вскоре боевое охранение наткнулось на дзоты, соединенные траншеями, поодаль торчали длинные стволы гаубиц. Перекликались немцы-часовые. Десантники, незамеченные, обошли батарею широким полукругом. И опять наткнулись на дзоты. Только начали отползать назад, в лесочек, как поблизости вспыхнули красные высверки, звонко ударили пушки. А вот и привет от своих: в лесочке загрохотали разрывы ответных снарядов. Свистели над головами, полузарывшимися в снег, осколки. Ух-х! Тр-рах-прах-трах! Весело лежать под огнем своей артиллерии. А может, оно и лучше — не от немецкого металла, а от родного…

Меж сосен уходили куда-то вбок три немецкие самоходки, «фердинанды», продолжая вести огонь. Потом артиллерийская дуэль умолкла. Близко, близко были они, федюнинские позиции, — а как добраться?

Десантники оказались в боевых порядках противника. В самой гуще «Танненберга» проклятого.

Остаток ночи прошел в непрерывном движении. Около шести тот участок немецкого переднего края, вдоль которого пробирались, как призраки, десантники, вдруг ожил. Настойчиво строчили пулеметы, в темном небе быстро, жадно переплетались разноцветные трассы. Десантники залегли, наблюдая. С разгаром боя в их измученных душах всплывала новая надежда: наши пошли на прорыв…

Оглушающе звонко ударил орудийный выстрел. Один из чертовых «фердинандов» полз по редколесью, ломая кусты и деревца, его длинная пушка, развернутая к переднему краю, дергалась, извергая огонь и дым. Грузно оседая в снегу под тяжестью массивной башни, взметая из-под гусениц лесной прах, самоходка приближалась, разворачивалась грязно-белым боком.

— Связку гранат! — крикнул Колчанов. — Пихтелев, ты где? Есть у тебя гранаты?

— Четыре штуки, последние, — послышался спокойный голос Пихтелева.

Он, полулежа, связывал ремнем гранаты — одна была трофейная, с длиннущей ручкой, — затянул накрепко и пополз к самоходке, наперерез ее ходу. Ветер наносил на десантников облако вонючих газов, пороховой дым. Яростно работала, громыхала бессонная машина войны.

Колчанов не видел скрывшегося за деревьями, в сугробах, Пихтелева. Нетерпеливо, каждым натянутым нервом ждал, не сводя глаз с самоходки. Вдруг полыхнуло огнем у левого ее бока, грохнуло, повалил бурый дым. Ревел мотор, «фердинанд» остановился, кренясь, медленно крутясь вокруг разорванной гусеницы. Из люка полезли артиллеристы в черном.

— Огонь! — крикнул Малков.

В две минуты все было кончено. Но с немецкого переднего края, конечно, увидели гибель «фердинанда», вспышки автоматного огня у себя в тылу увидели. Из траншей повылезали темно-зеленые фигуры, наставив автоматы, пошли к горящей самоходке, в сторону залегших десантников.

Малков приказал отходить. Обессилевших тащили те, кто был покрепче, но — трудно, трудно уходить на обмороженных ногах от сытого неутомленного противника. Разбрелись по лесу. Тут и там вспыхивали перестрелки и рвались гранаты.

А бой на переднем крае, напротив, утихал.

Начинало светать, когда группа уцелевших десантников, шестнадцать полумертвых людей, вышла на лесную опушку. Перед ними простиралось заснеженное бугристое поле, источавшее промозглый холод, безмерную печаль. То было, очевидно, болото.

Мела поземка, начинался снегопад.

— Все, — сказал Василий Кузьмин и сел в снег. — П…ц. Дальше не пойду. Некуда идти.

— Поднимите его, — сказал Малков. В его голосе не было прежней властной твердости. — Двигаться туда. — Вяло взмахнул рукой вправо, вдоль опушки.

— Погоди, старлей, — глухо, почти невнятно сказал Цыпин, всматриваясь желтыми прищуренными глазами сквозь белую пыль поземки в противоположную сторону. — Щас я… само…

Он как-то боком, голову склонив на раненое плечо, побрел к бурелому, потоптался там, разгребая сапогами снег, потом махнул рукой: давайте, мол, сюда.

Приплелись. И увидели за нагромождением поваленных стволов, за путаницей веток — темный лаз, вход в землянку. Как его разглядел Цыпин рысьими своими глазами, понять невозможно.

По нескольким обледенелым ступеням спустились в землянку. Тут были доски настелены и вдоль одной стенки вытянулись нары. В углу валялись комья смерзшихся птичьих перьев, пустые бутылки с неразборчивыми эстонскими наклейками. Наверное, в мирное время живали тут охотники, били на болоте уток и прочую перелетную птицу. Об этом свидетельствовал и торчащий из сугроба неподалеку от землянки черный остов лодки, сгнившей от безвременья.

Ну Цыпин! Красный, можно сказать, следопыт.

— Отдыхать, — выдохнул Малков. И Колчанову: — Поставь часового.

Сам же сел на нары и, согнувшись, обхватил руками голову.

Десантники повалились на пол, на нары. Онуфриев, сибиряк с квадратным лицом, заросшим белым волосом, проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Ишь какие доски-сороковки настелили. Не жалко им, однако.

— Заступи часовым, Онуфриев, — сказал ему Колчанов.

Тот замигал белыми ресницами:

— Да заступить можно. Только не сдюжу я, сержант. Враз засну.

Колчанов обвел взглядом лежавших десантников.

— Ладно, спи. Через два часа разбужу.

И полез из землянки наверх.

Рассветало. Косо летел над болотом снег, и чудился в той стороне, откуда он летел, как бы тоненький прерывистый звук. Словно плакал где-то, жалуясь, ребенок. Колчанов навострил уши, пытаясь понять этот звук. Может, где-то гудели телеграфные провода, ведь так бывает. А может, вдруг подумал Колчанов, это плачет моя душа…

Он сел на хрустнувшую кучу веток, автомат положил на колени. Снег залеплял ему спину.

Ну да, плачет душа. Уже столько ребят полегло в здешнем лесу, в снегах. Вот и Пихтелев Семен… Когда на катере шли в десант — как он, Пихтелев, свою тихую речку вспоминал… еще название такое короткое… ну да, Оять… Душа у него рвалась на эту Оять, на рыбалку… Не вышел из боя… после того, как подорвал самоходку… Ах ты ж, Пихтелев, могучий метатель гранат… Отвоевался…

Где же ты, Вторая ударная?!

Сама не идешь, и к тебе не пройти…

А снег все гуще метет.

Вот так вот замело, завьюжило в конце дистанции, вокруг белым-бело, носов своих лыж не видишь, и лыжня постепенно исчезала, заметенная вконец. Да-а, сбился с дистанции, а ведь шел в тот раз на чемпионский результат… в юношеские чемпионы Ленинграда — полный был верняк, а вон как повернуло… «Что ж ты, круглая твоя голова, от Парголова свернул чуть не к финской границе?» Это Беляков Сашка сказал, а у самого во-от такая улыбка и красные уши торчком от сильной радости. Ну как же, ему-то подфартило, шел всегда вторым — и вдруг в чемпионы… «Ну ничего, — утешает. — Ты еще молодой…» А сам-то всего на полгода старше…